666

10:17 pm

стихи за 2007-й, всё это было здесь по частям

* * *

Полный месяц гонит прочь
Облаков пироги
И машины едут в ночь
По пустой дороге.

Кто-то на краю земли
Ждёт, чего - не знает.
Вдаль по небу корабли -
Тучи проплывают.

Ветер по утру визжит
Стальными голосами,
У дороги - зверь лежит
С мёртвыми глазами.

* * *

Отчего, скажи, всё это выглядит таким сумрачным, мрачным -
Вечные виражи вокруг той что спит, вокруг ослепшей удачи,
Почему вся цветами жизнь красными вспыхнет и после - вечными, чёрными,
То земля на коленях джинс, то слеза набежит, то закружатся в небе вóроны
Почему у обрыва река с берегами такими высокими
И порезана чья-то рука листьями - не осоки ли, и
То из воды покажется в мутных вóлнах óстов ржавый на дне
Или следы на песке растают словно дыхание на холодном окне
Зачем звёзды на небе светят из прошлого, что в миллионе - никак не кончатся - лет
И почему этот свет разбивается о всё это пошлое, стонет и корчится на Земле
Почему всё что красиво - так мимолётно и превращается в пыль
Почему сладкие сливы исчезли и вот он - степной ковыль
Отчего мы бежим не оглядываясь, и поём, и смеёмся, если это только обман,
Если музыка плачет, то радуется, то змеёю вьётся, то тревожит оживший туман
Почему ровные линии - лишь на листе бумаги или в отчаявшемся уме,
Если в жизни всё криво, и в бутыли браги мутное на показавшемся дне
Зачем клубится формулами серое-сложное, хаос брошенный в пену дней,
И пожирает изящное, простое на миг, ухоженное, тающее в безумном огне

* * *

Ветер воет, ветер будит беспорядок глупых слов,
В облаках на лунном блюде силуэты сладких снов.
Нет ответов, только тайны и рисуют карты мне
Лабиринт судьбы случайной - стены чёрные одне.
Леденящим душу взглядом звёзды пристально глядят,
Пристань старая, а рядом тени у воды сидят
И отчаянно смеются, надрывая животы,
Мысли плачут, мысли бьются камнем в зеркало воды.
В тучах черти души удят и бросают в ночь улов,
Ветер мучит, ветер будит беспорядок глупых слов.

* * *

до безумия, до чистой ярости
доведёт пустота
нету молодости и нету
старости
тик-так тикает просто так

бегая по кругу - от сумасшествия
до кристальной, чистой словно родник
мысли, мысли, мысли, мысли
перекрестным штрихом в дневник

и ты сходишь с ума
медленно
ты уже не желаешь
вернуться
взвешено, учтено, решено, велено
как-нибудь ещё извернуться

что ты виляешь хвостом, сука, бешено
встав на цыпочки, подмигивая, поводя бровью
много звуков услышано
много красок смешано
и пролито вязкой, на тёплую землю, кровью

мельче, мельче и мягче - ты сжимаешься в точку
но даже там - время
крутит и вертит словами
нанизанными на серебряную цепочку
одетыми в песочное стремя
необитаемыми людьми-островами

и ты никогда не находишь места
куда ещё бросить это мягкое, нежное, розовое
на шипы роз, на острые камни, резким жестом
в раскаленные угли - на алое, острое, бронзовое

а потом ты взлетаешь к прозрачному небу
рождаешься и умираешь
вместе с закатом - трагично, красочно, строго
вытянутой до невозможности в вечность
ночью
таешь
поджареной корочкой хлеба
на языке нищего бога

* * *

ничего уже не жаль, и никто уже не нужен, вышел вон и побежал отражаясь в грязных лужах
на прощанье - без пинков, без последнего прости, мимо редких огоньков - сигаретой угости
сладкой болью старых шпал наслаждаясь по дороге, отдохни, ты так устал, что же смотришь взглядом строгим
алчно смотрят злые души - машут крыльями над лесом, убегает чей-то ужин по траве деликатесом
то трясина вязко чавкнет, вскинет руки - здесь я, здесь я, и усталым криком жалким пролетит над черным лесом
а на утро все опять - семь, звонок, и вечно будет та же старая кровать, те же лица, те же люди

* * *

слово дашь нам - пустим пó ветру, над дымной пашней слезами пóлитой
душу дашь нам - сыщем дьявола чтобы руки с жаждой рубли слюнявили
мясо дашь нам - зажарим заживо, и вчерашней кашей будем чавкать слаженно
утро дашь нам - уснём намертво, чтобы дальше, дальше убежало зарево
время дашь нам - мы забудем голос твой, осень в часе каждом - улетим листвой
если смерть нам дашь - вспыхнем жарким пламенем, ел бы красный фарш только губы
каменны
дружбы дашь огонь - скажем, то мираж ждёт своих продаж протянув ладонь
ну а дашь любовь - станем чьей-то болью, кушай, моя кровь сахар вместе с солью
если дашь себя - тут есть много сучьев, так сожжём, любя, разорвав, измучав
кисти дашь - штрихи... мучат, словно дань... за твои грехи. уходи, отстань!

