Известный историк моды Александр Васильев познакомился с Эрте в последние годы его жизни. Он вспоминает:
"Я встретил Эрте в Париже в 1985 году. Нас познакомил французский журналист, считавший Эрте очень смешным персонажем. Во-первых, все удивлялись, что он ещё жив. Ему тогда было 93 года, и всем казалось, что его уже не должно существовать. Он говорил на французском языке, употребляя слова 1900-х годов - так уже никто не говорил, - и во французской речи он был раритет. Когда я ему позвонил, он захотел говорить со мной по-русски и пригласил к себе..."


"Он жил в Булони, на улице Гуттенберга, в кирпичном красном доме 30-х годов, где провел 50 лет своей жизни. Это была обширная квартира на пол-этажа, которая состояла из трех или пяти комнат. Она была обставлена с уникальным вкусом - русский усадебный интерьер, смешанный с африканским стилем сафари. Кругом лежали шкуры зебр и леопардов, а на них стояла мебель красного дерева. Часть стены между его кабинетом и прихожей представляла собой большой аквариум, в котором плавали цветные рыбы. Главной достопримечательностью этого дома был бар в форме рюмки, сделанный по рисунку хозяина. Бар украшали автографы великих людей, посещавших Эрте. Его спальня представляла собой скорее будуар демимондентки. Там были выложены щеточки, щипчики и примочки всех родов, все щетки были начала века, и вообще его жизнь была несколько музейной: никогда не покидало ощущение, что перед нами человек 1900-х годов.

В его доме был устроен выставочный зал, и в большой общей комнате находилась специальная витрина, за стеклом которой были представлены его работы: не только рисунки костюмов, но и декораций. Сколько я его знал, он жил с четырьмя или пятью кошками, в основном ангорскими, которые лежали на его рабочем столе и внимательно следили за движениями его карандаша. Он одевался, как положено мужчине его типа и возраста, немного старомодно - костюмы-тройки, цветные рубашки, броши. Пудрил нос и носил парик. Он вставал очень рано, работал каждый день и никогда не оставлял своего искусства.

             

Когда я его знал, он был маленьким, подтянутым и очень хорошо организованным человеком, который говорил на семи языках. Один из секретов его бодрости заключался в том, что он на десятом десятке жизни плавал по 400 метров в день на Майорке, где часто отдыхал. По натуре он был человек очень страстный, любил бурные чувства и всегда переживал романы. До конца дней его любимой женщиной была Лина Кавальери, итальянское сопрано, красавица полусвета. Он  говорил мне, что красивее Лины женщины не было, и когда он  рисовал, то всегда думал о ней. Но главной его любовной связью была связь с собственным дядей (Эрте был племянник князя Урусова), с которым он прожил долгие годы в Париже и который погиб от укола розы в саду.

Слава Эрте была огромна, когда он жил в Монте-Карло в 20-е годы, и особенно много сделал для него Harper's Bazaar, но к 60-м годам его работа сводилась к костюмам для ревю, таких как, Folies Bergere, Moulin Rouge или Lido. Он был больше человеком кабаре, чем театра.

Его заново открыла в Париже знаменитая хозяйка варьеье и кабаре Folies Bergere русско-польского происхождения Елена Мартини, королева ночной жизни Парижа. Он работал для нее, и, когда в конце 60-х мода на "ар деко" вернулась, она нашла возможность реабилитировать его талант, который был полностью забыт. Художники 20-х годов, дожившие до этого времени, вновь вошли в моду. Одна за другой начались его выставки: сначала в Париже, затем в Лондоне, потом в Америке, наконец его слава достигла Японии, где превзошла все ожидания.

        

Любимой подругой Эрте была знаменитая американская кинозвезда Клодетт Кольбер - с ней он часто отдыхал на Барбадосе и плавал наперегонки. На этом острове он оформил массу особняков. Кстати, это просто курьез, что на Барбадосе Эрте есть, а в Петербурге нет. Он оформил замок Елены Мартини на юге Франции, где вся мебель, светильники и шторы сделаны в "стиле Эрте". Думаю, это что-то фантастическое. Русские художники "Мира искусства" относились к нему свысока, например, Добужинский не ставил его ни в грош. Но Добужинский - великое имя в России, а во Франции его не знает никто. Эрте же покорил весь мир.

Перед смертью он написал список всех людей, которых хотел бы видеть на своих похоронах, и я был в их числе. Похороны состоялись в церкви Александра Невского в Париже. Он сам нарисовал себе гроб красного дерева, оформленный венками"ар деко". Больше всего цветов у гроба было от Елены Мартини и от девушек, танцующих топлесс в Folies Bergere".

  

  
            

       

      
  



 

   
  
Erté considered serigraphy a new avenue for creative expression rather than simply a means of transferring his designs to another medium.  As he readily admitted, his spontaneous modifications and revisions imparted a true freshness to his original designs, while those accepted suggestions made by his publisher or printer regarding the application of such state-of-the-art techniques as multiple pigment layering and transparent ink use produced even greater results than what the artist working along could achieve.(Excerpt: "Erté, The Last Works")

Цифры
"When Erte was a regualr contributor of cover illustrations for Harper's Bazaar in its days of elegance between the wars, it was his custom to write a brief description of each design.  These mini-essays are as lyrical and insouciant as the drawings they describe - as much the essential Erte, as true to their time, and as much an emblem of the graceful, "smart" magazine Bazaar was in those days".  (Excerpt"Erte, At Ninety")

         

Алфавит
         
 
            

"As a master Draftsman, Erté Executed his alterations with extraordinary facility.  He was delighted with their premier applications as designs for elegant ensembles, exotic raiment's, or outrageous costumes for films or follies.  In fact, he often recounted how these actually looked when produced, how they draped, and why certain accessories were critical elements in some of this compositions.   He recalled how the formfitting, slight red sheath of his Flapper with its sparkling web appliqué and pearl-stranded fan visually captured the giddy sprit of its Roaring Twenties musical Manhattan Mary, and why long draping sleeves or hand-held accessories were constants in those recherché costumes that he created for the aspiring opera signer Ganna Walska, known for her needling onstage habit of fidgeting with her hands.  Erté tried to cover or curb that distraction with the additions the remain evident in the works entitled Fedora Fur, Fedora Butterfly, and Fedora Fan".(Excerpt "Erté, The Last Works")

"Not Only do I do what I want to do, but I do my work in my own way and never have been influenced by another artist.  The sole influences on my art, through the course of my entire career, were the Persian and Indian Miniatures and Greek vases I saw in my childhood at the Hermitage Museum in St. Petersburg. I think that these influences have stayed with me to this day, although they were assimilated long ago". (Excerpt "At Ninety") Erte

 

"The Choice of subjects for my prints depends on the mood I find myself in that day.  But generally I prefer subjects that can be developed into a series, forming an album.  In using this method, I have the feeling that I am telling a whole story, not just a single incident."
ERte