tapirr

Фрагмент из книги Нины Демуровой «Картинки и разговоры. Беседы о Льюисе Кэрролле» (Вита Нова, 2008)</i>

Публикация remochka@lj

Беседа Нины Демуровой с Александрой Борисенко

С Александрой Борисенко я познакомилась на защите ее диссертации в 2001 году. Диссертация была посвящена советской школе перевода, и была в ней глава о русских переводах «Алисы» и освоении нонсенса русской культурой. Я выступала оппонентом. С тех пор мы нередко встречались: нам было что обсудить. Одну из наших бесед, записанную на диктофон, я и включила в эту книгу.

Этот разговор отличается от большинства бесед и интервью, собранных в этой книге, и поначалу я думала исключить из нее свои разросшиеся реплики. Однако мне так часто задают те же вопросы, которые задала Саша, что в конце концов я решила воспользоваться случаем и ответить на них печатно. К тому же друзья и коллеги, которые были моими первыми читателями, протестовали против сокращений.


Н. Демурова. Когда мы с Вами познакомились, Вы рассказали мне удивительную историю о том, как Вы с бабушкой читали «Алису»... Когда же произошло Ваше первое с ней знакомство?

А. Борисенко. Я не помню своего первого знакомства с «Алисой», а может быть — и второго, и третьего. «Алису» я в детстве слушала бессчетное количество раз — мне ее читала вслух бабушка, у которой не хватило терпения дождаться моего сознательного возраста. Можно сказать, что эта книга определила для меня выбор профессии — именно в ходе бесконечных чтений Кэрролла выяснилось, что существует особая литература — английская (куда потом добавились Мэри Поппинс и Винни-Пух), и особая профессия — «переводчик». Потому что большая синяя книжка с ключом на обложке называлась «демуровский перевод „Алисы”».

Это было софийское издание вышедшее в год моего рождения, своего рода боевой трофей — бабушка охотилась за новым переводом Кэрролла с большим упорством, но вначале ей нигде не удавалось его «достать». И вдруг она увидела его на лотке, где книги разыгрывали в лотерею и — о счастье! — как раз в день зарплаты. Бабушка стала скупать лотерейные билеты. Ей везло — она выигрывала книгу за книгой. Только вот «Алиса» никак не выпадала. Деньги кончились. Тогда бабушка предложила лотерейщику обменять все выигранные книги на одну «Алису». И он согласился. Это была невероятная удача — купить в советское время такую книгу было невозможно. Мне рассказывал мой друг, что, когда он в детстве лежал в больнице, ему родные принесли «Алису», и немолодая медсестра попросила ее почитать на одну ночь.

Н. Демурова. А как вы думаете, почему взрослым людям были так интересны сказки Кэрролла?

А. Борисенко. Я думаю, эта книга была совершенно особым открытием для того поколения, которому достались война и сталинизм. Моя бабушка, Евгения Васильевна Львова, была геологом. Настоящим полевым геологом, начальником геологического отряда, ученым, яростным защитником природы. При этом была очень женственной — помню, как она рассказывала мечтательно: «У меня после войны была одна юбка, синяя, и мне удалось достать синий ватник. Получилось очень элегантно...» После войны элегантная бабушка в синем ватнике под цвет юбки одна воспитывала троих детей — при бесконечных разъездах и совершенно неженской работе. Напряжение было неослабным: то ей сообщали, что дети подорвались на мине (что, к счастью, оказалось неправдой), то — что младший сын назвал Павлика Морозова подонком прямо в классе (что оказалось правдой), но, к счастью, обошлось. Это была очень ответственная, совсем не легкомысленная жизнь. Нам, внукам, достались ее каникулы — вся ее невостребованная в молодости беззаботность.

Мне кажется, это ощущение «интеллектуальных каникул», о котором писал Честертон, особенно притягивало бабушку к Кэрроллу. И ощущение изумительной свободы — свободы ума и логики среди внешних ограничений и хаоса. Я думаю, никто не мог так ценить внутреннюю свободу, как это многострадальное поколение. Ну и, конечно, ее неизменно восхищали блестящий юмор Кэрролла, его парадоксальность.

Л. Кэрролл. Алиса в Стране чудес. Сквозь зеркало и что там увидела Алиса
София: Издательство литературы на иностранных языках, 1967. Суперобложка
Перевод Н. Демуровой


«...Ты когда-нибудь видела, как рисуют множество?
— Множество чего? — спросила Алиса.
— Ничего, — отвечала Соня. — Просто множество!» (1) — со вкусом читала она, и мы обе принимались хохотать — в двадцатый, тридцатый, сотый раз.

