
ПАРОДИЙНАЯ ИСТЕРИКА,
или ПАЛЕСТИНСКИЙ СИНДРОМ АЛЕКСАНДРА БРЕНЕРА
Признай свое поражение… ведь тебе же не взорвать в одиночку остров Манхэттен.
К. ди Друммонд, бразильский поэт
К. ди Друммонд, бразильский поэт
Александр Бренер, личность историческая (в ноздревском смысле слова, см. предыдущий номер “Некуды”), напомнил, что он не только скандалист, но и поэт, точнее – поэт-скандалист. В издательстве “Преодоленное искусство” вышел сборник “Апельсины для Палестины” (в соавторстве с Барбарой Шурц, тираж 1000 экз.). Годар говорил, что все режиссеры воруют. Поэты, кажется, тоже. Несмотря на декларируемое презрение к постмодернизму (“Несколько досужих мнений о реальности” с остроумной характеристикой современного российского постмодернизма: “Бодрийяровски-путинский смородиновый букет”), Бренер вовсю реализует знаменитый постмодернистский лозунг “все подходит, все годится”. Поэт “ворует” у Маяковского и Брехта, у битников и панк-поэтов, у Огдена Нэша и Саши Черного. Он не брезгует и приемами “центонной поэзии”, не хуже какого-нибудь вполне буржуазного Кибирова: только в одном тексте – “Баллада о меньшевике Мартове” – есть и “миллионы убитых задешево”, и “мартовский снег”. Да и название сборника – парафраз аксеновского “Апельсины из Марокко”.
Иногда Бренер демонстрирует черную неблагодарность. “Буш и Саддам” – калька знаменитого стихотворения Бодлера “Дети Каина”. Своей энергией (“Дети Саддама, когда же из хлама // Встанете вы и низвергнете хама?!”) этот текст полностью обязан русскому переводу Бодлера, что не мешает Бренеру (“Краткая рифмованная история капитализма”) обозвать его размазней и слабаком.
Вот таким образом автор пытается создать, как сказано в предисловии, “теоретический [политический] и пропагандистский эмансипаторский стих”. Там же Бренер называет себя “демократическим марксистом”, призывает к мировой революции. На самом деле совершенно очевидно, что бренеровские тексты абсолютно анархистские. Врагом Бренера является не столько буржуазное государство, сколько государство вообще (“Мы не хотим государства”, “Слушайте, государственные аппараты!!” и др.). Да и завершается сборник маршем “Генерал Лудд” (“Генерал Лудд! Генерал Лудд! // В нищих ночлежках давно тебя ждут! … // Генерал Лудд! Генерал Лудд! … // Освободи нас от пут!!!”), посвященном полулегендарному предшественнику нынешних зеленых и антиглобалистов. Впрочем, быть анархистом поэту всегда к лицу.
Цель стихов – пропаганда определенных взглядов: “поэзия действенна… поскольку она включена в политический праксис” – вполне определяет поэтические средства. Значительная часть текстов – рифмованные двустишья, своего рода фольклорный “раешный стих”. Чтобы еще более подчеркнуть “близость к народу” – крайне экспрессивная лексика:
“Грязь! Грязь!
Берлускони – мразь, мразь!”
(“Марш для Маршака”);
“Русский язык богат.
Путин – дешевка и гад”
(“Русский язык”).
Табуированной лексики в произведениях Бренера тоже достаточно. Масса лозунгов, зарифмованных политических тезисов. Многие стихи явно приспособлены для скандирования. Итак, чуть ли не уникальный опыт современной политической поэзии? Все-таки нет.
Политическая поэзия всегда подразумевает существование “правильного слова”, подталкивающего людей к “правильным мыслям” и “правильным действиям”. Политическая поэзия в своей основе глубоко серьезна, она верит в конечную разумность мира, она “знает силу слов”. Эта позиция очень симпатична и очень старомодна. Бренер же поэт современный. Он пытается изобразить “агитатора, горлана, главаря”, но маска слезает, и появляется лицо неврастеника, шута и юродивого. Вот гневная инвектива “Все” (явная отсылка к “Всем!” Маяковского):
“Все, все, все – расисты! // Все, все, все – фашисты!” и вдруг “Все, все, все – дантисты!”. Инвектива превращается в абсурдистскую “кричалку”.
