LOL KEK
Вот ведь дикари соломенные, уровень первобытной магии.

Что еще заметно, что русские советские поцреоты на это реагируют, то есть русские сами по уровню интеллекта тоже близки к дикарям, по крайней мере интеллект советских говноедов-патриотов точно.
Абсолютно всегда дикари живут хуже цивилизованных людей, из-за чего они испытывают острую потребность в оправдании своего как культурного, так и технологического отставания.
Конечно русские не такие отсталые как африканские дикари, но тоже отсталые по многим параметрам, человеческого капитала, этики, экономики, зарплат, если не брать ИТ в столице.

Дикарь в поисках таких оправданий способен бить олимпийские рекорды по своей изобретательности, но что бы он ни придумывал, как бы он ни извращался, а итог их дискурса будет оставаться неизменным: цивилизованные люди живут лучше, потому что они… хуже.
У них культура лучше развита? Это потому, что они бездуховны.
Их общество богаче и технологичнее? Так это потому, что они всю жизнь нещадно эксплуатировали дикарей (нефть их воровали, физический труд использовали и т.д.), за счет чего и смогли так подняться.

А еще у них по улицам ходят бородатые женщины с членами, что холодными зимними вечерами греет душу дикаря ощущением собственной богоданной миссии по спасению земли от такой неправильной и порочной цивилизации. Ему, конечно же, неизвестно о том, что цивилизация может быть лишь одна, а вот все остальное — дикарство.

Российский патриотизм заключается в том, чтобы на разрыв аорты кричать, как плохо за границей и как хорошо у нас, зарплаты для начала чекнули бы или показатели суицидности, русские в топе, или просто фотографии сравнить.

Еще один из основных признаков дикаря — трата ресурсов не на нужды, а на прихоти, и если одному для демонстрации статуса достаточно бус и перьев, то другому без мигалки — уже никак!

Если президент — то такой, чтоб при погружении обязательно древние амфоры находил.
Если это ГЭС — то самый большой;
Если это ракета — то самая мощная;
Если это Евровидение или Олимпиада — то самая дорогая;
Если это свадьба — то самая роскошная, до последней кредитной копейки, чтобы создать иллюзию успешности;
Если это автомобиль — то не тот, что по карману, а тот, чтоб все смотрели с уважением;
Если это особняк — то самый высокий, и т.д., и т.п.

Дикарю невдомек, что выходцы из цивилизации, отлично умеющие считать деньги и перераспределять их на нужды, не впечатляются подобными актами самолюбования. Но это никоим образом не останавливает дикаря. Он думает, что раз оппонента не восхитило его грандиозное сооружение, значит, он просто недостаточно высоко его построил, недостаточно дорогих брюликов на него навешал. Гонимый такими суждениями, дикарь с энтузиазмом бросается на возведение еще более грандиозных и масштабных понтов.

Величие племени, как убежден дикарь, измеряется сугубо количеством дорогих кастрюль в главшалаше; абстрактные же показатели, такие как «качество», «производительность» и т.д., и т.п., недоступны его пониманию, т.к. они абстрактны.

3. Мистицизм — один из основных спутников дикаря по жизни. Дикари с радостью поверят в любую оккультную чепуху, если она будет льстить их самолюбию, обещая в конце туннеля вкусный пряник. В этом отношении весьма показательны представления дикарей о загробной жизни: рай и ад для них — это два места, где не нужно ни думать, ни работать, а лишь подчиняться начальству, причем различия между двумя этими сферами посмертного бытия заключаются лишь в уровне сервиса, как между пятизвездочной гостиницей и захудалым отелем с текущей крышей и неприятными соседями.

4. Примитивность мышления побуждает дикаря к упрощению общей картины мира даже на бытовом и политическом уровнях. По его мнению, если не говорить о каких-то вещах (например, о коррупции), то они исчезнут сами по себе. Вернее, не так: по мнению дикаря, чем сильнее хвалить вождя, чем активнее ему подпевать, тем добрее он станет и, может быть, тогда поборет коррупцию. Надо лишь больше лояльности!

5. Если цивилизованный человек находит пути самореализации в работе или творчестве, то дикарю для достижения этой цели требуется враг. Это, кстати, еще одно плачевное последствие упрощения картины мира, когда все неудачи и отсутствие успехов объясняются происками врага. Мания разрушения и вандализма, которую дикарь не в силах контролировать, нуждается в надежном идеологическом прикрытии. Дикаря вообще всегда характеризует стремление к разрушению — бесцельному и бессмысленному. Вспомнить хотя бы боевиков ИГИЛ, разрушающих памятники архитектуры. Так что, найдя себе врага, дикарь может разгромить выставку, сославшись на то, что таким образом боролся «с ВРАГОМ православия», или поехать с гранатометом в Донбасс и разрушить там всю инфраструктуру под предлогом войны «с ВРАГОМ русского мира». Борьба дикаря с врагом абсолютно всегда сопряжена с разрушительной деятельностью и абсолютно никогда не сопряжена с деятельностью созидательной! Пусть грянет буря — основной жизненный принцип дикаря.