* * *

идеальная прямая - это звук любимой песни
по прямой идет-хромает человеческая плесень
в голове её не ноты - серость бывших красок ярких
проходите мимо - pronto! - проходите мимо panto
вдоль руин мелькают души, тянут руки-кости к небу
ветер времени иссушит лица чёрту на потребу
и часы тихонько звякнут - мягко застит пеленой
всё утихнет и запахнет сладким ягодным вином

* * *

время перемен обовьётся медленной - лаковой липкой клейкой лентой
по губам обветренным - холодной сталью, острым инструментом извлечет детали
в серой, до погоста, придорожной пыли - вырезая остов кружевами линий
время перемен - тишины фрагменты, время перемен - открывает двери,
время перемен - что за сантименты, время перемен - я тебе не верю
льётся светом, ветром - сушит руки, лица - жарким жёлтым летом чёрным вихрем снится
прорастая алым, жгучим, ярким, красным - как же ты достало, это всё напрасно

* * *

чёрный - белый - в точках - хаос
шум прибоя - шёпот - нойз
истаскалось, истрепалось
полуночный - фоном - voice

одиночные удары
пианино клавиш - ноты
звуки неба, звуки даром
то нырнёт в палитру что-то

погоди, постой, ну где ты
я найду тебя средь красок
ты безумием одето
ты в калейдоскопе масок

пальцы выпачканы жёлтым
красным, фиолет и синь
лето - зелень, лужи, шорты
осень - в листиках осин

шёлк ступней в пыли асфальта
лужи, ночь и отраженья
звёзд, и бархат контральто,
ласка ветра, слов круженье

то захлопнутся вдруг ставни
ветра свист - гроза и буря
дождь - слезой по тёплым кáмням,
дрожь ладоней, то покурим,

то разбив руками стёкла
чтобы кровь из рваной раны
чтобы всё вокруг промокло
болью острых резких граней

крики, рвущие на части,
в клочья - преданность и радость
языком по яду сласти
по спине - ухмылок гадость

всё смешается - и снова
шум прибоя - шёпот - нойз
в развороченных основах
без сомнений 'twas your choice

* * *

В синеве облаков, в звёзд точках, в румяных улыбках диких яблок, в мёде, в чае
со вкусом мяты и влажной, дышущей дождём почвы. Лето - в солнечных, таких
длинных, пахнущих дымом августа днях, в листьях - липы, ольхи, малины, в
разноцветных в воде камнях. В волнах - ласковых и холодных, в тумане утреннем, в
сухой траве, в рябине - оранжевой и черноплодной, в смеющихся изгибах бровей.

* * *

Вдох похож на крик - и снова в чёрный океан души я ныряю чтобы слово
вырвать и ещё пожить. В ядовитых жгучих красках вкуса ржавых якорей,
слово вьётся юркой лаской, шепчет мне - старей, старей.
И иду ко дну в бессильи и в коралловых ветвях засыпаю.
Снится стильный бюст, изрезанный, в червях, мягкий бархат, ночь и свечи,
тает воск, и тишь, и гладь, посредине - боль увечий,
ляж с ней рядом и погладь. Поцелуями суккуба тайны тени обнажив -
утро, дрожь, сухие губы, исчезают миражи.

* * *

Всё это ночь, тоска и грусть на мне играют в две руки,
стихи читаю наизусть - как хорошо, что есть стихи.
К утру мы с музыкой на равных - и мягкий как рассвет вокал
и скрипка с фортепьяно плавно прольются музыкой в бокал.
Играй на мне, играй piano, играй на мне цветами нот,
так облака клубятся странно, рисунки падают в блокнот.
Сыграй на мне - скорее, forte, сыграй мне весь безумный путь,
мой путь - от vita и до morte, сыграй как можешь, что-нибудь.

* * *

Кошмарный сон и сонм событий, сплетенье нитей мулине - то гул бетонных
перекрытий, то не связать ни бэ, ни мэ. Бег в киселе, собаки-волки, дыханье злое
за спиной, овраг - над пропастью осколки, и страх - холодный, ледяной. А в
декорациях пространства клубится серое ничто, и не спастись в забвеньи
странствий, не убежишь ты ни за что. Всё бег на месте - только время как водопад
часов, секунд, смывает страх и бьют колени по подбородку словно грунт.

* * *

солнце льётся
блики-волны, ярко,
берега полоска
смейся, плачь - ну полно, полно!
пей кисель - горячий воздух

вечный полдень, вечный сон
и подгнившие подмостки
за туманом горизонт
тает белым жгучим воском

обжигаясь, на песок
падай - в небо, в солнце, в блики
боль - пульсирует висок
вкус - железный, алый, липкий

мель, мозаика камней
брошен, выброшен на берег
сердце съела лента дней
пошепчи молитвы, клерик

в полдень, в волны, в крики птиц
отпусти слова из книги
и наполнит вкус черники
череду пустых страниц

* * *

август дымом золотым улетает и хохочет
тает длинной скользкой ночью лунным ликом молодым
первый шёрох красных листьев мимо старых тополей
дождь заплачет и очистит пыль скамеек и аллей
всё застыло в ожиданьи, в чёрных тучах карта звёзд
и стучится в окна зданий, душу мучит норд тен ост

* * *

ветер бьётся в окна голодной ящерицей ты не отрываешься от бутылки ты прячешься
пытаясь согреть единственное настоящее что есть в тебе - живое, свернувшееся,
теплящееся розовым мягким червём, так и живём -

