Прежде, чем перейти к последнему этапу творчества Розановой, давайте сделаем шаг в сторону. Он нужен чтобы показать ещё одну сторону её жизни и творчества, которая обычно остаётся в тени, и отдать должное самой Ольге, чтобы она не воспринималась как очередной последователь Малевича. Как я уже писал в прошлой части, кубофутуризм широко открыл двери чистому творческому началу художника, но при этом всё равно остался привязан к объектной тематике, что налагало ограничения как на автора, который получал хоть и широкий, но ограниченный набор элементов, так и на зрителя, пытавшегося привести видение художника к привычному, или хотя бы доступному себе образу. Поэтому избавление от объекта, лежащего в основе произведения, и использование чистых мысленных форм, беспредметности, стало логичным следующим шагом, и Розанова его сделала.

Сделаю ещё одно отступление. Мы привыкли к советскому, а теперь и мировому размаху культурной жизни, равно как и к некоторой цеховой изоляции людей искусства: отдельно художники, отдельно писатели, отдельно поэты и т.п. Поэтому когда погружаешься в культурную жизнь Серебряного века, то одним из первых открытий становится осознание того, насколько узок был круг творческих людей, и насколько тесно были переплетены и жизни, и работы творческих людей того времени. Не только художники искали новые средства выражения, этим занимались и писатели, и поэты, и музыканты. Последние экспериментировали с политональной и атональной гармоникой, сдабривая её микрохроматикой. Писатели изобретали неологизмы, поэты избавлялись от смысла слов, оставляя их лишь как звуковой элемент языка.

Композитор Михаил Матюшин совместно с поэтом Алексеем Кручёных, одним из создателей «зауми» создал первую футуристическую оперу «Победа над солнцем». Матюшин же являлся и основателем общества «Союз молодёжи», в котором со временем Розанова стала играть одну из ведущих ролей. Поэтому неудивительно, что она пересеклась с Кручёных и начала совместно с ним работать. (А что близки они стали и чисто житейски, то это просто повезло). Заумные стихи Кручёных и Хлебникова органично дополнялись абстрактными коллажами Розановой.

Вот один из примеров беспредметной иллюстрации в книге, которую оформляла Ольга. Здесь нет никакого сюжета, просто аккуратная работа с композицией и цветом. Оцень спокойная палитра на аналоговой триаде, без резкого контраста. Классическая композиция на третях и половинках, вертикали дают устойчивость, замкнутые на вертикаль диагонали придают живости, при этом не вызывают дисбаланса. Такое уютное, настроенческое произведение.

О цветной печати в то время мечтать не приходилось. Не то, чтобы её не было, но футуристы довольствовались полукустарными типографиями, подручными средствами размножавшими написанное ими на самой дешёвой бумаге. Все элементы коллажей потом добавлялись вручную, тем самым делая каждую книжку уникальным произведением искусства.

Самое известное заумное стихотворение в оформлении Розановой. Прекрасное соединение формы и содержания. (Кстати, в этом пятистишии более русского национального, чем во всей поэзии Пушкина. Не безголосая, томная, сливочная тянучка поэзии (пасьанс... пастила..), а грозное баячь...

Одна из страниц второго издания книги Кручёных «Взорваль». Розанова заменила некоторые страницы, выполненные штампами (sic!), на свои литографированные страницы.

Это уже не Кручёных, а Хлебников. Тоже известное стихотворение, хоть и не насколько как «Смехачи».

Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры,
Пиээо пелись брови,
Лиэээй — пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.

Процитированные строки, по сути, аналог кубофутуристического портрета, только выполненный стихами. Мы берём отдельные элементы, даём и новое имя, тем самым придавая некую самостоятельность, но одновременно с этой своей суверенностью они объединяются общим для них полотном стихотворения в одно лицо.

Книжка «Война» это уже 1916 год, и по более простым фигурам и динамичной композиции явно видно, что Розанова прониклась идеями супрематизма. Но это ещё не значит, что она отдалась ему полностью: задача иллюстратора сопроводить текст, и не всегда беспредметность для этого хороша.

Первая иллюстрация выполенена в классической минималистической технике книжной иллюстрации. Такие иллюстрации потом будут встречаться весь век, вплоть до полной победы компьютеризированного набора и печати, когда станет проще напечатать фотографию, чем имитировать эстамп. Ну а сейчас можно просто полюбоваться лаконичности и изяществу форм.

А здесь уже некоего рода графический экспрессионизм, взятые крупным стреляющие орудия, взрывы, разрушения. И, что характерно, все основые композиционные линии на картине просто расходятся, при том, что общая точка у них есть, но она вне полотна. Поэтому изображение не разваливается в кашу, и при этом всё равно ощущается нестабильным, потому что какая может быть стабильность, когда палят пушки и рушатся дома?

Минималистичная работа, почти набросок. При этом читаются и мотивы русской иконографии, и что-то из Васнецова и Верещагина, и всё это почти одними чистыми линиями. Пикассо к этому пришёл только к 1940-м годам, если правильно помню.

Здесь уже хорошо знакомый кубофутуризм. Разные эпизоды, рассмотренные с разных точек и произошедшие, или происходящие в разоне время, но объединённые на одном полотне. Раз уже вспомнили дедушку Пабло, то по сути это такая наша мини-Герника. Только из-за ограничений техники исполнения и малозаметности книги так и не ставшая сколько-нибудь известной.

И на этом книжный экскурс заканчивается, осталась последняя часть про беспредметную живопись Ольги Розановой