6. Поскольку у дикаря нет настоящего, он всегда живет либо прошлым («диды воевали»), либо будущим («светлое социалистическое будущее»). В понимании дикаря, в светлом будущем будет так же хорошо, как в светлом прошлом (слово «светлое» — обязательный атрибут таких суждений), что обусловлено темным настоящим дикаря. К сожалению, он не понимает, что его темное настоящее обусловлено не временем, а его собственной социальной неприспособленностью.

Поскольку, как и писалось выше, вся жизнь дикаря укладывается в поиски врага, то светлое будущее наступит только тогда, когда дикарь победит всех врагов, вредителей и просто недовольных. Как когда-то давно, в далеком прошлом его предки уже победили всех врагов и построили рай на земле. Прошлое и будущее в понятии дикаря — по сути одно и то же. Будущее в его понятии и есть прошлое — такой вот пространственно-временной парадокс! Причем именно победа над некими врагами поспособствует приходу светлого прошло-будущего, а не работа, саморазвитие, творчество, технологии, прогресс и т.д., и т.п. А если учесть, что своими врагами дикарь считает цивилизованных людей, чья жизнь вызывает у него лютую зависть и устойчивый комплекс неполноценности, то неудивительно, что светлое будущее для дикарей так никогда и не наступает. Временные трудности у дикарей длятся вечно, потому что они предпочитают бороться с вымышленными врагами, а не со своими внутренними хотя бы посредством чтения книг.

7. Единственный вид самоорганизации, к которому склонны дикари — это «сообразить на троих/пятерых и т.д.» или же собраться с целью начистить кому-нибудь еблище. Организоваться самим для того, чтобы сделать что-то красивое или полезное без приказа и разрешения надзорных органов, дикарю не позволит его звериное начало.

В качестве наглядной иллюстрации можете рассмотреть деятельность абсолютно любой радикальной молодежной организации. Например, православных активистов от Энтео до «Сорок Сороков», которые собираются исключительно с одной целью: что-то разгромить да побить кого-то. Попробуйте вспомнить, что они сделали хорошего во имя своей же идеи. Например, собирались ли они хоть раз в жизни для того, чтобы слепить прекрасную статую обожаемого ими Иисуса Христа, или (в случае с каким-либо НОД) построить памятник обожаемым ими «героям ДНР»? Они не то чтобы не способны сделать что-либо подобное, они не способны договориться между собой и скинуться деньгами для того, чтобы это за них сделал кто-то другой. Попробуйте вспомнить, сколько хорошего на свет породили за свою долгую историю такие племена как НБП и РНЕ. Борясь «за благие цели» всю свою историю, они только разрушали, а если рисовали что-то на стенах, то исключительно что-то неприличное. Посчитайте, сколько хуев на стенах за свою историю нарисовали НБПшники и сколько они после себя оставили красивых рисунков, которыми могли бы любоваться прохожие. Все это потому, что дикарское мышление не приспособлено для созидания/творчества.

Поскольку дикари собираются вместе, по сути, исключительно из неконструктивных и околопреступных, варварских целей, то в действиях людей, собравшихся неподалеку по собственной воле и без умысла на разрушение/пьянство/вандализм, дикарь видит злой умысел врагов. Простой пример: дикарь, которого регулярно заставляют ходить на митинги в поддержку вождя, ни за что не сможет поверить, что на митинг против вождя протестующие пришли сами. Дикарь до победного будет считать, что всех их купили его враги.

хорошо тебя козлопидоры ебут

Ты пишешь это через устройство созданное евреем.
Таких тупых уебанов как ты еще поискать надо, ты ведь посмешище всего тифаретника.
Каким нужно быть долбоебом, чтобы все ещё топить против Израиля?
Палестинцы кто? Мюсли. Значит против них надо топить в любом случае.
Да, абсолютно. Жиды теракты не устраивали.
Русня и хамас - братья по террору, с ними не нужно говорить, только обнулять.
Нехуй было в 1948 было наступать на Израиль.
Палестинцы муслимы которые терроризируют весь мир своей религией, иудеи сидят у себя мирно.
А ты просто мудак.
Таблетки иди выпей. Твои же грабят сами себя. Ещё хохлов припиши.
"Своя" земля у палестинцев - это пустыня на Аравийском полуострове. А ещё Иордания, которая этих же палестинцев, расовых арабов-мусульман, поколениями в лагерях беженцев держит. Палестинцам-арабам уже десятилетиями предлагают совместное государаство, но как только евреи соглашаются на 2 разных государства на территории Израиля, они начинают резать всех подряд, - "своих" братушек кстати ещё активнее, чем евреев.
Что за больной народец ебаный?
Евреи умеют изготавливать ядерное оружие и самолёты. Арабы умеют изготавливать ракеты уровня 19го века и уничтожать культурные памятники.
Просто уже понятно, что дикарей надо стирать.
Джон фон Нейман (англ. John von Neumann /vɒn ˈnɔɪmən/; или Иоганн фон Нейман, нем. Johann von Neumann; при рождении Янош Лайош Нейман, венг. Neumann János Lajos, IPA: [nojmɒn ˈjaːnoʃ ˈlɒjoʃ]; 28 декабря 1903, Будапешт — 8 февраля 1957, Вашингтон) — венгеро-американский математик, физик и педагог еврейского происхождения, сделавший важный вклад в квантовую физику, квантовую логику, функциональный анализ, теорию множеств, информатику, экономику и другие отрасли науки.
У османов, халифата и современных манямуслимов общего почти нихуя, если что.
Порвачки топят либо за жидов, либо за аннигиляцию обеих сторон, няш.
Палестина - государство террористов.
Израиль - государство борьбы с террористами.
Это все.

