https://www.currenttime.tv/a/zakinut-za-lentochku-rossiyskiy-srochnik-rasskazyvaet-kak-ego-i-sosluzhivtsev-otpravlyali-v-zony-boev-s-ukrainoy-hotya-zakon-eto-zapreschaet/33411257.html

"Назад нельзя – свои же пристрелят"

Александр вспоминает, как в августе 2024 года ВСУ прорвали границу в Курской области. Весь батальон Александра тогда срочно отправили рыть окопы: военное руководство не исключало прорыва и в Брянской области.

"В тот день нас по боевой тревоге подняли. Вот, получается, мое второе отделение стоит посередине, на три километра – нас семеро, на втором километре – расположено первое и так далее. Тревога – и первое с третьим отделения бегут к нам и окапываются вместе. Быстренько-быстренько роем небольшие окопы и сидим. Все", – вспоминает 6 августа Александр.

В окопах под Подыготье, по его словам, срочники просидели около суток.

"В итоге у нас ничего не было, никакого прорыва. Потом обратно разошлись по своим позициям. Было ощущение, что ВСУ отвлекали в этом месте, чтобы прорваться концентрированно в Курской области", – считает Александр.

"После прорыва у нас почти ничего не изменилось. Только, разве что, танки пригнали ко второй линии", – замечает он.

По словам Александра, готовясь к наступлению ВСУ, малоподготовленных срочников в Брянской области командование разместило на первой линии фронта. А уже на второй линии, за ними, разместили профессиональных военных и технику. Именно они должны были встречать ВСУ огнем, если тем удастся прорвать границу.

"Я без понятия, что за "элитные" части контрактников спрятали за срочниками. Мы к ним назад не отходили", – замечает Александр.

Он подчеркивает, что отходить незапланированно назад во время "командировки за ленточку" срочникам было запрещено: их могли застрелить свои же.

"Могли застрелить свои же. Однажды мы сидели так под огнем несколько часов. Нас заслали "на разведку", а тут ВСУ выходят. Бежать назад нельзя – свои же пристрелят за то, что выдал расположение, – говорит Александр. – Мы залегли и несколько часов ждали. Потом на нас заслали дроны-камикадзе – один бахнулся рядом со мной, так я пятую по счету контузию получил".

Без контузий, по словам солдата, срочники из "командировок" редко возвращались. Многие сослуживцы Александра были ранены, как и некоторые жители села Подыготье, в котором размещалось их подразделение.

"Мирные люди так и продолжали жить под снарядами да дронами. Только у них, в отличие от нас, даже окопов нет, – рассказывает Александр. – Да, были погибшие. Эвакуировать их никто не эвакуировал. А самим уезжать... Ну, им некуда было, я так понял".

Назначение "разведки", в которую его отправляли, срочник, по его словам, толком не понял.

"По сути, то же самое они могли "разведать" дронами. Техника была: гуманитарка же доходила. Но вместо дронов они отправляли солдат, срочников. Не знаю, видимо, мы дешевле", – рассуждает Александр.
"До самого дембеля в госпитале, остался инвалидом, и еще без денег"

После последней такой "командировки" в октябре 2024 года Александр был уже не контужен, а ранен – в него попал осколок дрона-камикадзе.

"Временное функциональное расстройство костно-мышечной системы после закрытой травмы левого коленного сустава, повреждения внутреннего мениска левого коленного сустава, – зачитывает Александр заключение военно-врачебной комиссии (документ есть в распоряжении редакции). – И еще одно заключение с более-менее верным диагнозом. Но записали мне его только в части в Забайкалье".

Александр говорит, что в военном лазарете записать точно его диагноз медики отказались – он подозревает, что произошло именно из-за того, что срочник не должен был находиться в зоне боевых действий.

"Видимо, они получили предписание не фиксировать. Но у меня же есть доказательства – свидетельства сослуживцев, выплаты повышенные нам приходили именно в те дни, когда нас "посылали" за ленту – не 2200, как солдатам "срочки", а 120 тысяч в месяц, – говорит Александр. – Есть мои фото оттуда [с фронта]. Доказать это я смогу – другое дело, что меня пинают из части".

Сейчас Александр вместе с мамой переехал из Бурятии в один из регионов европейской части России. Здесь он планирует подать заявление в военную прокуратуру – за незаконную отправку его на фронт и за невыплату ему денег за ранение.

"Получается, меня против закона отправили в зону боевых действий, не спрашивая. Потом я еле-еле вырвался оттуда – и до самого дембеля меня держали в госпитале. Остался инвалидом. И еще без денег!" – объясняет Александр.

Он рассказывает, что часть денег за нахождение в "зоне боевых" у солдат вымогали свои же командиры подразделений.

"Когда я первый раз получил контузию в "командировке" и вернулся, командиру взвода потом отдавал свой автомат, аптечку. Как положено. Все проверил сначала – "Калаш" (автомат Калашникова) работает, по списку, сдал, – вспоминает срочник. – А чуть погодя он мне говорит: Ты, ну, потерял, как бы, часть деталей с автомата. И два обезболивающего. А это наркотические средства. И он ставит мне выбор: "Либо ты сейчас едешь на очень долго по военному суду [в тюрьму], ну, лет так на 15 точно. Потому что обезболивающие в аптечке сильнодействующие наркотики, и за него дают очень много. Либо же ты мне сейчас 20 тысяч из своей зп переводишь, и мы всё недостающее тебе находим".

"Ну, что, я перевёл. Это был выбор без выбора, так сказать, – говорит бывший срочник. – И командир взвода, гвардии лейтенант Булат родом из той же Бурятии (позывной Дацан) тут же на моих глазах из своей же сумки это всё и достал – части к автомату и обезбол".