| 2:24a |
'
У того бога, который создал это,
есть лопасти своей мысли
в вагине, в глазах, в животах, в отдельных волосках
волос,
в вилках, во всех книгах, тетрадях, в безделушках,
в тяжелых блюдах и наполненных плеврами
глубинах естества.
Как хрусталики жизни, что плещут из-под тугой
розоватой корки, прорастают
на гладкой поверхности.
Но человек не хочет умирать.
Не хочешь, даже зная, что это случится.
И лучше остаться жить.
Но человек, поднявшись на цыпочки,
начинает видеть, как шевелятся
заросли живых растений.
И по-своему причастна к пьяному творенью,
спящая, знойная, вздувшаяся, в короне знаков
их гениталий и нив,
тьма здесь, как соты, богата
существованьями.
Не останавливайте симулякров, хлещущих поверхность,
жертвы сиамской охоты,
в пещерах пола
не тревожьте спящих до срока - в конце концов,
все кончится там, где начинается смерть.
В просветах двери
развитой нервы - артерии сети квартир,
которая смыкается со странной грибницей
в брюшке
бездомного мира,
желтый блеск луковицы, несущейся в круговороте.
Здесь не помогут ни иглы иголок, ни серебро скальпеля,
слишком много здесь племен,
столетий и тысяч,
чтобы заколоть.
Здесь можно только слушать и смотреть.
- Жизнь, ты скоро узнаешь об этом.
О розовом зверинце, о жалких зверях
живущих в нем.
Они неутомимы, как мельницы.
Соткав себе тело из
звуковых единиц,
они путают в вышине дороги,
называя свои цели.
Они - эполеты:
хвастаются своими наградами.
Они - совы:
жужжат, переползают с дерева на дерево,
согнувшись в три погибели,
подслушивают,
они наводят, куда нужно,
сигналы
знаками на карте.
Юпитеры питаются страхом и паникой,
не останавливают симулякров
и теряют свой блеск,
только когда прекращают дрыгаться в поле
жизни,
где происходит всякое. |