Хармс и математика.
Собственно довольно давно мне казалось очевидным, что Хармс должен был иметь некое отношение к математике. Я думал, что скорее всего в его окружении просто был какой-то математик. deevrod, кажется, был первым, кто высказал утверждение о том, что Хармс с Введенским сами знали математику в совершенстве. Это стало некой формой речи, формального смысла которой придать я не мог(как часто бывает и в других наших диалогах), но ощущение того, что какая-то связь между ними и математикой должна быть, отчётливо присутствовало. Она даже скорее проявлялась не в "Андрей Семёнович и математик", а в "нуль и ноль" или *** про дочь Петрулева, да и много где ещё.

Так вот, недели две назад я решил это проверить, и оказалось, что кроме того, что в его окружении действительно оказался человек, относительно серьёзно занимавшийся математикой, --- Олейников. Так Хармс ещё сам, в прямом смысле этого слова, интересовался математикой. Это несколько перевернуло мир, наделило формальным смыслом утверждения, в которые было приятно верить, но до этого никаким смыслом не обладавших. Одно из лучших ощущений вообще. Собственно вот ссылки доказывающие это(наверное, всем образованным людям этот факт и так давно известен):

http://fege.narod.ru/librarium/lifestory/kobrinskij8.htm

Хармса всегда интересовали математика и математический аппарат, периодически он пытался использовать его в своих квазифилософских и квазилогических построениях, которые больше принадлежали к области пародии, чем к науке. Во многом, видимо, этот интерес подогревали занятия математикой Олейникова, который изучал ее довольно серьезно и обыгрывал эти занятия в своих шуточных стихах, которые еще в 1930 году он поместил в альбом Рины Зеленой:

Еще в октябре 1928 года Хармс читал книгу П. А. Флоренского «Мнимости в геометрии», математическими вычислениями заполнены целые страницы его записных книжек. Не случайно и появление Математика в сценке «Математик и Андрей Семенович» (1933), которая станет впоследствии хронологически одной из первых в будущем цикле «Случаи». Математик вынимает из головы шар — и этот жест безусловно «рифмуется» с тем наполненным шарами параллельным пространством, в которое попадает несчастный Петерсен из «Макаров и Петерсен» (1934).
Разумеется, Хармс знал, что представляет собой неевклидова геометрия Лобачевского, и хотел произвести в жизни такой же переворот, который Лобачевский произвел в геометрии, базировавшейся на представлении о непреложной истинности пятого постулата Евклида о параллельных прямых. Смысл этого постулата обычно передают так: через точку, не принадлежащую прямой p, можно провести только одну прямую, параллельную p. Результатом изысканий Лобачевского стало создание новой непротиворечивой геометрии, в которой через точку, не принадлежащую прямой p, можно провести бесконечное количество прямых, параллельных p.

http://www.litmir.co/br/?b=140626

Неясно, успел ли он учиться, но знает много, иногда самые неожиданные вещи. В стихах он неоднократно упоминает о занятиях математикой. Бухштаб однажды подошел к Олейникову в читальном зале Публичной библиотеки и успел разглядеть, что перед ним лежат иностранные книги по высшей математике. Олейников быстро задвинул книги и прикрыл тетрадью.

http://ibsorath.livejournal.com/285492.html

http://xapmc.gorodok.net/mails/1390/default.htm


Мне всегда подозрительно всё благополучное.
Сегодня был у меня Заболоцкий. Он давно увлекается архитектурой и вот
написал поэму, где много высказал замечательных мыслей об архитектуре и
человеческой жизни1. Я знаю, что этим будут восторгаться много людей. Но я
также знаю, что эта поэма плоха. Только в некоторых своих частях она, почти
случайно, хороша. Это две категории.
Первая категория понятна и проста. Тут всё так ясно, что нужно делать.
Понятно, куда стремиться, чего достигать и как это осуществить. Тут виден
путь. Об этом можно рассуждать; и когда-нибудь литературный критик напишет
целый том по этому поводу, а комментатор — шесть томов о том, что это
значит. Тут всё обстоит благополучно.
О второй категории никто не скажет ни слова, хотя именно она делает
хорошей всю архитектуру и мысль о человеческой жизни. Она непонятна,
непостижима и, в то же время, прекрасна, вторая категория! Но её нельзя
достигнуть, к ней даже нелепо стремиться, к ней нет дорог. Именно эта вторая
категория заставляет человека вдруг бросить всё и заняться математикой, а
потом, бросив математику, вдруг увлечься арабской музыкой, а потом жениться,
а потом, зарезав жену и сына, лежать на животе и рассматривать цветок.
Это та самая неблагополучная категория, которая делает гения.
(Кстати, это я говорю уже не о Заболоцком, он еще жену свою не убил и
даже не увлекался математикой.)

Ну и ещё какие-то ссылки в интернете, которые в данный момент лень восстанавливать.