После 1991 года здесь всё вдруг стало «русским»

Борис Межуев

Сергей ЖАРИКОВ: «После 1991 года все вдруг стало «русским»!»



  «Классический» русский рок доперестроечного времени не пережил крушения империи. К моменту окончательного «торжества демократии» тем людям, которые искали политической и культурной альтернативы сменившему свои знамена, но сохранившему свои позиции истеблишменту, нужно было находить новый язык протеста и новый стиль самовыражения.

И этот язык был вскоре найден.

На идеях национального возрождения (в особенности в резкой, боевой форме европейской «новой правой») казалось, всегда будет покоиться печать отверженности. И ни у кого в начале 1990-х не вызывало ни малейшего сомнения, что сторонники этих идей, публично выражающие им поддержку, в «приличном обществе» никогда не получат признания. По этой причине те, кто стал воссоздавать контркультуру после краха империи, могли без опасений обращаться к мифам, фигурам и концептам европейского национал-радикализма в самых разных его разновидностях и вариациях – ибо от спокойного и конформного существования в кругу «довольных и сытых» они навсегда были защищены стеной неизменно либерального общественного мнения...

Комменты здесь

О том парадоксальном повороте – от жажды демократических «перемен» к требованию «национального реванша», – который пережила русская контркультура в начале 1990-х, мы решили поговорить с одним из ее творцов, музыкантом группы «ДК», редактором журналов «Русский Рок» и «АТАКА» Сергеем Жариковым.


***

- В адрес участников русского рока начала 1980-х часто звучат упреки в участии в государственной катастрофе 1980-90-х. Как Вы считаете, справедливы ли эти обвинения?

- Здесь надо сразу же разобраться с терминами и избегать стереотипов. «Свой рок» в СССР сформировался к середине 1960-х в виде массового «бит-движения». Это официальное название. Эту приставку – «бит» – новому поколению музыкантов дали «старшие», игравшие джаз, «лабухи-дудари», с намеком, конечно же, на фразу журналиста Херба Кейна из San Francisco Chronicle, которую он произнес и опубликовал в 1958 году: «Битники находятся за пределами этого мира, как спутник (sputnik)». А потом появились Керуак и Гинсберг с крылатой фразой первого – «This is a beat generation». То есть, название на грани приличия и – может, поэтому, а может, по каким другим причинам, сама молодежь свою субкультуру называла по-другому – «роком». От себя могу добавить, что обожавшие джаз «стиляги» (твистуны-сёрфисты) тоже считались «битниками», а это, для правоверных «битломанов», извините, совсем другой компот, и отмежевание было просто необходимо. Короче, в начале 1960-х и СССР появилась своя, «советская» рок-музыка, а в Москве, в 1967 году уже был открыт первый официальный рок-клуб «КМ». Апофеозом советского рока стал легендарный Ереванский рок-фестиваль, который проводился ежегодно в Ереванском дворце спорта (!) с 1968 по 1972 годы.

Хочу подчеркнуть, что наша молодежь никого «не догоняла», и все у нас появлялось примерно в одно и то же время с Западом. И это естественно: русская культура – культура европейская.

Уже в начале 1970-х стало заметно, как рок-культура (как мажоритарная, массовая субкультура) начала сдавать свои позиции. Распад Битлз продемонстрировал ограниченность внутреннего ресурса рока, и туда хлынули так называемые «профессионалы», то есть буквально: «говорящие на языке большой культуры». А субкультура, по определению, не может говорить на «общекультурном» языке! Таким образом, до распада СССР оставалось аж целых 20 лет! Целое поколение, получается. Так что, обвинение «в соучастии в преступлении» явно не по адресу…

Что же было дальше? А дальше – очередная контркультурная реакция уже нового поколения молодежи на этот «профессиональный» и, как им казалось, фальшивый пафос. Ко второй половине 1970-х появились панки и сформировалась так называемая «Новая Волна» актуальной молодежной музыки, которая с классическим роком, конечно же, мало имела общего. Это надо понять раз и навсегда: по отношению к «New Wave» слово «рок» можно использовать лишь как псевдоним. Но в СССР и эта субкультура сформировалась в резонансе со всем миром. И здесь русские никого не «догоняли». А в некоторых стилевых сегментах «новой музыки» русские даже опередили т.н. Запад! Об этом много писали, повторяться не буду. Если сравнить Кафку с появившимся гораздо раньше Леонидом Андреевым, я думаю, будет понятно, о чем идет речь.