Бабушка жила в крошечной квартирке под самой крышей — очень уютной. Обстановка состояла, в основном, из самодельных некрашеных стеллажей с тщательно подобранной библиотекой — у бабушки не было стандартного интеллигентского набора подписных изданий — на ее полках стояли книги о путешествиях, географических открытиях, о животных, томики стихов. Детских книг, кроме «Алисы», я не помню. Ее дом был особым миром — здесь можно было всё «в пределах разумного», и пределы были довольно причудливые (скажем, по какой-то загадочной причине нельзя было трогать торшер). Оставаясь ночевать, я спала в спальнике-вьючнике с «вкладышем» (всегда безукоризненно накрахмаленным). И всегда на ночь бабушка читала мне «Алису»: «...и оказалась в чудесном саду сг’еди яг’ких цветов и пг’охладных фонтанов» (бабушка немного картавила). Завершающая интонация меня не устраивала, я требовала читать дальше, она говорила «в следующий раз», я, подобно Алисе, уверяла, что «следующий раз уже наступил»... Через много лет, когда бабушка тяжело болела, мы поменялись ролями — теперь уже я читала ей вслух, и мне тоже никогда не удавалось закончить «прохладными фонтанами». А еще через много лет, когда я защищала диссертацию (разумеется, про перевод и английскую литературу), Вы были у меня оппонентом и — помните? — после защиты я попросила Вас подписать мне книгу — темно-синюю, с ключом на обложке, с боем добытую моей бабушкой тридцать лет назад. Вот такой «кольцевой сюжет»...

Нина Михайловна, а можно мне задать Вам вопрос? Я давно Вас хотела спросить, почему Ваш перевод «Алисы в Стране чудес и Зазеркалье» впервые вышел в Болгарии? Казалось бы, перевод с английского на русский — не очень понятно, почему, собственно, в Софии?

Н. Демурова. О, это длинная история! По правде говоря, в этих интервью я стараюсь сама говорить как можно меньше, но эта история, пожалуй, заслуживает того, чтобы ее рассказать. Хотя бы потому, что вокруг Льюиса Кэрролла нередко возникают какие-то совершенно невероятные истории, — таков, по крайней мере, мой опыт! Знаете, в советское время существовало такое учреждение... как же оно называлось?.. «Международная книга», если не ошибаюсь, которое, в частности, занималось тем, что заказывало переводы и книги в так называемых странах народной демократии. Там сидел чиновник, который изучал списки новых книг, вышедших в Чехословакии, Болгарии, Румынии, Венгрии и т. д. (это были в основном классики национальной литературы), а потом заказывал переводы на русский язык тех из них, которые казались ему наиболее интересными. Переводы делались в той стране, где вышла книга, печатались они также там: как правило, полиграфия была у них гораздо лучше нашей, причем, конечно, использовалось их оформление. А потом весь тираж — за небольшим исключением — привозили к нам. В Москве и Ленинграде, а также в ряде других городов существовали книжные магазины под названием «Дружба», где продавались эти книги. Так как книги эти обычно отличались хорошим оформлением — прекрасная бумага, цветные иллюстрации, суперобложки и пр., — за ними обычно шла особая охота. Вообще в те годы хорошую книгу любителям приходилось «доставать», на что уходило немало сил.

В один прекрасный день чиновник, сидевший в «Межкниге», просматривая списки книг, вышедших на болгарском языке, увидел вдруг название «Алиса в Стране чудес и Зазеркалье». У него, видно, звякнул в голове какой-то колокольчик — и он решил: «А-а, надо заказать!» И заказал. Отправил заказ на перевод сказки Кэрролла... с болгарского на русский язык! Тираж — 100 000 экземпляров! Такие тогда были тиражи... Директор издательства (тогда оно называлось «Издательство литературы на иностранных языках», потом его переименовали в «София-Пресс») смутился: «С болгарского на русский?» Но делать нечего — он написал любезное письмо, в котором говорилось, что с радостью издаст эту замечательную книгу, но, может быть, все-таки ее лучше переводить не с болгарского, а с английского языка. Прошло полгода — и чиновник повторил свой заказ на «Алису», и опять с болгарского на русский! Тогда директор, у которого было дивное имя Ангел... — Стоянов, если я не ошибаюсь, но «Ангел» я помню точно, такое имя забыть невозможно, — начал искать какие-то обходные пути. Он понимал, что переводить «Алису» с болгарского языка на русский — совершенный нонсенс.

