В журнале у Мальгина народ внезапно замечает, что лимоновская секта стала филиалом МИДа. Сразу вспоминается жирная цитата из книги Лимонова "Моя политическая биография", о том как он упрашивал генерала ФСБ использовать его вместе с партией в качестве провокаторов:

"«Владимир Васильевич, это Лимонов вас беспокоит. Я встречался с вашим предшественником, генералом Зотовым. Хотелось бы встретиться с вами и познакомиться».Тишина. Он думал. Он понял так, что, возможно, я был информатором Зотова. Он сказал: «Можно, конечно. Вы где с ним обычно встречались?» — «У вас на Фуркасовом. В его кабинете».Тишина.

Он думал. Решил. «Лучше не здесь, у нас тут… ремонт идёт. Лучше где-нибудь на улице». — «Тогда давайте рядом с вами, у музея Маяковского». — Он молчал. «Это где голова?» — «Да-да, у головы». Мы договорились о времени. «А как я вас узнаю?» — «Я буду в куртке и при галстуке». — «А я буду в чёрной рваной куртке и в очках». — «Я вас узнаю, — сказал он. — Вы человек известный».

Если я не ошибаюсь, это случилось 7 февраля 2000 года.Была оттепель. Поэтому он и собирался прийти в куртке. Мы с Николаем пришли чуть раньше. Рядом с головой мужик простого вида торговал значками. Ещё один разложил у головы, на чёрном камне ограждения, книги. Рядом ведь был магазин «Библио-глобус». Торговцы узнали меня и приветствовали. Предложили отхлебнуть из чекушки, которую только что купили и собирались выпить по случаю оттепели. Я подумал и выпил. Глоток. Держа в руке сотовый телефон, в другой атташе-кейс, длинное пальто, шапка, — появился, беседуя, конторский тип. Мы с Николаем переглянулись. Тип даже не взглянул на нас и пошёл за голову, к самому зданию музея, обошёл его, вышел у головы и пошёл в сторону «Библио-глобуса».

Почти тотчас появился — галстук и живот впереди в раструбе расстёгнутой бежевой куртки — наш генерал. Чуть выше меня ростом, откормленный, с широкой физиономией, свалявшиеся бурые волосы военного. В руке сотовый телефон. Он направился сразу ко мне.Мы поздоровались. Я рассказал ему о том, что ко мне в квартиру наведывались люди. Спросил, не его ли это люди? Генерал промычал нечто неопределённое. Не бросился отрицать, сказал мне, что выяснит. От головы Маяковского мы пошли во двор музея, зашли с его тыльной стороны, встали ближе у служебного входа и продолжили разговор.«Вы, наверное, получили от вашего предшественника генерала Зотова все бумаги по нашей организации», — поинтересовался я. «По долгу службы мы интересуемся и вами», — пожал он плечами. Сделал такое выражение, что, мол, что поделаешь, приходится заниматься и вами. Вообще вид у генерала был неактивный, он не инициировал чего-либо, а был лишь готов к приёму. Информации. Предложенной.«Вы, наверное, знаете историю создания НБП. Из горстки интеллектуалов, возглавляемых мною и философом Дугиным, мы превратились в самую массовую радикальную партию России».Генерал скептически кивал головой. Медленно. И растирал ногой в ботинке подёрнутую льдом лужу.«В России трудно стало работать политическим партиям, — пожаловался я. — Слишком много ограничений. Не там стал, не там плюнул во время митинга — привлекают к ответственности. Вы не поверите, но меня вызывали к следователю Московского ФСБ по поводу скандирования мною в микрофоне на митинге в ноябре слова «Ре-во-люция!»» — «А чего вы хотели? Должен быть порядок…» — сказал он. «Мы никогда не нарушали закон Российской Федерации, не нарушаем и сейчас и не будем нарушать… Потому мы всё чаще переносим нашу борьбу за пределы РФ, в те страны СНГ, где попираются права русских…»