Но и эта диковинная «волна» растеряла весь свой драйв уже к концу 1980-х… «New Wave» по отношению к року – это то же самое, что романы Сорокина по отношению к Советскому Производственному Роману. В 80-е весь гуманизм и пацифизм рока был доведен «ньювейверами» до конца: носителями «новой волны», в основном, были оставшиеся, не охваченные цивилизацией маргиналы – секс-меньшинства, психопаты и перверты различных мастей, требовавшие институциализации своих «слабостей». Чего они, собственно, к концу 1980-х и добились. И драйв иссяк…

Вот тут-то и возникает интересный момент! Если внимательно проанализировать, например, окружение Ельцина на предмет перверсий, то результаты могут шокировать даже вполне спокойного человека! «Реформаторское» движение в стране было очень разнообразно и многолико, и стране, конечно же, как воздух нужна была тотальная модернизация Системы. Но… оказалось, что самой сплоченной и организованной была т.н. «голубая партия». Очень хороший образ привел в одной из своих статей покойный Иван Соколовский. «Обратите, внимание, — написал он, — как сценический имидж, если не сказать «художническое кредо», Бориса Моисеева схож с образами героев так называемого «советского рока» 80-х!».

Конечно же, СССР развалился по другим причинам. Классический системный кризис, обострившийся из-за катастрофического падения мировых цен на нефть. Но самой главной причиной краха, на мой взгляд, стала неспособность системы к самоорганизации, к самовосполнению, к самообновлению системных элементов. Глупо уповать на номенклатурную «вертикаль», когда мир строит сети…

Поэтому, на все претензии к русским музыкантам 80-х можно ответить так: они действовали по принципу «падающего – подтолкни». Транслировали (но не создавали!) мемы «матрицы очевидности» того времени. И, тем не менее, строго говоря, к року непосредственно, опять же, это не имеет никакого отношения. Рок был глубоко закопан панком за 15 лет «до революции». В целом же, «New Wave» стала сердцем т.н. «попсы».

- В какой мере эстетические расхождения, скажем, московской и питерской школ «русского рока» отражали идейные противоречия участников рок-движения?

- Все конфликты «отцов и детей» построены на способности последних выстроить и достаточно ясно артикулировать собственный контркультурный дискурс. То есть, по сути, каждое поколение молодежи вытаскивает и держит над головами свою собственную контркультурную (контр – по отношению к культуре, а то и субкультурам отцов) хоругвь, общий месседж, которых всегда один и тот же: «Мы – другие». В качестве материала для хоругви может использоваться что угодно, – и музыка, ведь, тоже, не всегда актуализировалась в этом качестве, надо еще слух, ха-ха, иметь. Жанровым ядром, фундаментом той или иной контркультуры, могли быть – как поэзия, так и кино, так и умение быть демонстративно респектабельным – стиль американских «плейбоев» конца 1940-х, например. Особенностью же отечественных субкультур (в частности, молодежной контркультуры, в контексте общей нашей темы) является их трэшевый характер. Это – отдельный большой разговор, оставим его на потом.

Как «питерский рок», так и «московский рок» 80-х, строго говоря, повторяю, роком назвать нельзя. Питерская молодежная контркультура 80-х была однозначно трэшевой и представляла собой, оставшийся от т.н. «шестидесятников», second hand с их «песнями у костра». Любопытно, что ленинградцы, за редкими исключениями, стеснялись трэша. Когда ленинградцы анализируют «рок», они говорят только о текстах, музыки для них, как будто, не существует вообще.