А. Борисенко. Особенно «Алису в Стране чудес» — со всеми ее каламбурами и шутками!

Н. Демурова. Тут случилось так, что он оказался в Москве на ка кой-то конференции, встречался с разными московскими издателями и рассказал одному из них, в какое трудное положение он попал. И тот ему сказал: «Слушай, я знаю, что тебе надо сделать. Тебе надо найти переводчика здесь и заказать ему перевод!» Обоим было ясно, что в Болгарии переводчика, который мог бы перевести «Алису» с английского на русский, просто не найти. «Я даже знаю, кто мог бы это сделать». И назвал мое имя.

А. Борисенко. А Вы уже тогда начали переводить «Алису»? Для себя?

Н. Демурова. В то время я читала студентам курс английской стилистики и, объясняя им всякие тонкости, нередко приводила примеры из Кэрролла, которого очень любила. Вообще я старалась выбирать примеры, которые запали бы в память, были бы неожиданными... смешными... Студенты, которые знали, что я занимаюсь переводами, спрашивали: «А как бы Вы это перевели?» И вот, готовясь к занятиям, я начала писать на полях своего английского экземпляра «Страны чудес» возможные варианты перевода, с тем чтобы на всякий случай быть готовой. Помню, |что на этих занятиях мы много смеялись. Однажды проходившая мимо по коридору декан — дама по прозвищу «Сталин в юбке», — услышав смех, ворвалась к нам в аудиторию: она была уверена, что преподаватель на занятие не явился (а-а, прогул!!) и студенты «безобразничают»... Так я понемножку и переводила «Алису». Это была очень увлекательная игра! Как-то я рассказала о ней редактору, с которым работала над другой книгой. Это был Анатолий Александрович Клышко — он-то и порекомендовал меня софийскому издателю Ангелу. Пользуюсь случаем через все эти годы передать ему свою глубокую благодарность... Так в результате странных случайностей и стечений обстоятельств мне был заказан перевод двух сказок об Алисе, который и появился в Софии в 19б7 году. Стихи в них переводила замечательный поэт Дина Орловская. И еще были использованы известные всем переводы Маршака «Шалтай-Болтай», «Папа Вильям», «Морская кадриль».

А. Борисенко. А как же вышло, что наши издательства так долго не переводили «Алису»? Ведь, кажется, последний перевод был сделан задолго до того?

Н. Демурова. Да, еще до войны, в 1940 или 1939 году.

А. Борисенко. К тому времени он очень устарел, так что на самом деле не было такой «Алисы», которую можно было бы читать.

Н. Демурова. Нет, его читали. Это был перевод писателя Александра Оленича-Гнененко, которого к тому времени уже не было в живых. Говорят, он очень любил «Алису»... Правда, он не был профессиональным переводчиком, и это, к сожалению, сказалось, когда он стал переводить такую трудную книгу. В его переводе было много буквализмов, темных мест и других огрехов. Но к тому времени уже было ясно, что настала пора делать новый перевод. Позже мне рассказали, что в это время в «Детгизе» (так тогда называлось издательство «Детская литература») шла настоящая война между маститыми переводчиками за право на перевод этой книги. Так что я, сама того не подозревая...



В. Алфеевский. Алиса с сестрой. 1958. Бумага, карандаш
Из книги «Алиса в Стране чудес» М.: Детгиз, 1958. Перевод А. Оленича-Гнененко

А. Борисенко. ...обошли этих переводчиков! Но, в конце концов, «Алису» все же не переводили с болгарского!

Н. Демурова. Кстати, эта безумная ситуация, когда все было перевернуто с ног на голову, продолжилась, когда я приехала в Болгарию получать гонорар (по условиям договора он выплачивался там в левах). Я, конечно, не протестовала против поездки в Болгарию. Наш редактор Рая Андреева повела меня в Центральный банк, где хранился гонорар. Требовалась подпись директора банка. Директор принял нас очень любезно, угостил, как полагается в Болгарии, кофе, а кофе там, надо сказать, превосходный! Но очень удивился, что я не говорю по-болгарски. «Как?! Вы не знаете болгарского? Но Вы же перевели „Алису”!» — «Да, но с английского». — «С английского на болгарский?» — «Нет, на русский». — «На русский?!» Словом, он никак не мог понять, каким образом я перевела с английского на русский, а получаю за свой перевод в Софии болгарские левы. Гонорар, правда, всё же выплатил.



