<на берегу>
Я хотел бы написать совсем простой рассказ о страхе смерти и преодолении этого страха.
То есть понятно, что трудно писать о настоящей, чистой и беспримесной смерти, в частности, после борхесовского «Алефа». Там герой, если кто помнит, в какой-то момент чувствует себя одним безресничным глазом, смотрящим во все стороны, и видит одновременно миллионы вещей. В этом описании есть момент истинного понимания природы смерти.

И почти бессмысленно говорить о смерти после того рассказа Герберта Уэллса, где, заглянув в хрустальное яйцо (такой, что ли, транслятор в режиме онлайн отсюда-туда) , видишь ландшафт чужого мира, типичный марсианский пейзаж, холода, треноги да седой туман. В этом тоже есть момент подготовки к завтрашнему радостному небытию.

Но лучше всего сказано о смерти в «Человеке-амфибии». Там Ихтиандр, изловленный Педро Гурритой, посажен в жестяную бочку из-под сардин, наполненную тухлой водой. Это и есть наиболее точное описание того, что с нами происходит здесь. С одной только разницей, что Ихтиандр знал, что такое океан, а мы нет.

Возможно, наш страх смерти – это страх человека, который всю жизнь просидел на берегу моря, думая, что не умеет плавать. А между тем стоило лишь войти в воду и вспомнить, как это делается.

Дилан, сказавший «Death is not the end», был прав лишь наполовину. Как раз со смертью только и начинается все самое интересное.

Войти в эту соленую, чуть теплую, как кровь, неизвестно чем пахнущую воду.

Бесконечное путешествие, смена способа дыхания, смена кожи. Navigare nesesse est, vivere est non nesesse.

Или так, если угодно:

плавать необходимо
от берега вдалеке,
чтобы ни дома, ни дыма
кольцами на листке.
пальцами худыми
погладь меня по щеке.
плакать необходимо,
странствуя налегке.

кончился праздник труса.
хватит дрянных стихов.
среди кирпичных торосов
погиб капитан ахав.
простимся же между делом,
между строк, а потом
я стану белым-белым,
самым белым китом.

...

больше не будет больше,
дальше не станет дня.
боже мой, слабый боже,
как теперь без меня.
и не твои ли губы
шепчут трудную весть:
нежность моя и гибель,
как же все странно здесь.
(Серафим Хэ)