Вот грозное требование: “Слушайте, дряхлолобые демократы! // Палестинцам должен быть предоставлен во всём абсолютный приоритет!!!!!!” (а надо знать, права палестинцев для Бренера – святое). Но перед этим вполне абсурдное:
“Слушайте, Соединенные Штаты!
Все кушанья должны быть приготовлены изысканно и умело”
(“Слушайте, государственные аппараты!!”).
Вот тезис, с которым трудно не согласиться:
“Сучье вымя? Да! Сучье вымя!
Вот военного ведомства имя!”
(“Сучье вымя”).
Но когда дальше Бренер пишет “Сучье вымя? Бда! Сучье вымя! // Вот дельцов непотребных имя!”, то бессмысленно-шутовское “бда” убивает весь – справедливый! – гнев этого высказывания.
Даже в заглавном, весьма патетическом тексте “Апельсины для Палестины” автор сбивается на бессмысленную скороговорку: “Грань! Грань! Грань! Дань! … // Лань! Лань! Лань! Пьянь!”. Иногда пропаганда сочетается с истерикой: “Россия – свинья… Какая вонючая пасть!.. Народ – это дохлый миф!” – завершается все это призывом “Товарищ, себя не жалей!” (“Россия – свинья” - противоестественный гибрид Блока и Д. Бедного).
Нужно отметить, что в сборнике есть такие тексты, которые далеки и от пропаганды, и от истерики, и от юродства. Это, например, “Стихи для полицейской женщины в Лондоне”. Это горькая концовка “Баллады о меньшевике Мартове”: “Мы не знаем всего, что могло // Получиться, но впало во зло”. А вот, на мой взгляд, очень точная характеристика современного “актуального” искусства: “Вместо бунтующей контр-культуры – горы институциональной халтуры!!!” (“Для кого вы работаете?”).
Иногда складывается ощущение, что Бренер написал пародию на какую-то несуществующую современную политическую поэзию. Но, конечно, Бренер пародий не пишет. Просто он понимает, что политика безнадежно разошлась с поэзией, что “остров Манхэттен” взорвали люди, которым он, Бренер, с его стихами и идеями глубоко чужд и противен. Он прекрасно понимает, что герой его баллады “маленький лысый” арабский террорист Хаддад с удовольствием прикончил бы еврея и израильтянина Бренера со всеми его левыми идеями и пропалестинскими симпатиями. Понимает, но признать не хочет. И эта двойственность разрушает цельность поэтического текста.
Упомянув Хаддада и посвященные ему стихи, приходится от поэтики перейти к политике и этике. Дело в том, что в своих стихах Бренер высказывается по поводу самого, пожалуй, болезненного (и одного из самых кровавых) конфликта наших дней – по поводу арабо-израильского противостояния. И занимает в нем крайне радикальную позицию: он не просто на стороне палестинцев – он восхищается палестинскими террористами (“Апельсины для Палестины”, “Доктор Хабаш и доктор Хаддад”, “Вирши для Жана Жене”, статья “Необходимость культурной революции”), он исступленно ненавидит Израиль и израильтян (Шарон и Бегин – фашисты, Моше Даян – куклуксклановец; “гнусные израильские кретины”, “тупые израильские детины” – все это из стихов израильского гражданина Бренера). В этих чувствах есть что-то иррациональное.
Романтизация одиночек, бросивших вызов государству? Но Бренер не может не знать, что за палестинским террором стоят полуфеодальные арабские диктатуры, что он обеспечен миллионами нефтедолларов, что теракт превратился в товар, у которого есть твердая цена в конвертируемой валюте. Бренер не может не знать, что палестинский террорист – это не Каляев и даже не Ренато Курчио, это одурманенный наркотиками и ненавистью к евреям взрывник-самоубийца на подростковой дискотеке или снайпер, расстреливающий годовалого ребенка. Левая идея? Но Бренер не может не знать, что идеология палестинцев не марксизм, не анархизм, не троцкизм. Их идеология – смесь исламского радикализма, арабского национализма и антисемитизма вполне нацистского толка.