А. Борисенко. Мне всегда очень жаль, что не переиздается то, софийское...

Н. Демурова. Мне тоже жаль, что оно вышло только один раз. В 1978 году в Москве, в серии «Литературные памятники» издательства «Наука», вышел второй вариант моего перевода, так сказать «академический». Первый был адресован детям (и, конечно, взрослым) и был рассчитан на прямое восприятие; в нем не было ни комментариев, ни пояснений (хотя я и написала предисловие — я всегда стараюсь это делать). Второй предназначался детям постарше и взрослым, в нем присутствовал биографический, литературный и научный комментарий Мартина Гарднера, а также дополнительный материал, который по традиции «Литературных памятников» помещался в приложениях. В этом издании перевод стихотворных пародий и их оригиналов, среди которых были не только детские авторы, но и такие поэты, как Вордсворт, Вальтер Скотт и Мур, взяла на себя Ольга Седакова, тогда известная только узкому кругу ценителей. Теперь она пользуется заслуженным признанием и в России и за рубежом. Русской «Алисе» вторично повезло — да и мне тоже.

Конечно, свободный перевод каламбуров и прочей игры остался, но и в них приходилось порой учитывать комментарий. Как видите, цели в этих двух переводах были разные. И потому, я думаю, нет смысла спорить о том, который из вариантов лучше: просто они разные, вот и все!

А. Борисеико. В софийской «Алисе» были чудесные находки. Очень жалко Под-Котика (2). На мой взгляд, Под-Котик — это идеальный перевод. Это очень кэрролловская шутка! Черепаха Квази в «Литпамятниках», при том, что у нас не очень распространен черепаховый суп, совсем не дает этого ощущения. Это надо очень долго объяснять, а Под-Котик — сразу понятно.

Н. Демурова. Да, в те времена все мы хорошо знали, что такое «под котик».

А. Борисенко. Да и сейчас всем понятно...

Н. Демурова. Были шапка «под котик», муфта «под котик» и т. д.

А. Борисенко. Во всяком случае, логика языка подсказывает — под... котик. А с Черепахой Квази эта логика не работает.




Л. Кэрролл. Алиса в Стране чудес. Алиса и Зазеркалье. М.: Наука, 1978
Перевод Н. Демуровой


Н. Демурова. Да, но зато работает другая логика. Вы забываете, что даже английским читателям Гарднер должен был объяснять, что такое “mock-turtle soup”. Там давно уже забыли, что такое настоящий черепаховый суп, а уж «поддельный» черепаховый суп, который варится из телятины, — тем более.

А. Борисенко. И еще, конечно, пародии... Приятно, когда сразу узнаешь пародируемое стихотворение: это моментально создаст комический эффект.

Н.Демурова. Да, в болгарском издании самая большая проблема была — что делать с пародиями, которых у Кэрролла так много. Сложность была в том, что английские стихи, которые пародировал Кэрролл, у нас не были известны. Дореволюционные переводчики «Алисы» в этих случаях пародировали известные русские стихи.

А. Борисенко. Да-да. «Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда...». Это там, где у Кэрролла Крокодил! Или «Скажи-ка, дядя, ведь недаром...».

Н. Демурова. Мы хотели избежать, с одной стороны, непонятности (если бы мы просто перевели кэрролловские пародии), а с другой стороны, русификации — ведь Кэрролл не мог знать Лермонтова! Мне кажется, мы нашли очень хороший выход из положения. Я говорю «мы», потому что это решение было принято совместно с Диной Орловской. Мы решили пародировать английские детские стихи, которые благодаря переводам Чуковского и Маршака у всех были на слуху.

А. Борисенко. Я правильно помню, что, когда готовилось издание «Литературных памятников», Дины уже не было в живых?

Н. Демурова. Да, она, увы, скончалась вскоре после выхода в свет софийского издания. Она была чудесный человек. Светлый. И прекрасный поэт и переводчик. Я написала о ней воспоминания — сначала по-русски, а потом по-английски. И снова кэрролловский парадокс: английский вариант моей статьи вышел на одиннадцать лет раньше русского! Русский вышел только в 2000 году — в сборнике с английским названием “Folia Anglistica”.