целью оправдывая опостылевшие безумства, яду, яду мне - просит душа, в ней пусто,
сяду рядом я между речных камней - сахарный голос осени, спой мне,

напои меня дождевыми холодными каплями, прошлое выпито, предано злу, анафеме,
напои душу прохладой, листьями алыми, тающими в огне, расскажи осенние тайны мне

выбрось, брось на холодную траву меня, между деревьями падает небо - усну ли я?
- выдох-вдох, ветер ласкает идущие мимо лица, вечная ночь - пантомима, слёзы
дождя на ресницах

* * *

колесница дней, всё в землю, круговерть
под землёй таится-медлит злая смерть

жизнь, а в ней - болотом, вширь и ввысь
кочки целей - вот он, верно, смысл

зло и нервно - в красный прячь туман
бесконечный горизонт, плыви в обман

полупьяным полусчастьем от любви
расколись на части - ешь, живи

слышишь, тикают секунды - топот ног
жизнь одарит новым бунтом - вот весь бог

вырви всё чему обязан - падай вниз -
бездну слов кусает разум - так молись

страха нет, как нет у чёрной ночи рта
нету стен, и нет за ними ничерта

* * *

тени сквозь осень туманом, всё ближе а оно так просит и скулит и лижет
извиваясь вьётся змеёю скользкой и кричит и бьётся тает льётся воском
то застынет камнем, по векáм - пылью, то взмахнут ресницы сказка станет былью
подождёт, задремлет и опять приснится, вдруг взлетит как птица, упадёт на землю,
шелест, шорох, близко, прорастёт сквозь стебли и рассыпет листья
ветром их закружит вдоль скамеек в парке побросает в лужи жёлтый, красный, яркий
то опять в тумане не понять - знакомо? - промелькнёт по пьяни чёрным старым домом
то рассыпет в небе звёзд стальные блестки и смеясь нелепо выйдет на подмостки

* * *

Цвета грязного бетона цифровые образá вечно рядом. Монотонный вкус железа -
голосá. Представители планктона входят в бесконечный лифт. Трафаретом из картона
цифры - стены - чёрный шрифт. А под мягким покрывалом снится тёплый белый пляж -
выброшен девятым валом пережёванный муляж. В ткани воздуха маячит чёрный,
призрачный и злой. Весь в хитине детский пальчик по плечу ползёт домой. Утро
бьёт в лицо лучами, выдыхая страшный сон, дом шевелит кирпичами с дрожью пальцев
в унисон.

* * *

я завсегдáтай похорóн - прощай, Сегодня
такси! вези, Харон, вези до преисподней
вот груз моих пустых страниц - бросай на кóзлы
и вынь монеты из глазниц - на чай и вёсла
о стены бился и хрипел, и спел что мог
но ничего здесь не успел, лишь изнемог
подьячий пишет: много ел, была душа
но выпил рюмку, охуел, и задышал

* * *

Пальцы ветра к струнам нервов протянулись жадно - дай нам выжать страх из
взгляда, мерно размешать, добавив тайны. Офицантка-ночь прохожим дарит сказочный
коктейль - красный ножик, нету ножек, а была фотомодель. Небо плачет клейким
ядом, оживая лентой скотч - дышит, дышит где-то рядом пожилая сука-ночь.

* * *

настроения грустного
отражение
кричит - не устанет
по венам - пусть его,
горячит
под ногами хрустнуло,
молчит
полустанок

улыбается ночь мне
лицом изъеденным
в изломе месяца

лицезрей воочию
пустота-вредина
танцует, бесится

ветра руками мягкими
обнимает
взъерошив волосы
то пугает страхами
то залает злая
разворошенная
разноголосая

сдует остатки лета
с ветвей,
обнажив
луну-невольницу

выкурит сигарету,
нальёт портвейн -
жив.
и успокоится

* * *

дыши, иначе замолкнут черти
дыши со мной
тлей искра
ветер кружится, ветер вертит
и бьёт тишиной
по вискам

дыши, нето украдет твоё тело
дыши, иначе утащит прочь
слышишь, как захрустело
зеркало - живая ночь

слышишь - капает словесным ядом
льнёт отражением к душе
ложится близко
ложится рядом
чернильно-склизкое
папье-маше

откусывает по кусочкам личное
лаская лицо морской волной
и шепчет на ухо так ритмично
ещё, ещё, поиграй со мной

* * *

заползает ночь, ластится скрипом пéтель, сквозняком
то метель и ноты-птицы спят в снегу под лозняком
где-то кони едут квёло, где-то свечи за окном
во дворе за частоколом вечность стелется сукном
белым снегом скоро-скоро всё укроется, уснёт
выпуская мантикору на прозрачный хрупкий лёд
та ресницами снежинки мягко сбросив, побежит
по дороге ветер носит вальс - смешинки-миражи
жди, ami - растают свечи, воском скатерть изласкав
за дверьми стучится-шепчет снежный хруст да грусть-тоска

* * *

Вместо хлеба на потребу сирым жалким и убогим обнажилась ночь-красотка и танцует
вдоль дороги. Облака меняют лица, половицы у порога скрипнут, вскрикнут где-то
птицы, плачет ветер-сенешаль - ночь реальна, ночь не снится, ночь танцует,
недотрога, сбросив призрачную шаль. Сердце надвое, натрое рассекает саблями-каплями-слёзами
поле старое изрыхлив, смотрит пристально - и дразнит позами, и смеётся издали
потрясая кýдрями спящих ив. И сердце чаще, а ночь танцует, пока ты спишь,
прикасаясь к пламени нежно-бережно, догорая к ýтру, оставляя лишь
день вчерашний и день теперешний.

