ДРУГИЕ РУССКИЕ
«Дети Северного Ветра
И путей его бескрайних…»
Вадим Штепа

Имперская историография – как царская, так советская и постсоветская – воспринимает феномен Новгородской республики как некую опасную аномалию, тревожный соблазн, крамольное указание на возможность ИНОЙ русской судьбы. Перманентный враг № 1 – Запад – оказывается, присутствует здесь, у нас, «среди берез», на восточно-европейской равнине, пусть даже в виде воспоминания, в виде призрака. И что самое страшное для апологетов Евразийской Империи – русские жили в этом Западе, причем счастливо, свободно и богато, были там ДОМА. Это был РУССКИЙ ЗАПАД. Оказывается, русские могут-таки жить не хуже шведов и немцев, безо всякой «достоевщины», плеточного «византизма» и «умом Россию не понять». И жили бы так поныне, повернись по-другому, успей король Казимир пособить отважной Марфе Борецкой…

Отношение «державных» историков к Новгородской республике примерно такое же, как у Совка к острову Крым в одноименной антиутопии Василия Аксенова. И сама трагическая судьба Великого Новгорода как до поры уцелевшей части домонгольской, аутентичной Руси, перекликается с фабулой аксеновского романа. Взять хотя бы такие детали, как промосковская группировка в Новгороде, выступавшая под «патриотическим» лозунгом «К Москве хотим!», и, соответственно, просоветский Союз Общей Судьбы на острове Крым. Ну и, конечно, летописная история новгородского «воссоединения» с Московией живо напоминает картины «воссоединения» аксеновского Крыма с «Родиной»: тупая и инертная мегамашина Империи равнодушно сминает самобытный, живой и красивый уклад, с «мясом» перелицовывая страну под себя. Московские наместники с их чиновным аппаратом смотрелись в Новгороде столь же дико, как и райкомы КПСС на «воссоединившемся» острове Крым; а зашедшие в новгородский кабак «промочить горло» московские ратники ощущали и вели себя так же, как советская «десантура», заскочившая в ялтинское бистро в конце романа. То есть они были иностранцами, русскоязычными, но иностранцами. Вокруг них был чуждый, но чертовски привлекательный мир. Который соблазнял, искушал, «морально-политически» разлагал, пробуждая фантазии об ИНОЙ жизни, ИНОЙ судьбе. О ВЫБОРЕ. И потому этот мир был обречен. Литературный остров Крым был закрыт от внешнего мира могучим телом советского авианосца, а исторический Новгород кончился после того, как по воле Москвы лишился своего Ганзейского двора. Иван Третий закрыл «окно в Европу», которое потом пришлось страшной, «азиатской» ценой прорубать Петру Первому. Питер, изначально замышлявшийся как новый имперский Рим, в действительности стал исторической реинкарнацией Великого Новгорода, и именно в этом, «ганзейском» качестве сегодня все громче заявляет о себе.

Да, спор Новгорода и Москвы далеко не окончен. Образ русского Запада возникает всякий раз, когда Империю постигает кризис и у русских появляется возможность обрести иной, более органичный формат исторического бытия. Наверное, не случайно, что именно в 1991 году вышла «централистская» книжка доктора исторических наук Ю. Алексеева «К Москве хотим. Закат боярской республики в Новгороде», которую я приобрел в новгородском краеведческом музее. Вот небольшой пассаж из нее, наглядно демонстрирующий нерушимость вековых парадигм государства российского – от московских князей до президента Путина: «Упразднение вечевого строя и посаднического управления в Новгороде сочеталось с коренным переустройством системы управления в новгородских погостах – отныне волости и села должны были быть как в «Низовской земле». Это означало подчинение погостской администрации не представителям новгородских властей, а ЛИЦАМ, НАЗНАЧЕННЫМ ИЗ МОСКВЫ». Вот откуда есть пошла власти вертикаль, подобно свае утрамбовавшая живое разнообразие и самостоятельность старинных русских земель (для наглядности вспомним участь послевоенной Восточной Пруссии, которая за считанные годы была превращена в типовую советскую провинцию).