А. Борисенко. Мне кажется, что подобный творческий союз, как у вас с Диной, был большой удачей. Ведь при переводе такой вещи была потребность в творческом диалоге.

Н. Демурова. Да, конечно, в живом диалоге, в игре, в смехе... Дина была замечательным импровизатором, стихотворным в особенности.

А. Борисенко. Это чувствуется, когда читаешь, потому что очень редко бывает, что перевод-пародия получается не натянутым, а смешным. Меня вообще всегда поражало, насколько ваш перевод смешной, и стихи и проза, действительно, создается впечатление спонтанности этих шуток, пародий и игры.

Н. Демурова. У Дины были потрясающие находки. Скажем, стихотворение: «Вот дом, который построил Жук. / А это певица, / Которая в темном чулане хранится / В доме, который построил Жук...»

А. Борисенко. «А это веселая императрица, / Которая часто кусает певицу...» Замечательно! Нина Михайловна, мне интересно, а иллюстрации болгарского художника...

Н. Демурова. Петра Чуклева.

А. Борисенко. Вам они нравились?

Н. Демурова. Должна признаться, что в свое время они меня немного удивили. Они мне показались мрачными, особенно для детской книжки.

А. Борисенко. Но ведь и у Тенниела они иногда мрачноваты, Например, Герцогиня...

Н. Демурова. Может быть, дело в том, что в то время нам были непривычны иллюстрации такого рода.

А. Борисенко. Мне судить трудно: для меня это долгое время были единственные настоящие иллюстрации к «Алисе», потому что я с ними выросла. Мне до сих пор кажется: важно, что они странноватые, не слащавые и вполне кэрролловские. Ведь иллюстрации в стиле шоколадной коробки Кэрроллу совершенно противопоказаны. Хорошо, что много черно-белой графики. Многие художники шли по этому пути.

Н. Демурова. Я думаю, что Кэрролл вообще располагает к черно-белым иллюстрациям. Вот, скажем, у Калиновского первая «Алиса» была черно-белая, и у Ралфа Стедмана, замечательного английского художника, — тоже.

А. Борисенко. У нас вообще издатели очень любят цветные иллюстрации. Я, например, работала одно время с редактором, которая говорила: «Советским детям нужны только цветные картинки».

Н. Демурова. Когда это было?

А. Борисенко. Да году в 1993-м. Она была совершенно уверена в том, что нашим детям нужны только яркие, жизнеутверждающие картинки. И в переводах часто стараются избавить произведение от сентиментальности и грусти. Если Вы помните, например, «Питера Пэна» в переводе И. Токмаковой, там безжалостно убирается все, что связано с грустью или чувствительностью.

Н. Демурова. Кстати, у Барри чувствительность обычно сочетается с мягким юмором.

А. Борисенко. То же самое делали многие переводчики «Алисы», и даже очень хорошие переводчики — Борис Заходер, к примеру. Они оставляли пласт детской радостной, мажорной игры, но избегали всего слишком «взрослого» и печального. А все-таки у Кэрролла много грусти и есть эти изумительные лирические стихи, которыми открывается и заканчивается сказка. Это тоже Дина Орловская переводила?

Н. Демурова. Да-да, это ее большая удача.

А. Борисенко. Видно, какой у нее был диапазон как у переводчика. Озорные, смешные пародии и совершенно изумительные, грустные и сентиментальные стихи, причем я слово «сентиментальные» употребляю исключительно в положительном смысле. Мне кажется, что очень многие английские авторы сильно натерпелись в русских переводах и в русском восприятии от негативного отношения к сентиментальности.

Н. Демурова. Я рада, что Вы говорите об этом. В советскиe времена существовала сознательная установка на то, чтобы выкидывать из книг чувствительность, склонность к со-чувствию, к грусти, к слезам. Это называли «сентиментальщиной», сравнивали с Чарской и прочими. Диккенса, например, гениального Диккенса неизменно корили за «сентиментальщину», и если у критиков и попадалось слово «сентиментальность», то оно неизменно употреблялось в отрицательном смысле («ложная чувствительность», «слезливость» и пр.). Она и по сей день во многих словарях так описывается. Но это не всегда было так. Я думаю, пора восстановить со-чувствие, чувствительность в их правах.

А. Борисенко. Да, пушкинское «над вымыслом слезами обольюсь...». В сущности, сентиментальность — это тоже некая свобода, свобода от страха показаться недостаточно твердым и потому смешным... свобода излить чувство. На самом деле противоположностью сентиментальности является культ силы...