убей себя ваксер недовакцинированный

Jackson Hinkle (born September 15, 1999)[7] is an American political commentator and influencer[8] who hosts the web television show Legitimate Targets with Jackson Hinkle on X (formerly Twitter). He is known for his support of Vladimir Putin in the Russo-Ukrainian War,[13] and for his opposition to Israel in the Gaza–Israel conflict.[16] Hinkle has dubbed himself an "American Conservative Marxist–Leninist",[17] while journalists have described him as conservative,[18][19] right-wing,[11][20] and far-right.[15][21] Promoting a syncretic mix of conservative and communist ideas, he is a self-described proponent of "MAGA communism", calling on those who support the working class to ally with the MAGA movement against an alleged globalist threat.[22][23] Initially an environmentalist during his high school years,[24] Hinkle has turned to promoting pro-fossil fuels stances in recent years.

25 лет, а уже так далеко пошел.

чего ты несешь? какая на хер симонян?

ох и нравиться же тебе жрать свободу высера

Есть такая песенка: «Хотят ли русские войны?». Сегодня совершенно очевидно: многие русские войны хотят, -- Ясно, что по-настоящему счастливыми они становятся, лишь когда кого-то бомбят. Гордиться нам чем-то надо. А чем? Большой адронный коллайдер мы не построили, Марс не покорили. Остаётся самое примитивное — гордиться своей мифической силой. Это всё можно было бы рассматривать как нечто весёленькое, но, к сожалению, это прямой путь к лучинам, лаптям и другим антисанитарным подробностям. Жаль тех, кто сейчас этого не понимает. А что касается большинства, то, поверьте, они способны сменить свои политические, да и все прочие взгляды на диаметрально противоположные часов за 15. Мы же знаем, до какой степени эта масса покорна и склонна к компромиссам. «Так называемая "русская идея", как бы она ни формулировалась изначально, всегда приводит только к одному – к необходимости намотать чужие кишки на гусеницы наших танков» Хотят ли русские войны? Хотят! Им нужен враг, им нужно кого-то ненавидеть. Потому что ненависть — единственное, что в России при отсутствии науки, собственной культуры, других существенных факторов, позволяет объединиться и испытывать общенациональный оргазм, синхронный. Злоба хорошо объединяет академика и милиционера, полотера и генетика. «Известно, что российской публике очень нравится, когда Россия кого-то оккупирует, захватывает, бомбит. Это всегда приводит в восторг. Чем ниже интеллектуальный уровень человека, тем больше ему хочется принадлежать к большой, страшной, свирепой стае» Русский рождается, живёт и умирает с коренной уверенностью, что государство имеет полное и неотъемлемое право разорить его, изуродовать, убить и заставить кланяться любому идолу.

«Они [русские] счастливы, когда знают, что кого-то бомбят. Для них это является признаком национальной полноценности. Именно в этом и заключается их понимание величия державы. Кого-нибудь бомбить и наматывать кишки на гусеницы. Не наука, не книгоиздание, не культура, а осознание того, что мы кого-то опять бомбим».

Русские, даже очень свободные русские, они очень структурированы, очень подчинены тому государственному мифу, который царствует и который, один раз впечатавшись им в мозги, уже никогда их не отпускает.

А что такое Русский мир уже все выучили как-то на примере Крыма, Донбасса и других пикантных мест. Они смотрят на горящий Донбасс и понимают, что лучше, в общем, как бы всего того, что несет в себе Русский мир, близко не подпускать.

В начале войны немецкие армии вошли на нашу территорию, как раскаленный нож в масло. Чтобы затормозить их движение не нашлось другого средства, как залить кровью лезвие этого ножа. Постепенно он начал ржаветь и тупеть и двигался все медленней. А кровь лилась и лилась. Так сгорело ленинградское ополчение. Двести тысяч лучших, цвет города. Но вот нож остановился. Был он, однако, еще прочен, назад его подвинуть почти не удавалось. И весь 1942 год лилась и лилась кровь, все же помаленьку подтачивая это страшное лезвие. Так ковалась наша будущая победа.

