Еноты и бегемоты

С точки зрения философии языка, биологическая номенклатура (как разговорная, так и научная) – это неисчерпаемый кладезь идиотизма. Было бы время – написал бы об этом вторую диссертацию или книгу.

 

Может, например, показаться странным, но лишь немногие мировые языки (английский, русский, испанский) имеют специальное название для такого простого животного как енот. Как правило, енот предполагается разновидностью медведя.

 

Проблема в том что енот – животное американское (хотя и адаптированное позднее в Евразии). По этой причине индоевропейские языки не имеют для него родного наименования.

 

Английское racoon заимствовано из алгонкинского языка, испанское mapache из ацтекского. Русское енот – искажение от другого хищного зверька, генеты, возникшее по-видимому, в среде торговцев пушниной в силу сходства меха.

 

Идея о том что еноты – это медведи принадлежит Линнею, который отнёс обыкновенного енота (енота-полоскуна) к роду Ursus, сперва в качестве Ursus cauda elongata (длиннохвостого медведя), а затем в качестве Ursus Lotor (медведя-мойщика).

 

Что сподвигло Линнея к столь странному решению остаётся загадкой. Оно подверглось критике ещё в XVIII в. малоизвестным немецким учёным Готлибом Шторром, который вывел енота в отдельный род и придумал для него поэтичное, но малоосмысленное название procyon (процион), одноимённое звезде в созвездии Малого Пса, от приставки "pro-" (перед) и древнегреческого "kyon" (пёс). Это название закрепилось позднее в научной латыни, тогда как влияние Линнея на живые языки оказалось неискоренимым.

 

Например, в германских языках (кроме креолизированного английского) еноты в широком смысле (как представители семейства проционидов) именуются либо "маленькими медведями" (нем. Kleinbär, голл. kleine beer) либо, смешнее того, "полумедведями" (норв., дат. halvbjørn, шв. halvbjörn).

 

Аналогичным образом, енот в более узком смысле, как представитель рода енотовых, именуется Waschbär в немецком, wasbeer в голландском, vaskebjørn в датском и норвежском. Та же песня – в итальянском, финском, венгерском, японском и т. д. Оригинальней других французы. Для них енот – это raton laveur, т. е. крысёнок-мойщик.

 

По тому же шаблону образуются названия и для других представителей семейства. Например коати именуются "носатыми медведями" (нем. Nasenbär, голл. neusbeer, дат. næsebjørn, норв. nesebjørn, шв. näsbjörn).

 

Смех смехом, но в использовании подобной номенклатуры нет ничего хорошего, поскольку она не соответствует ни внешнему облику описываемых животных, ни филогенетическим отношениям между ними. Описательные названия типа "маленький медведь", "моющий медведь", "носатый медведь" вводят нас в заблуждение, поскольку фактически содержат в себе ложное суждение об именуемом объекте, а именно о его принадлежности к тому классу объектов (в данном случае "медведям"), к которому он в действительности не принадлежит.

 

Но откуда появляются в языке такие наименования? Источником их служит неискоренимый в поцтреотических кругах культ посконничества, представление о том что использование родных для языка корней предпочтительней чужестранных заимствований. Фактически ничего более вредного и убийственного для языка придумать невозможно. Богатство любого языка определяется в первую очередь интенсивностью внешних заимствований, потому что родных (или кажущихся по давности родными) корней по определению ограниченное множество, тогда как количество вещей и понятий которые необходимо именовать растёт по мере прогресса цивилизации с экспоненциональной скоростью. Приходится комбинировать родные корни и аффиксы в те или иные сочетания. Но мало того что они получаются длинными и неуклюжими (а в русском языке ещё и биноминальными) – чего стоит, например, немецкое Hirschziegenantilope ("оленекозоантилопа", калька с линнеевского antilope cervicapra) в отношении гарны – будучи описательными, они ещё и содержат в себе то или иное суждение об объекте, как правило, ложное и/или абсурдное.

 

Сернобык, например, вопреки своему названию, ни разу не является быком (как, впрочем, и серной тоже). Это вообще искажённая калька, причём не с латыни, а с голландского. Голландское bok обозначает самца козы, а никак не коровы. Несколько шире (в отношении мелких копытных и, реже, зайцев) употребляется немецкое Bock и ещё универсальней (кроме перечисленных – грызуны и сумчатые) английское buck. Благодаря голландским поселенцам в Африке данный корень широко закрепился в названиях антилоп (бушбок, спрингбок, рибок и т. д.). В частности, сернобык – это по-голлландски gemsbok (по-английски так же или gemsbuck), от слова gems – серна, т. е., дословно, "сернокозёл". Быки же в германских языках именуются от другого корня: bul, Bulle, bull. Таким образом, первая часть при калькировании на русский была передана правильно, а вторая переврана по созвучию. К счастью, этот похабный термин постепенно отмирает, и вместо него всё чаще используется человеческое орикс.

 

В тру-германских языках посконничество процветает ещё пуще в русском. Задают тут тон, разумеется, немцы. Остальные тупо калькируют.  Например, континентальные германские нации единодушно считают бегемотов лошадьми. С точки зрения немцев и скандинавов бегемот – это речная лошадь (нем. Flusspferd, дат., норв. flodhäst, шв. flodhest), а с точки зрения  голландцев – нильская (nijlpaard).

 

Понятно что "водная лошадь" – это калькированный греческий "гиппопотам". Но спрашивается: а на фига было калькировать? Англичане так и оставили hippopotamus. Это тоже не идеальный вариант, но по крайней мере абсурдизм "водная лошадь" оказался замаскирован, тогда как в немецком его вынесли усилиями посконников на передний план.

 

Справедливости ради, именование редких и экзотических биологических видов составляет серьёзную проблему во всех языках, в т. ч. английском. А паче всего – в международной научной номенклатуре, поскольку та предпочитает консервативно ограничиваться латинскими и греческими корнями. Существует, однако, простое и общеизвестное решение этой проблемы – заимствовать локальные названия, давным-давно придуманные аборигенными племенами. Это не только обогащает речь, но и избавляет её от путаницы. В принципе так оно постепенно и происходит, но в разных языках в разной степени и во всех медленнее чем хотелось бы.