Генералу, возможно, всё это было неинтересно. Но он стоял, не уходил. И не высказывал нетерпения. Может быть, он думал, что всё это затравка и после затравки я ему кого-нибудь выдам?«В частности особенно успешными были наши действия в Латвии, где национал-большевики сумели добиться огласки «дела Кононова». Вы знаете, речь идёт о старике партизане-подрывнике, латвийцы обвиняют его в «преступлении», совершённом в 1944 году. Национал-большевистская партия раскрутила Кононова. Мы занимались Кононовым с самого дня его ареста в августе 1998 года. Мы устраивали пикеты, разрисовывали поезда». — «Это Ваши люди только что атаковали латвийское посольство?» — прервал он меня. «Сочувствующие. Мы приказа не отдавали». — «И сочувствующие сидели в Севастополе, а наш МИД был вынужден вытаскивать их оттуда…» — заметил он скептически. «Нет, там сидели члены Национал-большевистской партии. Видите ли, Владимир Васильевич, что же мы за страна такая, если добровольно сдали город-герой, символ русского сопротивления в 1854 и в 1941-м. За восемь лет единственная партия которая осмелилась дать отпор наглой оккупации, — это мы, НБП». — «Границы уже определены. Поздно», — сказал он. «Кем определены? Ведь не нами? Севастополь нужно отстоять, иначе грош нам цена как нации, Владимир Васильевич…» — «Ну это не вам решать и не мне, это прерогатива государства», — сказал он. «Между прочим, мы, НБП, делаем за вас вашу работу. Вы должны были бы нам платить…» — «Ну да… Ещё что… Вы только усложняете отношения России с нашими соседями». — «Наши соседи, пока вы их стараетесь умаслить и не раздражать… живут с головой, повёрнутой на Запад, и один за одним бегут в НАТО. Наши соседи — вся Европа приходила к нам с Наполеоном и Гитлером и придут ещё…»

Шагах в десяти белокурая бестия Николай, такого белого цвета никакой краской не добьёшься, а у него — свои, топтался ботинками по лужам. Время от времени генерал искоса поглядывал на него. Сотовый генерал сунул в карман куртки.

«Владимир Васильевич, — сказал я, — не надо нас подслушивать, разрабатывать, надо с нами дружить. Давайте работать вместе».Он ухмыльнулся и покачал головой.«Погодите возмущаться. Есть же сферы, куда государство не может вмешиваться, нельзя уронить престиж, наехать на посольства, организовать манифестации здесь и там, хоть в Латвии, хоть на Украине, а мы это можем! А государство пусть нас официально порицает, мы будем выражением гнева русского народа».

Тут уж он посмотрел на часы. Хотя я и по сей день считаю, что моё предложение было разумным. В своё время то, что я ему предложил, — делал спецотдел КГБ. Сегодня это могли бы делать мы. Уже через несколько дней после нашей встречи с генералом — прочеченские демонстранты измывались над российским флагом в Познани. МИД ограничился нотой протеста. Поляки равнодушно пропустили ноту мимо ушей. Ночью к посольству (ещё раньше ноты) пробрались сочувствующие НБП и бросили на территорию Молотов-коктейль. Так как здание посольства — бетонный куб — стоит далеко от ограды, посередине асфальтового поля, ущерб был минимальный, но всё равно сгорели видеокамеры и дерево. Затем НБП устроили у посольства Польши демонстрации. Итог ночного нападения «сочувствующих» — не менее трёх десятков статей в российских СМИ."

Судя по всему, раньше лояльность НБП вызывала у власти сомнения, поэтому для похожих акций использовались разнообразные нашисты. Сейчас ангажированность нашистов всем надоела, да и вообще, последняя битва приближается. Пришлось взять Эдичку в штат. В случае чего рядовым бойцам НБП всегда можно впаять реальный срок, чтобы дистанцироваться от "народного гнева".