Их артефакты вполне вписывались в общие стилевые рамки мировой «волны» 1980-х, и это, действительно, было современно и актуально, но… в режиме, отнюдь не «аудио», но – «видео», который был весьма хорошо отлажен благодаря таким замечательным ленинградским художникам, как Котельников, Миллер, Новиков, Африка и т.д. Ленинградцы – экстраверты чистой воды, апеллировавшие к самой широкой публике. Хорошей иллюстрацией к этому будет взаимный и от того не менее красноречивый интерес друг к другу Б.Гребенщикова и чисто конкретно «попсового» Д.Боуи, например. Не случайна в данном контексте и другая история – про то, как москвич Кинчев поднял на уши весь Ленинград, тогда как в Москве он собирал – до прихода в «Алису» – несколько десятков человек: кредо Ленинградцев — даёшь современный модный попс!

В Москве же процветал концептуализм, и столичный снобизм не мог переварить, например, цоевские перлы про «наши сердца, которые ждут перемен» в качестве серьёзной духовной пищи. Для москвича Кремль – это очень близко, слова «ложь» и «власть» были синонимами, поэтому москвичей можно, иронически конечно, назвать людьми «с подмоченной вербальностью» – словам мало кто верил. Москвичей больше интересовали звук, новые музыкальные идеи. Музыка московских групп более интровертивна, хотя московская контркультура 80-х была такой же трэшевой, как и Питере, с той лишь разницей, что она была не просто трэшевой, а трэшевой принципиально! Это была особая эстетика «отказа», ухода во внутреннюю эмиграцию, – недаром одна из московских групп так и называлась «Вежливый Отказ».

В Москве никто не верил ни в какие «перемены», никто не апеллировал к власти, все были заняты собой и устройством своего «звукового мира»: все, что было связано с Властью и Кремлем, казалось просто комичным… А кто считался серьезным? – это те, кто не мог попасть под подозрение в некомпетентности: Брайан Ино (с ним работали «Звуки Му»), Роберт Фрипп (Сучилин), Питер Гэбриэл (Инна Желанная), Пьер Булёз (Орлов, Трефан)… Великие герои музыкального арта, уже ушедшие, кстати, из классического рока, и вряд ли когда-либо ассоциировавшиеся с «новой волной». И любили москвичи в Питере только «родное» – Курехина, «Джунгли», «Сезон дождей»… Кредо Москвичей – даёшь настоящую альтернативу!

Это, немного искусственное, противостояние двух городов было очень полезным для обеих сторон. Но именно «питерская школа» отформатировала попсу 1990-х, подтвердив старый тезис о том, что историю делают поэты, а не музыканты. Но именно московская школа выдала такое количество ценных артефактов, которые надолго переживут все эти вчерашние и сегодняшние – наивные, но горячие дискуссии…

- Чем «русские хиппи» и «русские панки» отличались от своих западно-европейских и американских собратьев?

- По началу, в главном, ничем они, конечно, не отличались, да и появились они везде в одно и то же время. Но! Их трансформация очень любопытна. Хиппи пустили здесь очень глубокие корни, их философия нашла себе опору в лице позднего Толстого. Более того, идеи «русского национального возрождения» стали прорастать именно в этой среде. Не надо забывать, что классический рок – это именно их музыка! С этой музыкой они пришли в 80-е, а после хиппизм явно пошел на убыль. Это драйв «Аквариума».

С панком дело обстоит, как раз наоборот. В конце 70-х – начале 80-х в СССР панком увлекались единицы. Но на сегодняшний день панк превратился в самое мощное контркультурное движение! Относительно, конечно. Идеологически панки крайне беспомощны, весь их «экстремизм» замешан на паре «трах-бухло» или еще более глупой паре «фашизм-антифашизм», но их драйв может реально «цеплять». Тем не менее, на сегодняшний день музыка, как субкультурный язык, полностью утеряла актуальность, а потому всё это превратилось в миноритарность, маргинальную «клубность», хотя эти субкультуры и сохранили за собой сетевую структуру, благодаря чему, собственно, и выживают, несмотря ни на что.

