Французский революционный проект распался, как ему предписано своим слоганом 'свобода, равенство, братство', на либерализм, коммунизм и фашизм. В плане человеческого знания ему гомологична, хотя и с циклическим сдвигом, другая французская триада, вынесенная их просветителями в заголовок суммы пресловутого знания: науки, искусства и ремёсла.

Это конечно имеет смысл только по модулю существенных оговорок. Либеральный проект -- это, по большому счёту, попытка рационализации того, что и так работает, и понять, почему оно работает. В этом он очень похож на абсолютизм, разница между ними происходит из разницы в производительных формах: в условиях, когда сын краснодеревщика всегда краснодеревщик, а всё богатство обусловлено возделыванием земли и более ничем, сыну государя тоже логично быть государем. Когда арифметическая прогрессия земельной ренты забивается геометрической прогрессией сложных процентов, а средоточием производства становится индустрия, на смену абсолютизму приходит либерализм. Поэтому правильнее было бы говорить 'промышленность, науки и искусства' -- но из песни слова не выкинешь, будем говорить 'ремесло'.

Ремёсла, науки и искусства все что-то производят. Однако созидательная сила имеется только у ремесла; в обмен на неё оно получает принципиальную возможность производить одно и то же произведение сколько угодно раз. В науке и искусстве несколько раз доказать одну и ту же теорему или написать одного и того же Дон Кихота невозможно, а от однократного их произведения мир никак не меняется. Меняется наш взгляд на него: наука снимает с глаз катаракту, скрывая погрешности несущественных различий, за которыми разворачиваются подлинные единства мира; искусство позволяет ввинтиться в пучину своеобразия каждой конкретной вещи, карикатурно выпячивая даже самые малейшие её шероховатости. Если подлинные единства держать перед глазами всё время, быстро ослепнешь; поэтому приходится просто помнить о них, хотя из-за загаженности канала самая мысль об их существовании может временами казаться дикой. Поэтому в науке неизбежен догматизм и слепое следование авторитетам. В искусстве же, напротив, всякая аксиома может восприниматься только как вызов, как то, что следует преодолеть.

Из этого описания следует, что продуктивный синтез этих трёх областей человеческой деятельности -- а значит, и трёх политических идеологий -- невозможен. Однако возможен непродуктивный! он называется троллингом.

Мемы в интернете конечно анонимны; но по большому счёту анонимно и всё современное искусство: фигура художника замещена фигурой куратора, который волен подбирать выставку как ему заблагорассудится. Захочется куратору исперчить выставку объектами, вовсе не являющимися произведением искусства -- он волен это сделать. То, что у Дюшана было актом художественного творения, сопоставимого с Благовещением, для любого завалящего куратора -- рутина его существования (подобно тому, как в глухой сельской церкви полуграмотный поп каждодневно претворяет просвирки в Тело Господне). Если мы смотрим на мемы как на произведения искусства, то аналогом выставки будет паблик с мемами (в добротном паблике типа мемы про котов (по ржать) авторский почерк чувствуется очень хорошо). Однако никто, кроме совсем тонких ценителей типа grigori, не заходит прямо в паблик -- обычно юзер получает мемы в виде алгоритмически сгенерированной ленты. Автор умер, а куратора выгнал взашей генератор случайных чисел. Осталось чистое искусство -- и, честно говоря, жалкое это зрелище.

Впрочем, как я уже заметил, это не есть чистое искусство (подозреваю, чистого искусства мы из-за конфайнмента пронаблюдать не можем). Мемы являются также предельной формой наукообразного догматизма: они предоставляют собой скелет, на который можно натянуть любой набор предрассудков и детских травм, после чего он становится не менее убедителен, чем основательная научная парадигма. Наконец, элемент индустрии здесь тоже присутствует -- и дело даже не в механическом воспроизводстве, а в медиуме. По большому счёту, всякий раз, когда мы открываем джипег-файл, мы получаем всё новые и новые копии одного и того же (невидимого) оригинала. Когда этот джипег-файл существует в миллионе едва отличающихся копий, лежащих во глубине серверов твиттера, то и об оригинале говорить уже невозможно. Кнопка репоста довершает дело. И из-за отсутствия оригинала иконоборчество в таких условиях становится невозможно. Весь модерн это вообще про то, чтобы придать художественный статус иконоклазму как таковому, без наличия иконы; и мемы стоят ближе всего к воплощению модернистского идеала (если тут уместно говорить о плоти): всякий мем приходит вместе со всеми мыслимыми своими madskillz-редакциями в MS Paint, со всеми возможными надругательствами и дисторциями. Пытаясь порубить мем в щепки, мы получаем лишь новый мем, на котором нету никакой печати наших рук (потому что у мема по дизайну нету автора), зато беременный своим порубленным родителем.

В плане идеологии троллингу соответствует путинизм. Он конечно может быть и без Путина -- какой-нибудь трампизм или либертарианство, танкизм или в меньшей степени теория пересечений тоже относятся к этому 'путинизму'. Из этого описания становится, например, понятно, что высмеять путинизм невозможно: всякая пародия на путинскую пропаганду сама является путинской пропагандой. Это, к слову, переформулировка закона По. Вообще из этой модели, пожалуй, вряд ли можно вывести что-то новое. Но оно наверное и не нужно: всякая новизна чревата прогрессом, а прогресс это то, что нужно остановить, пока он нас всех не пожрёт.