И понятно, почему столь острой стала реакция апологетов тоталитаризма на прошедшее в начале января «Новгородское Вече»-2007. Они увидели, что в нашем лице сама древняя русская вольность, сама Русь бросила, наконец, РЕШАЮЩИЙ ВЫЗОВ их «исторической России» - по точному определению Петра Хомякова, имперской антинародной государственной машине. Знамя старинной «крамолы» поднято вновь!

И государственники в своих лучших традициях «взывают по начальству», шлют доносы-челобитные: Борис Межуев требует «загнать Русь в подполье», а известный писатель и историк Владимир Карпец, обличая «национал-оранжизм», пишет: «Мы утверждаем: страну поразила тотальная измена с самого верха до самого низа, что требует абсолютно адекватных мер». Слышите? МЕР! Какие же это меры, интересно? Новая кровавая баня в духе опричников Грозного? Показательные процессы над «диверсантами и шпионами»? Что ж, писателям-патриотам не впервой призывать к «адекватным мерам» в отношении «врагов народа» и «наймитов Запада». Как там сказал Солженицын о Горьком, посетившем Соловецкий концлагерь? «ОГПУ плечо о плечо с русской литературой»?

Апологеты рабства не чураются даже «расовой» аргументации. Патриоты-имперцы откровенно рисуют русских прирожденными, генетическими рабами. Так, В. Карпец провозглашает, «что в большинстве великороссов имеются примеси финно-угорской, тюркской и монгольской крови, действительно взывающих к отношениям «доминация-подчинение». «Другие русские» - не более чем фантазия интеллигентов Широпаева и Пожарского».

Нет, не фантазия, хотя бы уже потому, что и Широпаев, и Пожарский, и Штепа, и Хомяков существуют в реальности. И отнюдь не как исключение из общего правила. Были дерзостные новгородские ушкуйники, была Марфа Посадница. Были Степан Разин и Александр Антонов, еще совсем недавно, в 1920-21 гг, создавший почти рядом с Москвой, на Тамбовщине, настоящую крестьянскую республику под девизом «В борьбе обретешь ты право свое!». Были Андрей Курбский и Андрей Власов, которые, будучи поначалу частью Системы, сумели-таки решиться на русский Выбор, чем и заслужили особую ненависть полутатарина Грозного и кавказца Сталина. Были гордые поморы и вольное казачество со своей всегдашней неприязнью к чиновному Центру. Были упорствующие язычники и пламенные сектанты, беглые крепостные и богемные поэты, вся стихийная, народная Русь, извечная альтернатива «исторической России» с ее рабской мифологией, сочиненной церковно-патриотическими интеллигентами (зачастую нерусскими).

Михаил Пожарский как-то сказал, что существуют «Россия азиатская» и «Россия европейская» (я называю ее Русью). Я скажу, что существуют два разных русских народа. Это две разные концепции нашей истории, два разных психотипа. Они различаются как Совок и остров Крым. Один русский народ – безответное пушечное мясо Империи, а другой русский народ всю жизнь «заглушал удалью московский шум». Один терзается вопросом: «Тварь ли я дрожащая или право имею?», а другой спокойно и твердо отвечает себе же: «ПРАВО – ИМЕЮ». И таких – других – русских все больше и больше. Необъяснимым образом их генерирует неубитый дух новгородской вольности. Зримо формируется новое самосознание и даже новая этническая традиция. И это неизбежно кончится тем, что действительно возникнут две разных страны: Россия и Русь. Разных по генезису, по концепции истории, по форме и содержанию. Причем вторая может оказаться даже больше первой – русские регионы, способные образовать свою, Русскую Конфедерацию, протянулись от Калининграда до Владивостока. По существу это будет много Русей, т.е. Многорусье, напоминающее полицентрическую домосковскую Русь, состоявшую из самобытных и самостоятельных субъектов.

И надо сказать, что именно Северо-Запад, Санкт-Петербург, несущие харизму Новгородской республики, геополитически близкие к странам «ганзейской» ойкумены, способны инициировать этот процесс. Важно лишь осознать, что мы, «дети Северного Ветра», властны творить не только историю, но и миры.