- Когда, по Вашему мнению, начала проявляться национально-консервативная волна в рок-движении? Сохраняется ли она до сих пор и кто является в настоящее время ее выразителем?

- Во второй половине 1980-х мне собственно и пришла в голову идея именно русского рока. Восьмидесятники всё чаще стали копировать сами себя, все стало уже ясно, и для нового контркультурного дискурса необходимо было нащупать более свежую «область стрёма». Тогда, кстати, никто не говорил «русский рок», это не приветствовалось. Говорили именно «советский сок», который, на самом деле, уже к 1986-87 гг. растерял весь свой былой драйв. Плюс существовали эти, если кто помнит, забавные филармонические клоуны – «Арии», «Динамики», «Карнавалы» и пр.

Я опубликовал в журнале «Сдвиг» статью «Рок-н-ролл на Руси», а потом еще пару на ту же тему в журнале «Молодая гвардия», одна из которых называлась «Обретение Имени», где я играл со словом «рок», типа «судьба» и т.д. Все это было немного наивно, согласен, но драйв в этих статьях, по-моему, все-таки, был. Интересно, что и тогда Главлит не пропустил этот номер «Сдвига», в достаточно жесткой форме потребовав уничтожения тиража! Но это был просто класс! Однако в московской рок-лаборатории сидели тогда не очень далекие, тёмные люди, и они реально «испужались», вместо того, чтобы пиариться на запрете и идти до победного конца. Правда, тираж тогда не уничтожили, а спрятали «до лучших времён».

Еще раз хочу повторить тем, кто забыл: это мы сейчас спокойно говорим везде «русский», а тогда это воспрещалось на полном серьёзе. Валера Ярушин из «Ариэля» в своей книге цитирует даже какое-то постановление Черненко от 1984 года, требующее исключить из оборота в прессе слово «русский». А знаете, что напрягло Главлит? – Фраза «Сергиев Посад (бывш. Загорск)»! Специально и значительно позже (эка их не отпускало аж несколько лет!) заказали тогда в типографии вкладыш, где было написано: «Замеченная опечатка. Вместо «Сергиев Посад (бывш. Загорск)» читать: «Загорск (бывш. Сергиев Посад)». Ну не прикол?!

Я был просто одержим идеей Русского рока, который противопоставлял всей этой педерастической советской «новой волне». Много общался с разными музыкантами, но больше всего с Димой Ревякиным, Иваном Соколовским, Сергеем Курехиным, Костей Кинчевым, Юрием Орловым, Андреем Летягиным, Сашей Белоносовым, Лешей Вишней, чуть позже – с Ромой Неумоевым и Игорем Летовым (возил их к Проханову и Бондаренко в «День»), старший брат которого, Сергей был в составе «ДК». А с Башлачёвым я встречался регулярно, он каждый раз привозил на показ свои новые песни.

Да, это я его грузил «Россией» и придумал для него «Третью столицу». А потом кто-то из моих доброжелателей подкинул альбом ДК «Пожар в Мавзолее» Игорю Талькову, работавшему тогда у Тухманова. У Тухманова мы постоянно брали его знаменитый четырехдорожечный Sony, на который был записан, как утверждают знатоки, не только супербестселлер 70-х «По волнам моей памяти», но и добрая половина подпольного московского рока! (Перед отъездом Тухманова в Германию мы этот маг выкупили.)

После 1991 года дышать стало намного легче. Все стало вдруг «русским». После 1991 года вещи можно было называть своими именами. Разрешили. С Володей Марочкиным при поддержке «Ночных Волков» мы стали издавать журнал «Русский Рок». Но вот, что хочу сказать: я бы не назвал этот проект «национально-консервативным», скорее он был «национал-радикальным». И чем больше разрабатывалась «концепция», тем дальше становилось ясно: в рамках старого дискурса находиться больше невозможно.