* * *

Смотри, как осень потекла
слезой оконного стекла,
и спрятан солнечный рубин
в ночной холодной мгле.

Зима восстала из руин,
укрыла снегом чернь углей,
и в сердце дрогнула игла
прошедших дней.

Оставляя подарок-подачку нам -
испачкает в грязной слякоти
уходящей осени ночной мотив,
горький вкус рябиновой красной мякоти
в терпкий сладкий сон превратив.

* * *

По началу пели не слишком громко и молчала ночь в городских обломках, а потом
вдоль стен протянулись звуки - свет и тень сплелись, и схватились руки разрывая
шёпот осин осенних до изнанки. Ночью, на воскресенье, появились люди, пьяны' и
рады - ночь сомкнулась, чавкнув. Запахло адом, и исчезли крики, исчезли песни,
тень и свет пропали на том же месте, утонув в объятьях душистых веток, языков
травы, кáмней-статуэток, ну а запах смыло холодным ветром, город пал, изъеден по
сантиметру. На волнáх покачиваются величаво чьи-то лодки брошенные у причала.
Ночь не любит песни и не любит крики, уважает злых, укрывает тихих, ночь горит
огнями ведя дорожку по воде и кажется что луна-окошко распахнулась в раже, и
мажет лица бледно-серой сажей, и веселится.

* * *

Поиграет скрипка - и в слёзы; гроза замолкнет и поплачет дождём где-то в небе
облако и намокнут деревья и плед коричнево-чёрного войлока из травы припавшей к
земле покорно и ты пройдёшь неспеша, закрывая горло от холода тёплым шарфом
красным и чуть дыша, хоть и не станешь моложе, будешь смотреть на волны -
бьющиеся о берег, такие разные части одного и того же.

* * *

когда небо черней воронёной стали
это слёзы которые нас хлестали
это прошлого пульс и в висках удары
и сомнения звонче чем плач гитары

когда выжато всё до последней капли
мы устали от туч и совсем ослабли
и бросается ветер дыша в лицо нам -
времена побыть в наважденьи сонном

а потом обязательно будет снежно
будет бережно, мягко и неизбежно
будет бéло, и тихо и очень плавно
всё починится, бывшее неисправно

и расстелится чистым листом бумаги
в ожидании чёрных и белых магий

* * *

Иней, похожий на паука, колючими холодными языками пробует твои ладони на вкус и
ползёт по покорно согнутым спинам деревьев, оплетая их ледяными нитями. И
грязное лицо человека, вмёрзшего в землю за эту ночь, говорит тебе - пой, пока
можешь, даже если в детстве ты не любил ждать, был суетлив и непоседлив, а
теперь убегаешь прочь, чтобы молчать в тишине; даже если распробовал тишину на
вкус - всё равно пой, как можешь, потому что первый снег растает, потому что под
побелевшими ветками ещё тёплая земля, последний запах травы и упавших ягод,
поднимающийся с земли пар и медленно опускающийся холод, вихри свежего ветра и
заключительный аккорд осени в пока ещё тающих падающих снежинках.

* * *

мы с тобой слова, мы одни и те же
мы улыбка клоуна на манеже
мы в игре теней и в волненьи рифмы
и в дрожаньи стёкол с особым ритмом
мы тверды в желании злом и грубом
и мягки как ждущие поцелуя губы
мы как в зеркале и в отраженьи таем
мы страницы, которые мы листаем

* * *

когда молчать уже невмочь
по стенам и домам
ползут слова, на свет, сквозь ночь
и прочь - по головам

из фолиантов, со страниц
они спешат сквозь нас
со строчек словно из глазниц
смотря, дрожа, смеясь

шурша в руках листами книг
как ветер в небесах
слова нашли себе тайник
в улыбках и слезах

и шепчут: говори, пиши,
срывая с музы шаль
бросай во тьму карандаши
и камни на скрижаль

растает всё, закончив дни
в пустом ночном лице
и будут лишь слова одни
в начале и в конце

* * *

мы пьём стаканами пиздец, плывём на вой сирен
едим словесный холодец намазав рифмы хрен
в водоворот ночных харибд - тела вечерних сцилл
пусть красит жизни манускрипт вдоль строчек имбецил
а мы - мы строго поперёк - viva la resistance
и скурим этот лагерёк танцуя decadance

* * *

краснобай и баламут тянут лямку и хомут в этой водке злые нотки бляди сраму не
имут нет спасенья в песнях в плясках нет спасения ни в чем не воскреснет он на
пасху только в морду кирпичом на ка сука получи прямо на пороге едет поезд и
стучит поперёк дороги мне бы в лес бежать и выть с неба шепчет бес ничего не
изменить без чудес музыка обозначит границы твои и пределы музыка плачет и
извивается воздушным телом ты не причем плечом без лишних тату опираешься на
пустоту слов и смотришь бичом зло

* * *

Клочья снежной плоти в танце
в мягком свете разлиты, в ночь деревья-оборванцы тянут чёрные хребты, тает на
руках горячих, улетает белый дым, ночь укроет, в землю спрячет заплутавшие следы.
Тишь, дорога вся пустая, только с неба пелена окружает, растворяя, охлаждая
имена. На фонарь собака воет, где-то поезд вникуда пошумит, проедет. Злое вдруг
посмотрит изо льда, тронет сердце и заноет и зашепчет чуть дыша, пригвоздив к
словам Иное остриём карандаша.

