Алексей Широпаев
Алексей Широпаев

Крепостной

Крепостной смоленский композитор
Был отправлен барином в Европу,
Чтоб проведал, где у бабы клитор,
Чтоб потрогал монгольфьера стропы.

Чтоб вдохнул до дури, до веселья
Этот синий итальянский воздух.
Чтоб узнал про снадобья и зелья
От масона графа Калиостро.

Чтобы в лоб беседовал с веками -
Гениальный, поротый и битый,
Сев с бутылкой на античный камень,
Высохшими травами повитый.

Чтобы русый, с виду простоватый,
Только что из валенок голимых,
Узнавал себя в обломках статуй,
Родину - в лазоревых долинах.

Чтобы он, счастливый, бесприютный,
Позабыл о розгах и морозах.
Чтоб сидел он с золотистой лютней
Под тобой, лимонная мимоза.

Он бродил, сверкая голенищем,
День и ночь, пьянея и глазея.
Но светила русская лунища
На него в проемы Колизея.

Но плыла тунгусская шаманка,
Озаряя римскую каморку.
И играла римская шарманка
По-смоленски - жалобно и горько.

Вспомнил он смоленскую дорогу -
День и ночь - березовые ситцы,
Вспомнил он увесистого Бога,
В пустоту размазанные лица.

Он увидел с высоты орлиной:
Снеговая наползает плоскость,
Вытесняя синие долины
Белизной в коричневых обносках.

И когда гостиничные стены
Озарило розовым рассветом,
Он висел, синея постепенно,
На трубе, во мраке туалета.

Все трезвея, парфюмерным шаром
Солнце Рима медленно вставало.
И спешили негры и клошары
Под окном - на запахи вокзала.


Смерть в Италии

Он слышал: с улицы доносятся
Обрывки говора и смеха.
"Пусть лучше сердце остановится,
Но мне из Рима не уехать".

Так думал он. Рубаха потная
К холодной плоти прилипала.
Но сердце, подлое, работало,
Его на родину толкало.

А он душой цеплялся истово
За Рим, за жалюзи, за небо,
И удивлялся, как бы издали,
Своей живучести нелепой.

И - коротнула сущность тонкая,
И - изошла из плоти потной.
И плоть с баулами, с котомками
Пошла впотьмах к аэропорту.

Пошла - сутулая и бледная,
Все оступаясь неуклюже,
Как будто в области запретные -
В непроницаемые лужи.

А он привстал - прозрачный, ветреный,
Неуловимый и незримый.
И с ним остался Рим немереный
Как он навек остался с Римом.

Его удел - земля зеленая,
Зенита синь и вольный Форум.
А тело в кресло самолетное
Садилось, пахло хлороформом.

Летело, глядя в тучи серые,
Жевало судорожно пищу.
А он струил рукою смелою
На мрамор красное винище.

Дышал размеренно и счастливо,
Как в жизни раньше не дышалось...
А тело - тело безучастное
На плоскость белую снижалось.

А после, синее от холода,
Ступало по снегу нетвердо.
А он с холма на крыши Города
Смотрел, сияющий и мертвый,
Живой, как эти ветры веснами,
Как луч, как испаренья крови...
А боги - русые и рослые -
Стояли около и вровень.

А тело водку виноградную
На кухне плюхало по кружкам,
И тасовало фотографии
С механистичностью Петрушки.