Среди музыкантов, за редкими исключениями, проект не резонировал, увы – к началу 90-х всё, что ещё как-то можно было с натяжкой назвать «роком», исчезло – рок в стране умер окончательно, и все хотели просто «попсовать». Ведь разрешили все «слабости», и можно было срубить бабла на былой славе – что в этом плохого? Но для себя я уже чётко понял: пора выходить как за рамки «рока» (как его ни понимай), так и за рамки музыки вообще! «Область стрёма» нуждалась в еще более ясном дискурсе, и «русский рок» потребовал срочного апдейта. И я стал издавать журнал «АТАКА», на базе которого пытался выступить с национальным, доселе невиданным (да-да!), контркультурным Текстом.

Напомню, что московские мозги не оппонируют, они строят Альтернативу: журнал «АТАКА» издавался как приложение к журналу «Русский Рок». Музыканты любили и уважали этот журнал, но… считали его концептуалистским продолжением проекта «ДК», т.е. «не своим». Своим тогда для всех был журнал «Отдохни!» или что-то типа этого. А журнал «АТАКА», спустя пару лет, вошел в обойму «Европейской Синергии», пользовался большим успехом у спецслужб (не только российских!) и существовал, в основном, за счет подписчиков, – а ими были, помимо «узлов» Синергетической Сети «новых европейских правых», университеты в США, Израиле, штаб-квартира НАТО, редакции журналов подобной направленности (коллеги, так сказать) и т.д. Потом здесь против меня запустили интригу, оказалось, что чиновников напрягал именно контркультурный (что вполне естественно!) вектор издания, ну и т.д. То есть все как обычно. Дураков в стране и без дорог всегда хватало.

Что в результате? НИЧЕГО! Люди, которые подсоединились к узлу с меткой «атака», от музыки оказались очень и очень далекими… А новое поколение, «Поколение 90-х» поднимало уже свою «электронную» хоругвь, и все перепевы наших песнюшек справедливо назвало «говнороком». В музыке 80-х, наверное, было слишком мало синусоид, и она была, скорее горькой, чем кислой. А в формате мр3 этого уже и не разобрать.

- Оказало ли участие в русском рок-движении 1970-80-ых годов влияние на Вашу политическую активность 1990-х?

- Не было никакой активности. Гебисты мне предложили сделку, на которую я согласился просто за отсутствием выбора: они отчитываются перед Партией, что профилактическая работа проведена, и «антисоветской группы ДК» больше не существует (у меня появились сплошь и рядом какие-то новые друзья, и я как-то вдруг оказался в этой тусовке вокруг тогдашнего Верховного Совета) и статью 190-1, которую их заставили на меня завести, они закрывают «за отсутствием события». В общем, что-что, а проводить «активные мероприятия» они умеют. В общем, «группы ДК быть не должно»? – Ну и не надо! Назовем ее как-нибудь по-другому…

У Жириновского мне и пригодился опыт «рок-музыканта». Я был его имиджмейкером. В одном из номеров тогдашнего журнала «Коммерсант-Власть» я подробно описывал наши методы. Статья называлась «С интеллигенцией мы никогда не считались». Наверное, впервые в истории страны мы раскручивали политика методами «шоу-бизнеса». Да, эта «ночь длинных ножей для демократов» в декабре 1993-го – и на моей совести. Жириновский получил тогда столько депутатских мест, что у него не было такого количества партийцев, чтобы заполнить их! Депутатские мандаты тогда получили уборщицы, шоферы и все родственники вождя…

