tapirr

"В пятницу
почти случайно увиделся с Димой Пименовым. Общение с ним всегда несет какие-то сюрпризы, пусть и ожидаемые. Но это все-таки опыт, то есть что-то благородное, иначе называть невозможно. Категория «позитивности» здесь, конечно же, не работает; Дима вообще естественным образом ускользает от оценок, и это заведомый проигрыш – высчитывать, насколько удались тот или иной «сеанс» или «лекция». Предсказуемая непредсказуемость – так назову я то, что несет с собой Пименов, его ауру. Он ходячий учебник спонтанности, к которой все мы уже попривыкли, но она все ухитряется оставаться собой. То есть, это Пименов еще как-то ухитряется не расплескать ее, хотя тратит щедро. Начнем с того, что всегдашний «эпиграф» и первые абзацы его очередного явления-послания – это весьма ощутимая атака. Когда он появляется, то сразу что-нибудь роняет, выпивает (расплескав примерно половину) все напитки поблизости, пусть это даже только вода, выкуривает все сигареты, жалуется, что у него «давление» (он не знает, правда, высокое или низкое), «камень в голове», «защемление нерва» и «несварение желудка».

Он садится рядом, очень близко. Несмотря на обострившуюся в последние месяцы худобу, сразу же занимает много места, размахивает руками, а его слова вьются где-то на границе бреда и, кажется, уже не оставляют пространства вообще, в первую очередь пресловутого «ментального». При этом Дима не относится к знакомому нам всем типу сумасшедшего, который лепит что попало, сопрягая бога с порогом и дары с яичницами, лишь бы на него обратили внимание. Бред, который несет Пименов, кажется весьма осмысленным, хотя бы в силу того, что он интересен самому говорящему и за ним отчетливо различается ум трезвый и критичный, личность, о силе которой можно спорить, но нельзя сомневаться в том, что она есть (а это явление несколько более редкое, чем принято считать). А первый и, должно быть, единственный человек, внимание которого для Пименова важно – он сам. Ничего общего с эгоизмом.

Возможно, вы отыщете что-нибудь, над чем можно будет и глупо хихикать, особенно если видите Диму впервые, принадлежите к так называемому «разумному» миру и даже носите пиджак. Но беда в том, что Пименов не боится быть смешным. Не так, как этого не боятся, скажем, профессиональные шуты и трюкачи, которые расплодились сейчас во всех «отраслях» действительности. Пименов естественен, вот и все. Сам он, кстати, смеется редко, а уж «гогочущим» я его и вовсе не видал.

Еще одна эмоция, которую вызывает Пименов у представителей «разумного мира» – это страх. Не метафизический, связанный с «путем всякой плоти», а вполне социальный. От Пименова, как мы уже убедились, следует ожидать всякого; даже если вечеринка начиналась радужно и расслабленно, венчать ее может путешествие в ближайшее милицейское отделение. Единственная возможность хоть как-то регулировать этот малопонятный поток, что влечет неведомо куда – пытаться постичь его интуитивно. Или бегите без оглядки, отмахивайтесь.

Впрочем, чувство самосохранения Диме не чуждо. Это несколько успокаивает. Помню, как в первую встречу со мной, он рекомендовал пристальней вглядываться в кирпичи стен окрестных домов: туда могут быть вмонтированы камеры. Если вам всю жизнь кажется, что за вами следят, это вовсе не значит, что это не так.

Разумеется, Дима считает себя учителем и богом, но вопрос о том, имеет ли он на это право, сам не имеет права на жизнь. Все, что связано с Пименовым, находится вне всякого рода вопросов: если будете предъявлять какие-то счета и претензии – просто сами перестанете понимать себя.

В последнее время Пима увлекается математикой, он сразу же набросился на меня, уличил в неразличении натуральных и иррациональных чисел, в полном равнодушии к физике. Выпил мою «кока-колу» одним глотком, а в ответ на вздохи сразу же напомнил об институте собственности, который, естественно, следует отменить. С почти женской готовностью ложусь я под это сухое безумие, подпеваю ему, произношу любимую псевдобуддийскую формулу, согласно которой нет вещей личных, а есть только существующие. Дима улыбается, мир восстановлен. Я совсем не слежу за художественной жизнью: последний подвиг Димы – короткая прогулка по Красной площади в рыцарских доспехах («как у Квентина Дорварда» – Пименов внимательный читатель и почитатель авантюрной литературы) – оставался мне неизвестным до самой этой пятницы. Дима рад, что мне нравится его «рок-н-ролльная» (так называет он все милое, расслабленное, идеалистическое и несколько «старперское») книжка «Кражи», рассказывает о том, что когда-то щеголял в носках за пятнадцать долларов, достает из кармана какие-то предметы (как и Маяковский, для того, чтобы выудить необходимый предмет из кармана, он сначала должен извлечь не менее десятка других, произведя некий ритуал-ревизию), одним из которых оказывается рулетка с рекламной надписью «личный доктор». Там не всегда это было написано, первые буквы у «личного» изведены огнем сигареты или зажигалки.

– Что же здесь было? – спрашиваю я. – «Публичный»?

– «Столичный».

На примере своей рулетки, лента которой разделена на сантиметры и миллиметры, Пименов опять объясняет какие-то математические и физические вещи, подбирается уже и к химии, которой я тоже не знаю, даже на уровне школьного курса.

– Блин, Дима, – морщусь. – Ты ведь сейчас отчество Чичикова не вспомнишь, хотя в школе и «проходил».

– Павел Иванович его звали, – говорит Пименов. – Это моя любимая книга."