Кадровая армия погибла на границе. У новых формирований оружия было в обрез, боеприпасов и того меньше. Опытных командиров — наперечет. Шли в бой необученные новобранцы…

— Атаковать! — звонит Хозяин из Кремля.

— Атаковать! — телефонирует генерал из теплого кабинета.

— Атаковать! — приказывает полковник из прочной землянки.

И встает сотня Иванов, и бредет по глубокому снегу под перекрестные трассы немецких пулеметов. А немцы в теплых дзотах, сытые и пьяные, наглые, все предусмотрели, все рассчитали, все пристреляли и бьют, бьют, как в тире. Однако и вражеским солдатам было не так легко. Недавно один немецкий ветеран рассказал мне о том, что среди пулеметчиков их полка были случаи помешательства: не так просто убивать людей ряд за рядом — а они все идут и идут, и нет им конца.

Полковник знает, что атака бесполезна, что будут лишь новые трупы. Уже в некоторых дивизиях остались лишь штабы и три-четыре десятка людей. Были случаи, когда дивизия, начиная сражение, имела 6–7 тысяч штыков, а в конце операции ее потери составляли 10–12 тысяч — за счет постоянных пополнений! А людей все время не хватало! Оперативная карта Погостья усыпана номерами частей, а солдат в них нет. Но полковник выполняет приказ и гонит людей в атаку. Если у него болит душа и есть совесть, он сам участвует в бою и гибнет. Происходит своеобразный естественный отбор. Слабонервные и чувствительные не выживают. Остаются жестокие, сильные личности, способные воевать в сложившихся условиях. Им известен один только способ войны — давить массой тел. Кто-нибудь да убьет немца. И медленно, но верно кадровые немецкие дивизии тают.

Хорошо, если полковник попытается продумать и подготовить атаку, проверить, сделано ли все возможное. А часто он просто бездарен, ленив, пьян. Часто ему не хочется покидать теплое укрытие и лезть под пули… Часто артиллерийский офицер выявил цели недостаточно, и, чтобы не рисковать, стреляет издали по площадям, хорошо, если не по своим, хотя и такое случалось нередко… Бывает, что снабженец запил и веселится с бабами в ближайшей деревне, а снаряды и еда не подвезены… Или майор сбился с пути и по компасу вывел свой батальон совсем не туда, куда надо… Путаница, неразбериха, недоделки, очковтирательство, невыполнение долга, так свойственные нам в мирной жизни, на войне проявляются ярче, чем где-либо. И за все одна плата — кровь. Иваны идут в атаку и гибнут, а сидящий в укрытии все гонит и гонит их. Удивительно различаются психология человека, идущего на штурм, и того, кто наблюдает за атакой — когда самому не надо умирать, все кажется просто: вперед и вперед!

Однажды ночью я замещал телефониста у аппарата. Тогдашняя связь была примитивна и разговоры по всем линиям слышались во всех точках, я узнал как разговаривает наш командующий И. И. Федюнинский с командирами дивизий: «Вашу мать! Вперед!!! Не продвинешься — расстреляю! Вашу мать! Атаковать! Вашу мать!»… Года два назад престарелый Иван Иванович, добрый дедушка, рассказал по телевизору октябрятам о войне совсем в других тонах…

Говоря языком притчи, происходило следующее: в доме зачлись клопы и хозяин велел жителям сжечь дом и гореть самим вместе с клопами. Кто-то останется и все отстроит заново… Иначе мы не умели и не могли. Я где-то читал, что английская разведка готовит своих агентов десятилетиями. Их учат в лучших колледжах, создают атлетов, интеллектуалов способных на все знатоков своего дела. Затем такие агенты вершат глобальные дела. В азиатских странах задание дается тысяче или десяти тысячам кое-как, наскоро натасканных людей в расчете на то, что даже если почти все провалятся и будут уничтожены, хоть один выполнит свою миссию. Ни времени, ни средств на подготовку, ни опытных учителей здесь нет. Все делается второпях — раньше не успели, не подумали или даже делали немало, но не так. Все совершается самотеком, по интуиции, массой, числом. Вот этим вторым способом мы и воевали. В 1942 году альтернативы не было. Мудрый Хозяин в Кремле все прекрасно понимал, знал и, подавляя всех железной волей, командовал одно: «Атаковать!» И мы атаковали, атаковали, атаковали… И горы трупов у Погостий, Невских пятачков, безымянных высот росли, росли, росли. Так готовилась будущая победа.

Если бы немцы заполнили наши штабы шпионами, а войска диверсантами, если бы было массовое предательство и враги разработали бы детальный план развала нашей армии, они не достигли бы того эффекта, который был результатом идиотизма, тупости, безответственности начальства и беспомощной покорности солдат. Я видел это в Погостье, а это, как оказалось, было везде.

На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме. Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту. Полк штурмует ее неделю за неделей, теряя множество людей в день. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи приписали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 года рождения, то есть четырнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию… «Вперрред!!!», и все. Наконец какой-то солдат или лейтенант, командир взвода, или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: «Нельзя же гробить людей!

Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьет!»… Сразу же подключается политрук, СМЕРШ[4] и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: «Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе». Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию, и готово: «Расстрелять перед строем!» или «Отправить в штрафную роту!», что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом, люди. А остальные — «Вперрред, в атаку!» «Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!» А немцы врылись в землю, создав целый лабиринт траншей и укрытий. Поди их достань! Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа — бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных.

Легко писать это, когда прошли годы, когда затянулись воронки в Погостье, когда почти все забыли эту маленькую станцию. И уже притупились тоска и отчаяние, которые пришлось тогда пережить. Представить это отчаяние невозможно, и поймет его лишь тот, кто сам на себе испытал необходимость просто встать и идти умирать. Не кто-нибудь другой, а именно ты, и не когда-нибудь, а сейчас, сию минуту, ты должен идти в огонь, где в лучшем случае тебя легко ранит, а в худшем — либо оторвет челюсть, либо разворотит живот, либо выбьет глаза, либо снесет череп. Именно тебе, хотя тебе так хочется жить! Тебе, у которого было столько надежд. Тебе, который еще и не жил, еще ничего не видел. Тебе, у которого все впереди, когда тебе всего семнадцать! Ты должен быть готов умереть не только сейчас, но и постоянно. Сегодня тебе повезло, смерть прошла мимо. Но завтра опять надо атаковать. Опять надо умирать, и не геройски, а без помпы, без оркестра и речей, в грязи, в смраде. И смерти твоей никто не заметит: ляжешь в большой штабель трупов у железной дороги и сгниешь, забытый всеми в липкой жиже погостьинских болот.

Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941–1945, Гитлер убивал мириады ни в чем не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего душа ее. Смогут ли жить потомки тех кто остался? И вообще, что будет с Россией?

Почему же шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему же шли, хотя и не хотели? Шли, не просто страшась смерти, а охваченные ужасом, и все же шли! Раздумывать и обосновывать свои поступки тогда не приходилось. Было не до того. Просто вставали и шли, потому что НАДО! Вежливо выслушивали напутствие политруков — малограмотное переложение дубовых и пустых газетных передовиц — и шли. Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому, что НАДО. Так, видимо, ходили умирать и предки наши на Куликовом поле либо под Бородином. Вряд ли размышляли они об исторических перспективах и величии нашего народа… Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «За Родину! За Сталина!», как пишут в романах. Над передовой слышен был хриплый вой и густая матерная брань, пока пули и осколки не затыкали орущие глотки. До Сталина ли было, когда смерть рядом. Откуда же сейчас, в шестидесятые годы, опять возник миф, что победили только благодаря Сталину, под знаменем Сталина? У меня на этот счет нет сомнений. Те, кто победил, либо полегли на поле боя, либо спились, подавленные послевоенными тяготами. Ведь не только война, но и восстановление страны прошло за их счет. Те же из них, кто еще жив, молчат, сломленные. Остались у власти и сохранили силы другие — те, кто загонял людей в лагеря, те, кто гнал в бессмысленные кровавые атаки на войне. Они действовали именем Сталина, они и сейчас кричат об этом. Не было на передовой: «За Сталина!». Комиссары пытались вбить это в наши головы, но в атаках комиссаров не было. Все это накипь…

Конечно же, шли в атаку не все, хотя и большинство. Один прятался в ямку, вжавшись в землю. Тут выступал политрук в основной своей роли: тыча наганом в рожи, он гнал робких вперед… Были дезертиры. Этих ловили и тут же расстреливали перед строем, чтоб другим было неповадно… Карательные органы работали у нас прекрасно. И это тоже в наших лучших традициях. От Малюты Скуратова до Берии в их рядах всегда были профессионалы, и всегда находилось много желающих посвятить себя этому благородному и необходимому всякому государству делу. В мирное время эта профессия легче и интересней, чем хлебопашество или труд у станка. И барыш больше, и власть над другими полная. А в войну не надо подставлять свою голову под пули, лишь следи, чтоб другие делали это исправно.

> В начале войны немецкие армии вошли на нашу территорию...

...СЛОВНО

Войска шли в атаку, движимые ужасом. Ужасна была встреча с немцами, с их пулеметами и танками, огненной мясорубкой бомбежки и артиллерийского обстрела. Не меньший ужас вызывала неумолимая угроза расстрела. Чтобы держать в повиновении аморфную массу плохо обученных солдат, расстрелы проводились перед боем. Хватали каких-нибудь хилых доходяг или тех, кто что-нибудь сболтнул, или случайных дезертиров, которых всегда было достаточно. Выстраивали дивизию буквой «П» и без разговоров приканчивали несчастных. Эта профилактическая политработа имела следствием страх перед НКВД и комиссарами — больший, чем перед немцами. А в наступлении, если повернешь назад, получишь пулю от заградотряда. Страх заставлял солдат идти на смерть. На это и рассчитывала наша мудрая партия, руководитель и организатор наших побед. Расстреливали, конечно, и после неудачного боя. А бывало и так, что заградотряды косили из пулеметов отступавшие без приказа полки. Отсюда и боеспособность наших доблестных войск.

Многие сдавались в плен, но, как известно, у немцев не кормили сладкими пирогами… Были самострелы, которые ранили себя с целью избежать боя и возможной смерти. Стрелялись через буханку хлеба, чтобы копоть от близкого выстрела не изобличила членовредительства. Стрелялись через мертвецов, чтобы ввести в заблуждение врачей. Стреляли друг другу в руки и ноги, предварительно сговорившись. Особенно много было среди самострелов казахов, узбеков и других азиатов. Совсем не хотели они воевать. Большей частью членовредителей разоблачали и расстреливали. Однажды в погостьинском лесу я встретил целый отряд — человек двадцать пять с руками в кровавых повязках. Их вели куда-то конвоиры из СМЕРШа с винтовками наперевес. В другой раз, доставив в санчасть очередного раненого, я увидел в операционной человека с оторванной кистью руки. Рядом дежурил часовой. Санитары рассказали мне следующую историю. Некто Шебес, писарь продовольственного склада, был переведен в разведку. Здесь он узнал, что на передовой стреляют и можно погибнуть. Тогда Шебес забрался в дзот, высунул из амбразуры кулак с запалом от гранаты и взорвал его. Солдаты, ничего не подозревая, отправили Шебеса, как раненого, в медсанбат. И уехал бы он в тыл, домой, если бы не старший лейтенант Толстой — наш контрразведчик. Это был прирожденный мастер своего дела, профессионал высокого класса. Один вид его приводил в трепет. Огромные холодные глаза, длинные, извивающиеся пальцы… Толстой пошел на передовую, нашел дзот, нашел оторванные пальцы, разорванную перчатку и успел догнать Шебеса в медсанбате. Увидев его, Шебес забился в истерике и во всем сознался. Позже его расстреляли.

Чтобы не идти в бой, ловкачи стремились устроиться на тепленькие местечки: при кухне, тыловым писарем, кладовщиком, ординарцем начальника и т. д. и т. п. Многим это удавалось. Но когда в ротах оставались единицы, тылы прочесывали железным гребнем, отдирая присосавшихся и направляя их в бой. Оставались на местах самые пронырливые. И здесь шел тоже естественный отбор. Честного заведующего продовольственным складом, например, всегда отправляли на передовую, оставляя ворюгу. Честный ведь все сполна отдаст солдатам, не утаив ничего ни для себя, ни для начальства. Но начальство любит пожрать пожирней. Ворюга же, не забывая себя, всегда ублажит вышестоящего. Как же можно лишиться столь ценного кадра? Кого же посылать на передовую? Конечно, честного! Складывалась своеобразная круговая порука — свой поддерживал своего, а если какой-нибудь идиот пытался добиться справедливости, его топили все вместе. Иными словами, явно и неприкрыто происходило то, что в мирное время завуалировано и менее заметно. На этом стояла, стоит и стоять будет земля русская.

Война — самое большое свинство, которое когда-либо изобрел род человеческий. Подавляет на войне не только сознание неизбежности смерти. Подавляет мелкая несправедливость, подлость ближнего, разгул пороков и господство грубой силы… Опухший от голода, ты хлебаешь пустую баланду — вода с водою, а рядом офицер жрет масло. Ему полагается спецпаек да для него же каптенармус ворует продукты из солдатского котла. На тридцатиградусном морозе ты строишь теплую землянку для начальства, а сам мерзнешь на снегу. Под пули ты обязан лезть первым и т. д. и т. п. Но ко всему этому быстро привыкаешь, это выглядит страшным лишь после гражданской изнеженности. А спецпаек для начальства — это тоже историческая необходимость. Надо поддержать офицерский корпус — костяк армии. Вокруг него все вертится на войне. Выбывают в бою в основном солдаты, а около офицерского ядра формируется новая часть… Милый Кеша Потапов из Якутска рассказывал мне, что во время войны Хозяин направил в Якутию огромный план хлебопоставок. Местный начальник, обосновавший невозможность его выполнения, был снят и арестован как «враг народа». Из центра приехал другой, который добился изъятия всех запасов зерна подчистую. Он получил орден. Зимой начался повальный голод и чуть не треть людей вымерла, остальные кое-как выжили. Но план был выполнен, армия обеспечена хлебом. А люди? Люди родились новые, и сейчас их больше, чем раньше. Мудрый Хозяин знал, что делал, осуществляя историческую необходимость… Поэтому молчи в тряпочку — подумаешь, украли у тебя полпорции мяса и сахар!

Что касается одежды, была она на фронте хоть и простая, грубая, но теплая и удобная. На это обижаться не приходится. Предусмотрительные немцы ничего подобного не имели и всегда сильно мерзли.