* * *

в глубине души -
she и he
души, души,
пиши стихи

души граница -
глаза, ресницы,
тела и лица
и всё что снится

а снаружи души
фонари туши -
нет отражения,
ночь. движение
воображения

* * *

Ночь, улица, под фонарём
в объёме света - мягкий снег
кружится, вместе с январём на льду танцует человек; вокруг чернеет без ума в
смятеньи ночь - живая тьма, а снизу - всё что есть в аду послушать танец льнёт
ко льду, и воет из под снега - не! - грызёт и лижет лёд устами, - не смей! - а
он не перестанет бросая вызов тишине, танцует; паутинки трещин бегут по льду,
мерцает свет, и ночь вздыхая, рукоплещет, и исчезает снежный след.

* * *

липкое контемпорáри станет скрипкой страдивари, ветер станет скрипом пéтель и
съедят чужие дети истечение субстанций мёртвых душ в слова и танцы

* * *

О чём нам молчит
Пустота по ночам?
О том, что нас всех измельчит.
То гладит по шёлковым нежным плечам,
То слышно как кто-то кричит.

И не унимается - ветра ли? - вой,
Что за запотевшим окном
Колотит по стёклам холодной рукой
Сливаясь со снегом в одно.

И стрелки секунд тихо плачут от боли,
Когда тишина их кусает до крóви,
И всё замирает дрожа на ладони,
И чья-то душа ждёт как чёрные кони

Ворвутся как вихрь в наше тёплое лето,
Зафыркав, растопчут свет до фиолета,
До мокрого холода осени пóздней,
До горькой рябины, до сорванной грозди.

За ними карета. Ямщик полупьяный -
Уставший и злой, поседевший гитáно,
- Садись, ножевое, - нам ночь тем короче,
Чем ярче улыбка была. А из строчек,

Исписанных в рифму, возьми всё живое
И грейся - читай их холодному вою,
И может быть к ýтру нас чёрные кони
Вернут в звон будильника на подоконник.

И может быть день, новый день, просто так -
Задремлет, вздохнув по тебе, Пустота.

* * *

жить скучно умирать страшно птицы звучно над дымной пашней кружáтся кляксами над
яваскриптами и аяксами колдуют седые виски и мухи отмучившись ложатся в руки
скрючившись символами ascii и складываются в отражения дней и пить четвёртую до
изнеможения становится всё страшней ... выпивать лучше чем пить а головой кивать
лучше чем бить пой элвис пресли испорченным mp3 пой что если внутри и даже на
мостовой слякоть и делать лучше чем быть и плакать лучше чем крыть бумажные
строчки словом и снова сжимаясь в точку царапающего карандаша выводить паутину
мыслей бессмысленное потроша

* * *

зубоскалила основа
из-под всех костей и жил
толи я родился снова
толи я ещё не жил

то волна ласкала тело
то кусало и хрустело
раздувало ветром искры
и ковало зло и быстро

наигравшись, на песок
побросало в чьи-то рёбра
и в груди скользили кобры
извращая колесо

острием чернильной кляксы
в полуночное горнило
извлекало вкус Метаксы
из дрожащего винила

покрывало руки льдом
и кружилось снежной стружкой
маслянилось в старой кружке
как гоморра и содом

всё намокло и раскисло
истрепав и изнеможив
меч Домокла: нету смысла
дай рубил на мне и боже

из руин песочных замков
порошком душевной пыли
механическая мамка
вскормит ртом стальные крылья

и струна заплакав, жестом
сея в небо нот пригоршни
скинув шаль, шагнёт роскошно
симфоническим оркестром

* * *

Слушай, как шумит и тает и ласкает ног ступни - то прибой на мель бросает нам с
тобой года и дни. Бой часов. В солёной пене на песке лежим и ждём. То стареем в
дни рождений, то как дети под дождём. То следы целует море, набегает вальс-волна,
то во внутреннем соборе - песнь, молитвы, имена. Это в нас, whatever happens,
мене, текел, фарес - фарс. Из песка времён мы слепим нотный стан, legato сальс.
Наши письма - это тучи, алой розой из петлицы изрисованый скрипучий белый снег,
улыбки, лица, силуэты в мягких листьях, гром небесной колесницы, наши руки -
ветер быстрый. Время нет, оно лишь снится. Ночь, в секундах нету толку, слово
тоже нам не нужно, и в огнях зелёной ёлки слышим песнь одну и ту же.