Помню, спецура меня тогда отловила и поставила ультиматум: «Ты чего охренел? Жириновский ведь президентом может стать! Ты о стране подумал?! Ты чё обалдел, он же ненормальный! Сам его раскрутил – сам его и обратно теперь закручивай!». Я им в ответ: «Я вам какие-то обязательства давал? Я деньги у вас брал? Нет? До свидания». В общем, базар гнилой, но по понятиям – слава богу, остался жив. Но я всё, конечно, понял и не долго думая, свалил оттуда, где более или менее приличными людьми были несколько «яблочников» и несколько «капеерефовцев». И, когда эти депутататы принимают какие-то «законы», всегда хочется сказать: «Врачу – излечись сам». Самые грязные и отпетые панки – просто святые по сравнению с обитателями этой помойной Думы…

- Существует мнение, что рок как протестное политическое движение возродится лишь в случае возвращения тоталитаризма. Согласны ли Вы с этим утверждением?

- Рок никогда не возродится. Рок умер безвозвратно. То, что сейчас существует под данным псевдонимом, это обыкновенная ностальгия клубного масштаба. Или маркетинговый ход современного шоу-бизнеса. Субкультуры, как правило, не возрождаются.

К этому добавлю следующее: рок, – что его вторая «пост-панк-волна», что этот клубный «нео-пост-рок» более позднего времени, – стал уделом не очень, мягко говоря, свободных людей, эпигонов. Механизм прост: условно говоря, «взрослые» манифестируют конвенциональную культуру. Их дети конструируют свой контркультурный дискурс, чтобы показать «взрослым», что они – другие. Это классический закон «отцов и детей», об этом ещё Тургенев писал.

Однако нельзя не заметить, что в этом движении цивилизации к пределу абсолютной доступности информации новые поколения будут обладать большей свободой, чем предыдущие, а потому язык их месседжа будет более ясным и более простым, это очевидно. Язык «старых» субкультур на каждом поколенческом «градусе» молодыми будет восприниматься, как слишком сложный, будет постоянно казаться невнятным, т.е. неактуальным для них. Грубо говоря, свободному человеку в «кинетическом» смысле не нужны – ни рок, ни панк, ни новая-новая и еще раз новая волна. Оставшиеся от субкультур артефакты, он назовёт «наследием», «классикой», «нашим всё» и будет их тщательно хранить, на досуге подтверждая или опровергая, связанные с ними, те или иные мифы. Но лишь на досуге.

Иначе, при движении вспять – к видимому «порядку», заново воспроизводя «тоталитарную» матрицу – не факт, что информация снова станет недоступной системному аутсайдеру, и тогда мы получим то, что уже называют словом «хакерство». Действительно, «тоталитаризм» обладает очень жестким языком, его культура подчёркнуто псевдоконвенциональна. А это значит, что любая контркультура по отношению к тоталитарной будет необыкновенно мощной по драйву. А что может быть мощным по драйву и простейшим по языку? – Прямое действие.

Те, кто мечтает до предела зажать гайки и думает, что их оппонентами будут закомплексованные «русские рокеры» старого разлива, глубоко и опасно заблуждаются. Увы, никакого рока больше не будет. Мiр постоянно структурируется и всё больше напоминает сеть, где перенапряжение в одном локальном месте чревато обыкновенным разрывом, и тогда нашим тотализаторам уже некогда будет «вставать с колен», и величайшим счастьем будет казаться одна лишь маленькая возможность. Перевернуться на другой бок.



«АПН», © июнь 2006 г.



Комменты здесь
_________________
Группа ДК
СОДЕРЖАНИЕ - послушать и скачать
ЭКЗОТИКА-1991 - публицистика 90-х
Канал НОСТАЛЬГИЯ - посмотреть целиком
Группа ДК на www.youtube.com
Радио МАЯК - "Первый Отряд" - "Русский Рок"
НОВОЕ ИСКУССТВО (магазин) - приобрести: альбомы ДК
ДОМ КУЛЬТУРЫ (магазин) - приобрести: журнал АТАКА, etc
ЗЕРКАЛО-1: http://lj.rossia.org/users/zharikov/
ЗЕРКАЛО-2: http://zharikov.dreamwidth.org/