Оружие у немцев и у нас было неплохое, однако немцы были лучше обучены и не лезли зря под пули. Вспоминаю, как происходило обучение нашего, вновь сформированного, пехотного полка: мы бегали по лесу, кричали «Ура» и ни разу не стреляли по мишеням — берегли патроны. У немцев все было наоборот: каждый солдат отлично стрелял. Умел быстро окопаться и оценить обстановку.

Однажды я решил испытать хваленый немецкий пулемет МГ (машин гевер), выпускавший, как говорили, восемьсот пуль в минуту. Я взял его из рук мертвого немца, повесил себе на шею — двенадцать килограммов железа. Плюс еще более трех килограммов патронов, запасных стволов и т. п., да еще гранаты, еда и многое другое… Мы шли километров сорок и с каждым шагом этот проклятый «машин гевер» становился все тяжелей и тяжелей. Я совершенно изнемог и утешался лишь тем, что наш «максим» еще тяжелее, более двадцати пяти килограммов.

Когда впереди показалась цепь атакующих немцев, я даже обрадовался, плюхнулся в яму, прицелился, нажал курок…

— Доннер ветер! Таузен тойфель! Дрек мит пфеффер! Дейче муттер!

Проклятая сволочь! Этот «машин гевер» никак не работал! В ярости я бросил его в лужу, схватил автомат убитого соседа и стал палить в наступающих… Эту атаку мы отбили…

Трудно подходить с обычными мерками к событиям, которые тогда происходили. Если в мирное время вас сшибет автомобиль или изобьет хулиган, или вы тяжело заболеете — это запоминается на всю жизнь. И сколько разговоров будет по этому поводу! На войне же случаи чудовищные становились обыденностью. Чего стоил, например, переход через железнодорожное полотно под Погостьем в январе 1942 года! Этот участок простреливался и получил название «долина смерти». (Их много было, таких долин, и в других местах.) Ползем туда вдесятером, а обратно — вдвоем, и хорошо, если не раненые. Перебегаем по трупам, прячемся за трупы — будто так и надо. А завтра опять посылают туда же… А когда рядом рвет в клочья человека, окатывает тебя его кровью, развешивает на тебе его внутренности и мозг — этого достаточно в мирных условиях, чтобы спятить.

Каждый день, каждый час случается что-то новое. То вдруг немецкий снайпер уложил меня в воронку и не давал шевелиться до ночи, стреляя после каждого моего движения. Три часа на лютом морозе — и ногти слезли с обмороженных пальцев. Правда, потом выросли — кривые, как у черта… То немец забросил в мое укрытие гранату, но, слава Богу, у меня уже выработалась четкая реакция и я успел молниеносно выкинуть ее за бруствер, где она тотчас же грохнула… То во время обеда немецкий снаряд пробил потолок в нашей землянке, но не разорвался и только шипел на полу. «Ну что, ребята, вынесите его и давайте обедать», — сказал лейтенант. Из-за таких пустяков уже никто в это время не клал в штаны. Ко всему привыкаешь. Однажды тяжелая мина угодила в нашу землянку, разметала бревенчатый накат, но, к счастью, не пробила его. Я даже не проснулся от страшного грохота, содрогания почвы и от земли, посыпавшейся сверху. Обо всем поведал мне утром связист Полукаров, который проводил ночи, стоя на четвереньках, «в позе зенитной пушки», так как приступы язвы желудка не давали ему уснуть.

Известна история, когда во время обстрела солдат ощутил неизъяснимую тоску и потребность пойти к соседям. Сделав это, он обнаружил соседнюю землянку разбитой, а всех людей — погребенными под обломками. Пока он возвращался, его собственное укрытие постигла та же участь. Со мною это тоже произошло, правда, не под Погостьем, а позже, в 1944 году на станции Стремутка около Пскова… А когда на тебя прет танк и палит из пушки? А когда тебя атакуют, когда надо застрелить человека, и успеть это сделать до того, как он убьет тебя? Но обо всем этом уж столько писали, столько рассказывали оставшиеся в живых, что тошно повторять. Удивительно лишь, что человек так много мог вынести! И все же почти на каждом уцелевшем война оставила свою печать.

Одни запили, чтобы отупеть и забыться. Так, перепив, старшина Затанайченко пошел во весь рост на немцев: «Уу, гады!»… Мы похоронили его рядом с лейтенантом Пахомовым — тихим и добрым человеком, который умер, выпив с тоски два котелка водки. На его могиле мы написали: «Погиб от руки немецко-фашистских захватчиков», то же самое сообщили домой. И это была правильная, настоящая причина гибели бедного лейтенанта. Их могилы исчезли уже в 1943 году… Многие озверели и запятнали себя нечеловеческими безобразиями в конце войны в Германии.

Многие убедились на войне, что жизнь человеческая ничего не стоит и стали вести себя, руководствуясь принципом «лови момент» — хватай жирный кусок любой ценой, дави ближнего, любыми средствами урви от общего пирога как можно больше. Иными словами, война легко подавляла в человеке извечные принципы добра, морали, справедливости. Для меня Погостье было переломным пунктом жизни. Там я был убит и раздавлен. Там я обрел абсолютную уверенность в неизбежности собственной гибели. Но там произошло мое возрождение в новом качестве. Я жил как в бреду, плохо соображая, плохо отдавая себе отчет в происходящем. Разум словно затух и едва теплился в моем голодном, измученном теле. Духовная жизнь пробуждалась только изредка. Когда выдавался свободный час, я закрывал глаза в темной землянке и вспоминал дом, солнечное лето, цветы, Эрмитаж, знакомые книги, знакомые мелодии, и это было как маленький, едва тлеющий, но согревавший меня огонек надежды среди мрачного ледяного мира, среди жестокости, голода и смерти. Я забывался, не понимая, где явь, где бред, где грезы, а где действительность. Все путалось. Вероятно, эта трансформация, этот переход из жизни в мечту спас меня. В Погостье «внутренняя эмиграция» была как будто моей второй натурой. Потом, когда я окреп и освоился, этот дар не исчез совсем и очень мне помогал. Вероятно, во время войны это был факт крамольный, не даром однажды остановил меня в траншее бдительный политрук: «Мать твою, что ты здесь ходишь без оружия, с цветком в руках, как Евгений Онегин! Марш к пушке, мать твою!»…

Именно после Погостья у меня появилась болезненная потребность десять раз в день мыть руки, часто менять белье. После Погостья я обрел инстинктивную способность держаться подальше от подлостей, гадостей, сомнительных дел, плохих людей, а главное, от активного участия в жизни, от командных постов, от необходимости принимать жизненные решения — для себя и в особенности за других. Странно, но именно после Погостья я почувствовал цену добра, справедливости, высокой морали, о которых раньше и не задумывался. Погостье, раздавившее и растлившее сильных, в чем-то укрепило меня — слабого, жалкого, беззащитного. С тех пор я всегда жил надеждой на что-то лучшее, что еще наступит. С тех пор я никогда не мог «ловить мгновение» и никогда не лез в общую свару из-за куска пирога. Я плыл по волнам — правда, судьба была благосклонна ко мне…

Атаки в Погостье продолжались своим чередом. Окрестный лес напоминал старую гребенку: неровно торчали острые зубья разбитых снарядами стволов. Свежий снег успевал за день почернеть от взрывов. А мы все атаковали, и с тем же успехом. Тыловики оделись в новенькие беленькие полушубки, снятые с сибиряков из пополнения, полегших, еще не достигнув передовой, от обстрела. Трофейные команды из старичков без устали ползали ночью по местам боев, подбирая оружие, которое кое-как чистили, чинили и отдавали вновь прибывшим. Все шло как по конвейеру.

Убитых стали собирать позже, когда стаял снег, стаскивали их в ямы и воронки, присыпая землей. Это не были похороны, это была «очистка местности от трупов». Мертвых немцев приказано было собирать в штабеля и сжигать.

Видел я здесь и другое: замерзшие тела убитых красноармейцев немцы втыкали в сугробы ногами вверх на перекрестках дорог в качестве указателей.

Весь январь и февраль дивизии топтались у железной дороги в районе Погостье — Шала. По меньшей мере три дивизии претендовали на то, что именно они взяли Погостье и перешли железнодорожное полотно. Так это и было, но все они были выбиты обратно, а потом вновь бросались в атаку. Правда, они сохранили лишь номера и командиров, а солдаты были другие, новые, из пополнений, и они шли в атаку по телам своих предшественников.

На youtube есть ещё Exposed, там Олдфилд тоже Tubular Bells играет, хотя часть с Incantations звучит бодрее.
https://en.wikipedia.org/wiki/Exposed_(Mike_Oldfield_album)

Карта глупая. На означенно территории арабского населения в 10 раз больше, чем всего Израиля (включая израильских арабов), границы проведены без учета рельефа, экономической географии и энторасселений.

>Hillel Weiss, a professor at Bar-Ilan University, has promoted the "necessity" of rebuilding the Temple and of Jewish rule over Greater Israel.

Какой ебанат может быть профессором.

>10 agorot controversy

Арафат гениальный мужик был. Такое придумать и закрепить не каждый может. Монета имеет образовательное значение, можно узнать что чеканивший оригинальную монету Антигон Мататьяху правил три года, был выдан римлянам, после чего евреи восстали и конечно были побиты римлянами.

А все дело в том, что зумеры-деграданты, левацкие дауны и SJW-дебилы, они ведь реально отсталые и воюют с какими-то мифическими ZOG-ами или с мифической дискриминацией, все им хочется восстановить какую-то справедливость, все им кажется что их угнетают‚ достаточно вот посмотреть на вечно беснующегося недоумка пользователя NECAX -- типичный представитель, не способный в элементарные логические связи, ему постоянно кажется что ЖЫДЫ его обижают, он такой же как русня, недоумок, только русне кажется, что запад их угнетает, а зумерам-битардам кажется что жиды и глобалисты... Поколение умственных инвалидов и моральных уродов крикунов.