* * *

Cнова зима - за цевьё нас - в серое плещет огнём.
Водкой и оливьём - р-раз - старое зачеркнём.
Это ручные кометы. Что там выпить насчёт?
Не хмурься, ведь лето будет и осень будет ещё,
Так пускай красавица крутит снежным своим плащом.
Пей - пусть это глупо, пей, плачь, плачь,
Немного скривятся губы, но мысли умчатся вскачь.
Ведь знаешь как мыслей возле кружится родная речь?
Вода эта не замёрзла - лишь думает куда течь.

* * *

рождество

Было холодно и зло и Исуса принесло. Покромсало у двери, побросало - на, бери. В
тонких дольках ананаса жарим на сковороде мы божественное мясо мы - рифмуем стих
в вордé: боже, боже, дай нам боже - Маше, Гале, Ире, Тане, шизофренику Серёже,
дай пельменей нам в сметане, дай нам денег, водки, пива, по билету на Мальдивы,
а Исус лежит в тарелке - надо газовой горелкой подпалить щетину было, умываем
руки с мылом, мы Его апостолá, мы сидим вокруг стола, мы едим на рождество,
Джезус наше естество. Но на утро Иисус вырывается из уст, и течёт по бороде -
бросил, сука, нас в беде.

* * *

Слышишь хруст моих фаланг? Я снимаю акваланг. Ноотропы портят сон. Утро. Крик.
Тиви. Кобзон. Это сверху. Жрите, мрази, телевизионный гной. Долбоёб сосед мой
Вася сверлит за другой стеной. Не смотрите телевизор - доведёт до синих вен, но
мои соседи снизу снова смотрят КВН. В телевизоре всё мутно, там орёл над трупом
RU. А я родился ебанутым и ебанутым я помру.

* * *

за окном светлеет утро
всё невнятно, клейко, мутно
слов обрывки тлеют дымно
сны шевелятся интимно

я не сплю и я не мыслю
ergo sum до дна исчислен
я не пьян, я на мели
моря, неба и земли

я как файл на дискете
я в контексте диатрибы
я дышу как дышат рыбы
в целлофановом пакете

вне словесного болота
шевелит руками кто-то
это слововыжимало
помолись, чтоб нас поймало

нацепив наш потрох сучий
на крючок своих созвучий

потому что лучше рыбой
но - увидеть в небе звёзды
помолись за мой lytdybr
помолись пока не поздно

* * *

белоснежные страницы - ледяной переплёт
пусть вгрызутся в лица белый снег и лёд
переплавят слёзы янтарь огней
в января занозы, в якоря дней
в облаках кружится снега ангел белый
на рукав ложится мягкой крошкой тела
на лицо ложится, холодит и тает
и мои страницы шепчет и листает

* * *

Этот год начался с темноты и искр.
Было пусто, ночь, и кружил неистов
чей-то дух.
В реке, отраженьем быстрым
промелькнули звёзды.
И были тучи
и мороз колючий и снежный плен
и скользила шаль с ледяных колен.

И зима дышала в лицо нам, ветром,
стыла кровь, и снег нас хлестал при этом.
Мы дышали - пар на стекло, но льдины
протянулись верно до середины.

Так немой январь объяснял нам жестом
то что ром со льдом и лимон - божествен,
то что сквозь-вперёд - бесполезный опыт,
не идёт, а мчится на нас галопом
неизбывный мрак, языки забвенья.

Это то, что мы называем Время.

Ближе к утру, в сером плыло светило.
И туман пространства позолотило.
Сквозь древесные остовы в чёрных клочьях
старых листьев, спрятавшихся от ночи,
падал луч на землю, лицо рисуя.

И земля смеялась, - организуем! -
и росла травой под прозрачным льдом
и дразнила Ночь.
Та, беззубым ртом
что-то каркала, так что вороны с веток
улетали прочь.
Люди - и так и эдак
шли вперёд, и свет наполнял их лица
так что те, которые е-диницы
превращались в пары, и даже в тройки.
День кричал и пел и стучала стройка.

А потом внезапно случился вечер.
От его дыханья дрожали свечи
и скрижали страшной и вечной силы
возвращали нас во "всё это было".

И "круги своя" объясняли: в круге
мы, которые друг для друга.
То не крест ложится на наши на плечи -
круг. За кругом кружится Вечность.

* * *

У высокого берега мы на крае.
Снизу волны и бликами день играет.
Дальше низкий берег, трава и ветки,
мы бросаем в солнце свои монетки.
- Посади взбесившееся на привязь, -
шепчет небо нам, мы, как всегда, противясь
смотрим дальше, как в шпалы стучит и бьётся
электричка, вон там, за рекой. Крадётся
дикий пёс, где-то рядом. В его оскале
то что мы, безнадёжно устав, искали.
И когда нас проглотит холодный вечер
мы взорвёмся. Мы красным и острым лечо
полетим над крестами гниющей плоти.
Наши струны в последней звенящей ноте
нарисуют кирпичные стены, трубы,
ржавь металла и чёрную кровь суккуба,
души, пухлые, в цвет желтизны матраца,
выходящие в вечную серость плаца.

