Особенную садистичность сложившемуся режиму репрессий придаёт его способность наносить точечный урон, вызывая страх и трепет в нужной аудитории и сохраняя при этом неприкосновенными общественные процессы и структуры за её пределами.

Такая таргетированность репрессивных атак снижает потенциал общественной солидарности с их жертвами: бьют всё чаще и шире, а людей, которые чувствуют, что это их касается, всё меньше и меньше, потому что все сервисы продолжают функционировать, ничего не нарушается и не ломается — жизнь идёт своим чередом.

Уголовное дело в отношении издательского проекта? Большое издательство может скинуть «токсичный» актив, извиниться где надо и продолжить зарабатывать деньги, ведь 99% его клиентов и партнёров ничего не заметят. И так в любой сфере.

Уже который год я буквально каждую неделю читаю новости или узнаю от знакомых об очередных обысках, избиениях, посадках, тяжёлых недугах политзаключённых в колониях и прочих жутких вещах, которые уже привычно вызывают лишь беглые спазмы на лице и в животе. И каждый раз я заново осознаю, что при всей жестокости этих акций (от которой самому иногда хочется выть) у меня нет никаких эффективных способов обратить на это внимание большинства своих знакомых. Потому что «а мне-то что?». И это действительно так — по факту ни-че-го.

И дело не в том, что человек равнодушная и эгоистичная скотина (это столь же банально, сколь неверно), а в том, что отсутствуют социальные узы, которые могли бы вызывать сочувствие и солидарность. Почти любого человека и любой сервис можно заменить на конкурентном рынке — о ком и с какой стати мне нужно переживать, если это не мои близкие? Вне соображений коллективной солидарности тут просто нечего ответить. Остаётся апеллировать к кантианской морали или базовой эмпатии к себе подобным — то есть заниматься морализаторством или манипулированием.

Архитекторы этой дьявольской машины репрессивного таргетинга наверняка гордятся собой и считают, что она подобна высокоточной хирургии, удаляющей «больные» клетки и не задевающей «здоровые» ткани. Найдётся на них воздаяние или нет, мы остаёмся перед чудовищным фактом: экономическое существование больших обществ не нуждается в социальных узах, доверие сделкам и финансовой системе прекрасно совмещается с тотальным отчуждением и моральным солипсизмом.