Н. Демурова. ...и душевной черствости...

А. Борисенко. ...да, и душевной черствости, от которой мир немало пострадал.

Н. Демурова. Я думаю, здесь важно еще и то, что в сказке Кэрролла ощущение свободы связано с образом центральной героини. Ведь Вы посмотрите, она попадает в совершенно непонятный, чужой, незнакомый, часто враждебный ей мир. Она держит себя с необыкновенным достоинством, она не грубит (тут у меня большие претензии к современным переводчикам), она не боится...

А. Борисенко. Она опирается на свое собственное суждение, совершенно не смущаясь тем, что большинство окружающих говорят что-то совсем другое. Для этого нужно иметь мужество.

Н. Демурова. И вот еще что. В традиционных сказках того времени — и в английских, и в немецких, и в русских — обычно бывало немало страшного, и дети, герои или героини этих сказок, часто боялись чего-то. В этом отношении сказка Кэрролла также кардинально отличается от традиции. И ней нет страха. И это очень важно.


7 августа 2005 года


________________
1 — Напомним читателю, что существует более десяти переводов сказок Кэрролла на русский язык, и наши собеседники цитируют тот перевод, который наиболее им запомнился. В некоторых случаях в качестве цитаты приводится пересказ текста. — Примеч. Н. Демуровой.

2 — Так свободно был «переведен» в софийском издании кэрролловский Mock-Turtle. Конечно, это персонаж сугубо русский. Но по «идее» — на удивление схожий с созданным Кэрроллом Mock-Turtle. В академическом издании, где использовались иллюстрации Тенниела и в примечаниях раскрывалась история этого персонажа, пришлось заменить его на Черепаху Квази. Тех, кого это заинтересует, отсылаю к своей статье «О переводе сказок Кэрролла» в «Литпамятниках». — Примеч. Н. Демуровой.


________________
БОРИСЕНКО Александра Леонидовна

Родилась и выросла в Крыму.

В 1992 году окончила филологический факультет МГУ.

В 2001 году защитила диссертацию о советской школе художе­ственного перевода (в одной из глав анализируются русские переводы «Алисы» и постепенное освоение русской культурой художественного мира нонсенса).

Александра Борисенко — доцент филологического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, кандидат филологических наук, член творческого союза «Мастера литературного перевода»; читает на филологическом факультете МГУ несколько спецкурсов: о переводе, о детективном жанре, о Викторианской эпохе. С 1999 года совместно с В. Сонькиным ведет семинар по художественному переводу. В настоящее время семинар готовит к изданию антологию викторианского детектива.

Александра Борисенко — автор ряда статей об английской и американ­ской литературе, опубликованных в журнале «Ино­странная литература»: «О Сэлинджере, „с любовью и всякой мерзостью“» (2001), «Иэн Макьюен — Фауст и фантаст» (2003), «Льюис Кэрролл: мифы и метаморфозы» (в соавторстве с Н. Демуровой; 2003), «Не только Холмс» (2007); сопроводительных статей к книгам: «Сэлинджер: классик и современник» (предисловие к книге Дж. Сэлинджера «Над пропастью во ржи», 2007), «Ис­тория сказки» (послесловие к книге П. Трэверс «Все о Мэри Поп­пинс», 2007) и др. Ряд статей посвящен художественному переводу: «Преемственность в переводе. Поэзия нонсенса: усвоение литературной формы» — в статье, в частности, анализируются русские переводы Л. Кэрролла («Альманах переводчика», РГГУ, 2001); «Песни невинности и песни опыта. О новых переводах „Винни-Пуха“» («Иностранная литература», 2002); «Не кричи: „Буквализм!“» (журнал переводчиков «Мосты», 2007), «Еще раз о буквализме» («Мосты», 2008) и др.
Среди собственных переводов А. Борисенко — фрагменты романа Э. Хоффман «Искусство потерь, или Опыт жизни в новом языке» («Иностранная литература», 2003); эссе Х. Карпентера и Г. Грина о Беатрикс Поттер (2006); две повести П. Трэверс — «Мэри Поппинс и соседний дом» и «Мэри Поппинс в Вишневом переулке» в книге «Все о Мэри Поппинс» (2007); две книги П. Дан­кер: «Семь сказок о сексе и смерти» (2005) и «Джеймс Миранда Барри» (в печати) и др. (Часть переводов выполнена в соавторстве с В. Сонькиным.)