tapirr

http://community.livejournal.com/anthropology_ru/155629.html

Вдобавок «остранение» – это удобный психологический прием, который я применяю в педагогической практике.
Вот пример. В нашем лагере возникает конфликт мальчишек. Реакция одного из них явно неадекватная. Его увещевают, поругивают, разводят руками: ребенок плохой, его надо наказать! А лучше отчислить! Я прихожу взглянуть:

- Что там у вас случилось?
- Я хочу размазать его лицо в кровавую кашу! Я не успокоюсь, пока не проткну его голову насквозь! И за мной приедет джип с охранниками.
- Эге, как тебя прижарило. Ты, видимо, был когда-то травмирован! Наверное, узнаем.
- Я просто хочу убить его! - Красное лицо, слезы, колотит себя рукой по щеке.
- Да, убийство Врага, дело непростое. Разрушаются ткани, кровоизлияния всякие. Смерть приходит, когда умирает мозг. Дай-ка руку, я посмотрю линии. Тело погружают в яму, и там грибница прорастает в полость черепа. Что самое удивительное, она принимает форму мозга! В сухой местности возможна мумификация. Но есть враги мумий – кожееды. Эти жуки могут брать самую иссохшую органику. Остаются кости, но археолог должен опасаться инфекций…

Заслышав такое, мальчик вытаращивает глаза и умолкает. Хотя до этого он неудержимо хрипел и бился. Я проверяю пульс:

- Учащенный! Да у тебя жуткий невроз. А какая дистония! (Действительно, ручонки вялые – какое уж тут «размазать».) Здоровье так себе. Надо тренироваться, иначе швах. Нужен спорт и тренинг, называется «контроль гнева»! Ты ведь неспроста так реагируешь на мелочи…

В дальнейшем разговоре выясняется: однажды в этого ребенка СТРЕЛЯЛИ - пуля в живот, в другой раз был открытый перелом. Имелся ПТСР, давали таблетки. Психотерапии, похоже, не было. Он сам не в восторге от своей реакции. Интеллект высокий. Дальше идет доверительная беседа, ребенок успокаивается. Делаем дыхательные упражнения. Сеанс занял десять минут. Захожу в палату – он уже среди ребят, и СМЕЁТСЯ.
Резюме: клиент никуда не уехал, никого не убил и даже в глаз не получил. Иногда правда вспоминал, что «хочет размазать», но я был недалеко.

Другой подход – герменевтическая деконструкция, искусство называть вещи СВОИМИ ИМЕНАМИ. Когда молодежь проявляет «нонконформизм», она, тем не менее, остается в сетях стереотипов и канонов. Вот юный товарищ панкует, он весь такой готичный, рисует череп на щёчке, интересуется сатанизмом, фанат Баттхеда. Он хулиганит дисциплину и нарушает безобразия! В школе он самый брутальный – обижает учительницу, называет Лермонтова «херней». Вай!
И тут приезжает товарищ Баттхед хулиганить дисциплину в наш обучающий лагерь. А там вместо учителя – ученый-герменевт, сидит, страшный, как мартышка: кормит черепаху.
- А-а Лермонтов? Знаю. Это боевой командир, воевал в Чечне, рулил бандой вооруженных мужиков, своими руками убил десятки людей. Публиковался. Застрелен при попытке убийства.
- Что?!! Да это поэт наш великий!
Вот и всё: был панк Баттхед – а стал примерный гражданин, даже обидно за него. Словами Кизи: я его "перенегритянил".

Обычно Общественность применяет другой подход – восклицает: да как ты смеешь! Мой дед воевал за тебя! Но это сейчас плохо действует. Времена изменились. Да и об иных дедах вообще надо помалкивать. Моего, к примеру, деда убили в 1939м, другого деда-лесничего предупреждали, когда приедет «ворон», и он выезжал в лес на многодневные обходы, а братьев его постреляли. В школе мы ходили расспрашивать ветеранов, а один так помрачнел - он служил в заградотряде. Другой тряс щеками – он был конвойный, этапировал в Сибирь тех, кого освободили из германского плена. Третий много народу зарезал, и запах его долго преследовал. Я потом куда больше узнал – не из исторических хроник, а из психиатрических записей, потому что там рассказывают как на духу.

Но о таких вещах тогда говорить было нельзя, разве что намеками. Да и сейчас тоже не слишком можно. Тем более, говорить прямо, называть вещи своими именами. Возникает жуткое напряжение.

Проблема в том, что в нашем обществе не произошло настоящего катарсиса. Не было сублимации и покаяния, не было очистительного ритуала наказания. Были как бы зачитаны материалы дела, а затем присяжные как бы заткнули уши и отстранились от проблемы.