* * *

я брошен картой на сукно,
рубашкой вверх, молитвой в храме,
метель, сквозняк, свеча, окно,
не плаха, каша с топорами,

я пью, больной и сумасшедший,
мне всё равно, я стал чужим,
мой дух куда-то изошедше
мой мир изломан и кружим

луна и я, дрожим, в колодце
вода мигнёт краплёной картой
иносказали инородцы
несите счёт, а счёт на кварты

следы хрустят и сладко мнутся
коньком лица по льду стратегий
танцуют и смеются бутсы
хрипят безумные тольтеки

и снег кружится мягким телом
и покрывалом стелет, пряча
и город смотрит опустелым
лицом на нас как на карпаччо

и небо выжимает слёзы
из туч, из листьев и из бога
и мёртвый бог в метаморфозе
течёт сиреневой молокой

и всё взрывается под утро
огнём из воронёной стали
и тает в снах, и сны как будто
глаза застывшие в кристалле

* * *

в зеркале дядька
с членом в руке
как тебя звать как?
на ржавом крюке
черви сомнений
леска-блесна
клюют на пельмени
символы сна
этот подонок
там где был я
варит уху
who is who, нахуя,
видишь, поэтик
в зеркале - смерть
рваный билетик
москау-пердь
тухлые рыбки
прорубь стекла
сшила улыбки
нить и игла
вши у создателя
чёрные рясы
все богоматери
глупое мясо
ночь переплавлена
в пуд чугуна
явлено, явлено
явлено, на

* * *

эта ткань перенаселена рифмующимися тварями
светлокарими стаями злых духов
похожих на неопределенные артикли
daily и weekly соскальзывающими гримасами с чьих-то лиц
масками падающими ниц и летающими
тающими и текущими мягким оловом смыслов
с кислым вкусом зелёных диких яблок
падших надкушенных изъеденных
и мы бредим нам всё равно о чем говорить
так мы вытягиваем серебряную нить
так вьётся из паутинок кокон и то что в нём
будет смотреть из окон пока мы пьём
оно выберется наружу и улетит
прилипнет буквами на забор
вцепится в глаза прохожего
птицей вылетит из его рта
эхом прокатится по каменным лабиринтам
инеем застынет, зазвенит стёклами
испарится волной колокольного звона
вернётся снежинками-иероглифами на лица
перемелется измельчится
мелким крошевом букв
пиццей неразборчивых звуков
жестами рук мимикой клоуна
и вдруг
исчезнет
и небо превратится в сыр
с дырочками звёзд там где раньше были слова
и мы закричим им вернитесь вернитесь
объявим траур и снова начнем растить их
из пшеничных зёрен и золотистой соломы
и талой весенней воды укрывающей
исчезающий хранящий следы зимы лёд
потому что
эта ткань перенаселена рифмующимися тварями
светлокарими стаями злых духов
похожих на неопределенные артикли

* * *

не ржавеют винтики ни стальные гаечки крысам в лабиринтике дали хлебной паечки дали чёрной корочки погрызите милые покури махорочки покричи чернилами позвени червонцами серебро фамильное маленькими солнцами крестики могильные домик с черепицею скользкой красной кровлею черви хмурят лицами выпив кровь коровию выпив стали ровные потянулись ручками девочками óвнами мальчиками сýчками я блевал коктейлями я блевал размеренно дайте эля эйлеру дайте зверю зверино дай мне дай мне боженька чтоб душа бы óжила в окна рваной кожею ношеное брошено

* * *

знаешь, не могу я больше помню, в листьях шелестело что же вы родившись в Орше привезли им моё тело а теперь одна лишь стелла цвета чёрного металла вы им дали моё тело чтобы было-обитало неба чёрного иссиня цвета чёрного акрила вы отдали мои силы вы отдали моё имя обглодало, съело, съело, посмотрите что же стало вы отдали моё тело чтобы было-обитало

опустите мои веки, выносите, выносите, не цветы, леса и реки - пауки в бетонных сити всё попало в эти сети безусловно неисправно на пожёваной кассете будьте ровно среди равных тучи, ветер, полустанок числа номера маршруты льётся в решето изнанок сок измученно грейпфрута в полные дождя пригоршни наберёшь лишь копоть-сажу что же вы родившись в Орше отвезли нас на продажу

* * *

Секунды, каждая - весом в тонну, а главный колокол с колоколен
лился' адажио по бетону. Иконы около - ранен, болен.
Я - только гласные, монотонно икона смотрит с улыбкой мягкой.
Я бой о шпалы, я стук вагонов, я знак тринадцатый Зодиака.
Змеясь по мне, по рукам, с изнанки, горит и жжётся и сладко ноет
живая чернь с золотой чеканки. И тает. Всякое. Ледяное.

* * *

когда сочились дренажи
мне снился кожи чёрный вес
мне снилось будто бы в Анжи
Исус опять воскрес

и море с небом - пополам
делил их горизонт
и сверху вниз по куполам
полз старый Карлсóн

* * *

Печаль обнимает плечи и шепчет: смотри, смотри.
В глазах красно-жёлтым лечо растёт и кружится вечность,
мерцая из зеркальных витрин. Печаль обнимает плечи и шепчет:
смотри, смотри, , , смотри - в ожиданьи встречи секунды дрожат
внутри, смотри, как деревья гнутся, как ветер волнует блики,
как в солнечно-жёлтом блюдце, в пронзительном птичьем крике,
как в каждом весеннем шаге, в потоках дождя и магий,
кричат зелёные листья и мягкой и сочной кисти
ждут белые листья бумаги.

