О Патриархе, церкви и перспективах российского варианта "теологии освобождения"
Должен признаться в страшном грехе. Мне симпатичен Патриарх Кирилл. Нравится его неожиданная непредсказуемость, нравится, что он часто говорит довольно радикальные вещи. В жару он вдруг очень здорово наехал на богатство и на жизнь, посвященную умножению богатств. Кирилл хорошо взялся за Украину. Я, конечно, не слышал всего, что он там говорил, но то, что слышал, мне тоже понравилось. Хотя, не редко слова Кирилла вызывают возмущение. Но даже тогда в нем чувствуется какая-то подкупающая искренность. Кажется, что с ним можно спорить, в нем не видно самодовольной, тупой непробиваемости. Во всяком случае, именно такое складывается впечатление.

Вообще, я уверен, что будущая коммунистическая революция, которая мне представляется совершенно неизбежной, не будет уничтожать и преследовать церковь. Реализованный коммунизм не уничтожает церковь, а делает ее ненужной, снимает ее. Ведь духовное больше не разрывается с материальным. Сама материальная жизнь становится духовной, а значит, отпадает необходимость в религиозной фантазии.

К тому же, в народе сейчас нет того озлобления против церкви, какое было во времена той великой революции. Это тоже понятно. Сегодняшняя церковь не связанна так глубоко с правящими классами, как была с ними связана РПЦ к 1917 году. Нет, конечно, первые лица регулярно дразнят Господа, усердно крестясь перед телекамерами, но все равно той глубокой спайки между церковью и правящим классом уже не существует и никогда больше не будет, потому что нет и не будет уже аграрной экономики.

Тогда в России был другой правящий класс. Помещик веками правил, опираясь на попа. Между церковью и помещиком, между церковью и династией была больше чем близость. Сегодня Россия принадлежит международным корпорациям и компрадорам, фактически уже поменявшим национальность. Ценность РПЦ для этой публики более чем сомнительна. Эта относительная неустроенность пробуждает в служителях культа чуть ли не первохристианские настроения и делает их значительно более чувствительными к народным бедам. Ситуация усугубляется еще и тем, что после «возрождения» в церковь пришло много священников в первом поколении, работающих что называется по убеждению.

Я бы даже совсем не удивился, если бы РПЦ родила что-то вроде теологии освобождения. Классовое строение современного российского общества, как раз близко Латинской Америке, где теология освобождения получила наибольшее распространение.