Судя по другим текстам Бренер не еврей-антисемит, слова фашизм, нацизм, черносотенство для него бранные. Более того, на телевизионном ток-шоу он, единственный, дал отпор нациствующему представителю какой-то “русской партии”. Тем более непонятна его фобия по отношению к Израилю. Но в России “антиизраилизм” является своего рода псевдонимом антисемитизма. И пользуются этим псевдонимом те осторожные антисемиты, которые не знают, куда в очередной раз повернутся настроения общества и политика властей. Так, в 40-е годы псевдонимом антисемитизма была “борьба с космополитизмом”, а в 70-е – антисионизм. Антиизраильские тексты, пропалестинская риторика еврея Бренера подкармливают “застенчивый антисемитизм” российского общества”. Так что хорошо, что бренеровская книжка издана в неизвестном издательстве маленьким тиражом.
Иногда Бренер демонстрирует черную неблагодарность. “Буш и Саддам” – калька знаменитого стихотворения Бодлера “Дети Каина”. Своей энергией (“Дети Саддама, когда же из хлама // Встанете вы и низвергнете хама?!”) этот текст полностью обязан русскому переводу Бодлера, что не мешает Бренеру (“Краткая рифмованная история капитализма”) обозвать его размазней и слабаком.
Вот таким образом автор пытается создать, как сказано в предисловии, “теоретический [политический] и пропагандистский эмансипаторский стих”. Там же Бренер называет себя “демократическим марксистом”, призывает к мировой революции. На самом деле совершенно очевидно, что бренеровские тексты абсолютно анархистские. Врагом Бренера является не столько буржуазное государство, сколько государство вообще (“Мы не хотим государства”, “Слушайте, государственные аппараты!!” и др.). Да и завершается сборник маршем “Генерал Лудд” (“Генерал Лудд! Генерал Лудд! // В нищих ночлежках давно тебя ждут! … // Генерал Лудд! Генерал Лудд! … // Освободи нас от пут!!!”), посвященном полулегендарному предшественнику нынешних зеленых и антиглобалистов. Впрочем, быть анархистом поэту всегда к лицу.
Цель стихов – пропаганда определенных взглядов: “поэзия действенна… поскольку она включена в политический праксис” – вполне определяет поэтические средства. Значительная часть текстов – рифмованные двустишья, своего рода фольклорный “раешный стих”. Чтобы еще более подчеркнуть “близость к народу” – крайне экспрессивная лексика:
“Грязь! Грязь!
Берлускони – мразь, мразь!”
(“Марш для Маршака”);
“Русский язык богат.
Путин – дешевка и гад”
(“Русский язык”).
Табуированной лексики в произведениях Бренера тоже достаточно. Масса лозунгов, зарифмованных политических тезисов. Многие стихи явно приспособлены для скандирования. Итак, чуть ли не уникальный опыт современной политической поэзии? Все-таки нет.
Политическая поэзия всегда подразумевает существование “правильного слова”, подталкивающего людей к “правильным мыслям” и “правильным действиям”. Политическая поэзия в своей основе глубоко серьезна, она верит в конечную разумность мира, она “знает силу слов”. Эта позиция очень симпатична и очень старомодна. Бренер же поэт современный. Он пытается изобразить “агитатора, горлана, главаря”, но маска слезает, и появляется лицо неврастеника, шута и юродивого. Вот гневная инвектива “Все” (явная отсылка к “Всем!” Маяковского):
“Все, все, все – расисты! // Все, все, все – фашисты!” и вдруг “Все, все, все – дантисты!”. Инвектива превращается в абсурдистскую “кричалку”.
Вот грозное требование: “Слушайте, дряхлолобые демократы! // Палестинцам должен быть предоставлен во всём абсолютный приоритет!!!!!!” (а надо знать, права палестинцев для Бренера – святое). Но перед этим вполне абсурдное:
“Слушайте, Соединенные Штаты!
Все кушанья должны быть приготовлены изысканно и умело”
(“Слушайте, государственные аппараты!!”).
Вот тезис, с которым трудно не согласиться:
“Сучье вымя? Да! Сучье вымя!
Вот военного ведомства имя!”
(“Сучье вымя”).
Но когда дальше Бренер пишет “Сучье вымя? Бда! Сучье вымя! // Вот дельцов непотребных имя!”, то бессмысленно-шутовское “бда” убивает весь – справедливый! – гнев этого высказывания.
Даже в заглавном, весьма патетическом тексте “Апельсины для Палестины” автор сбивается на бессмысленную скороговорку: “Грань! Грань! Грань! Дань! … // Лань! Лань! Лань! Пьянь!”. Иногда пропаганда сочетается с истерикой: “Россия – свинья… Какая вонючая пасть!.. Народ – это дохлый миф!” – завершается все это призывом “Товарищ, себя не жалей!” (“Россия – свинья” - противоестественный гибрид Блока и Д. Бедного).
Нужно отметить, что в сборнике есть такие тексты, которые далеки и от пропаганды, и от истерики, и от юродства. Это, например, “Стихи для полицейской женщины в Лондоне”. Это горькая концовка “Баллады о меньшевике Мартове”: “Мы не знаем всего, что могло // Получиться, но впало во зло”. А вот, на мой взгляд, очень точная характеристика современного “актуального” искусства: “Вместо бунтующей контр-культуры – горы институциональной халтуры!!!” (“Для кого вы работаете?”).
Иногда складывается ощущение, что Бренер написал пародию на какую-то несуществующую современную политическую поэзию. Но, конечно, Бренер пародий не пишет. Просто он понимает, что политика безнадежно разошлась с поэзией, что “остров Манхэттен” взорвали люди, которым он, Бренер, с его стихами и идеями глубоко чужд и противен. Он прекрасно понимает, что герой его баллады “маленький лысый” арабский террорист Хаддад с удовольствием прикончил бы еврея и израильтянина Бренера со всеми его левыми идеями и пропалестинскими симпатиями. Понимает, но признать не хочет. И эта двойственность разрушает цельность поэтического текста.
Упомянув Хаддада и посвященные ему стихи, приходится от поэтики перейти к политике и этике. Дело в том, что в своих стихах Бренер высказывается по поводу самого, пожалуй, болезненного (и одного из самых кровавых) конфликта наших дней – по поводу арабо-израильского противостояния. И занимает в нем крайне радикальную позицию: он не просто на стороне палестинцев – он восхищается палестинскими террористами (“Апельсины для Палестины”, “Доктор Хабаш и доктор Хаддад”, “Вирши для Жана Жене”, статья “Необходимость культурной революции”), он исступленно ненавидит Израиль и израильтян (Шарон и Бегин – фашисты, Моше Даян – куклуксклановец; “гнусные израильские кретины”, “тупые израильские детины” – все это из стихов израильского гражданина Бренера). В этих чувствах есть что-то иррациональное.
Романтизация одиночек, бросивших вызов государству? Но Бренер не может не знать, что за палестинским террором стоят полуфеодальные арабские диктатуры, что он обеспечен миллионами нефтедолларов, что теракт превратился в товар, у которого есть твердая цена в конвертируемой валюте. Бренер не может не знать, что палестинский террорист – это не Каляев и даже не Ренато Курчио, это одурманенный наркотиками и ненавистью к евреям взрывник-самоубийца на подростковой дискотеке или снайпер, расстреливающий годовалого ребенка. Левая идея? Но Бренер не может не знать, что идеология палестинцев не марксизм, не анархизм, не троцкизм. Их идеология – смесь исламского радикализма, арабского национализма и антисемитизма вполне нацистского толка.
Судя по другим текстам Бренер не еврей-антисемит, слова фашизм, нацизм, черносотенство для него бранные. Более того, на телевизионном ток-шоу он, единственный, дал отпор нациствующему представителю какой-то “русской партии”. Тем более непонятна его фобия по отношению к Израилю. Но в России “антиизраилизм” является своего рода псевдонимом антисемитизма. И пользуются этим псевдонимом те осторожные антисемиты, которые не знают, куда в очередной раз повернутся настроения общества и политика властей. Так, в 40-е годы псевдонимом антисемитизма была “борьба с космополитизмом”, а в 70-е – антисионизм. Антиизраильские тексты, пропалестинская риторика еврея Бренера подкармливают “застенчивый антисемитизм” российского общества”. Так что хорошо, что бренеровская книжка издана в неизвестном издательстве маленьким тиражом.
Леонид Цыткин
А здесь - положительная рецензия на то же