* * *

Они жили на каменном мёртвом теле
и на нём в пустоту, как года, летели.
На песке - как на камне, себя хлестали,
они строили дом - купола из стали.

И втыкали копья молитв в небо
и сбивали звёзды и клочья ночи
и мололи в пыль их. И корку хлеба
предлагали всякому кто захочет,

и их стены вновь, копошась червями,
обрушались внутрь и в зловонной яме
снова ели хладных и еле тéплых
и тошнило тело огнём и пеплом.

Когда их оставалось Адам да Ева
oни снова в стéпи слезали с древа,
там встречали Змея и снова ели,
и семь дней опять были их недели.

И просеяв прошлое словно просо
находили те же опять вопросы:
толи боги крутят нас на вертéле,
толи мы в пустоту да на мёртвом теле.

* * *

слова - как могил кресты, хóлодны и немы
от гóлоса лишь дрожат листы, но голосá - не мы
ветер волнует гладь, пряди кружит волос
щеки могли пылать если букеты роз
дождь посильнее слёз, только и он ослаб
значит червём пополз в ночь, а оттуда в клаб
мы ли в дрожаньи рук, в играх ночных теней
мыли кровавый крюк, вешали плоть свиней
мы ли в огнях автó, в длинных отстань гудках
крошки равно батон, пальцы равно рука
может быть мы волна, берег ждёт впереди
может мы ил со дна, листьями в ночь летим
толи мы как снаряд толи мы как блокнот
толи созвучий ряд толи случайных нот

* * *

с блюдца яблоко укусив
белые алы стали
придумали проволоку и курсив
и звенящую нечисть стали

быть, спрашивают,
или не?
выбора не
имея

а под кожей раскрашенной,
всё длинней,
чёрные вьются змеи

и чертят чёрта.
в другой руке -
чашка, дрожит, плеская
кофе чёрный,

его букет
только их и
ласкает

вихри снятся
и тянут ввысь
вниз, о кровать, швыряя
на утро - яйца,
зато сервиз
серебряный извиняет

* * *

Гроза сверкала
под звон бокалов
ночь на причале
ручьи журчали
вдали с огнями
секли ремнями
в живые грозди
вбивали гвозди
а вдоль растений
летели тени
чтоб к воскресенью
вернуться в семьи.

* * *

угольками - черту под днями
остаётся лишь дым, всё гаснет
увлекают, застыв камнями,
вихри. охрой - рисуют казни

в жилках пульс это килограммы
снова красные пили вина
это розовый голый мрамор
эпитафий, из тела вынут

* * *

в сладко-красном винном яде
пляшут сказочные бляди
длинно подмигнут ресницы
это с чёртом рандеву
кони, плети, колесницы
снится, снится наяву

вдоль картонного барака
ветер тащит клочья пыли
это души клали на кон
и рубили, и рубили

это нам на вырост дали
а оно не стало в пору
потому не видно талий
до крови карман распорот

по бетону долго, гулко,
да по щебню, да по рельсам
совершали круг прогулки
37 горячих цельсий

это сказочные черви
вновь кусают и тревожат
растеряли пух и перья
оголив змеино кожу

* * *

время как сука вечно текло, текло
нам ли шептать часам где песок-стекло

мы бы кричали - время, остановись, -
голоса мало, хрипло, лежат, свились

мы бы руками млечный душили путь
мы привыкали к времени по чуть-чуть

это уже не рана - земля, слюда
это не кровь из крана - вода, вода

это кусает время куски людей
это молчанье камня в речной воде

съешь-ка, с весёлым хрустом, ночей и дней
едет тележка, мусор лежащий в ней

так по асфальту дуют ветра, ветра
это не с Мальты, это всё из вчера

* * *

tabula rasa смотрела
светлым, пустым, алмазным
утро перед расстрелом
то ли ещё садо-мазо

выпущенные стрелы
втыкались в тела осклизло
солнце согрело тени,
язык и сплетенье мыслей

в последнем они вагоне
сложились в квадратный штабель
а радуга их агоний
роняла упругость капель

везли до реки и ниже
их капли текли на шпалы
им кто-то из местных хижин
салют отдавал беспало

бросали в сырую яму
чуть тёплых. внутри, на сцене
в последней кровавой драме
которую не оценят

слова обнажались резко
выплёскиваясь в экстазе
на холст белоснежно-детских
улыбок, мелков, фантазий

на них набросали дёрна,
песка и зелёных елей
всё стыло молча снотворно
а tabula rasa ела

* * *

Тишиной опустелых дворов
Кормит голубя хлебороб.
Жестяное, как банка, тело
Пóлно красным горьким вином.

Так становится ржав клинок
И вино - не вино, вода.
А вокруг глаз их, рук и ног
Сторожами лежат года.

Мы на камень ложась щекой
Побросали всех мудрецов.
Мы в овраг с ледяной рекой
И к холодной стене лицом.

А рассвет - как хитин. Кишá
Перламутром змеиных слов
Из иглы, из карандаша
Извлекаем добро и зло.

Мы картины своих зверюг,
Мы оркестр и мы квартет.
Мы летим. Это север-юг
Смотрит в лица нам тет-а-тет.

* * *

3 comments Leave a comment

Jul. 28th, 2008

Comments: