19 июня 2014 года. Троекуровское кладбище на западе Москвы. На автомобильной парковке выстроились черные мерседесы, ауди, вольво. У входа в главный ритуальный зал стоят коротко стриженные мужчины в черных и синих костюмах, в кожаных куртках. Многие в черных очках. Большие букеты красных роз, алые гвоздики. Заплаканные женщины, но их совсем немного. Это мужское общество. Человек 200–300. Возраст — 35–45 лет. Пожилых почти нет. На постаменте дорогой, светлого дерева гроб с открытой крышкой. У изголовья на подушечках выложены ордена и медали. Хоронят генерал-майора МВД Бориса Колесникова, 36-летнего бывшего заместителя начальника Главного управления по борьбе с экономической безопасностью и противодействию коррупции (ГУЭБиПК) МВД РФ, который 16 июня во время допроса выпрыгнул с балкона шестого этажа Следственного комитета РФ в Техническом переулке.

«Здесь те, кто с ним учился, кто раньше вместе работал, а вот из главка (ГУЭБиПК — The New Times) — мало кто решился прийти, сотрудникам запретили ходить на похороны, — говорит корреспонденту The New Times полковник в отставке Станислав Кучков. — Из руководства вообще никого нет, — сокрушается он. — Даже воинские почести запретили: не будет ни прощального салюта, ни военного эскорта, который положен генералу Колесникову по должности. Оркестр друзья заказали за свой счет. Разве так можно? Ведь он еще не осужден, его вина не доказана».

СМИ писали, что Колесников и Сугробов-де «паркетные генералы», обязанные своей стремительной карьерой неким высоким родственным связям: якобы Сугробов — родственник начальника Контрольного управления администрации президента, в прошлом члена правления «Газпрома» Константина Чуйченко. Это не так — во всяком случае сам Сугробов опровергает это в письме на имя президента Путина (см. стр. 25).

Сослуживцы Колесникова и Сугробова опровергают и версию их «паркетной» карьеры: оба работали на земле.

Тот же полковник Станислав Кучков знал Колесникова с 1997 года. С того же времени знает и генерал-лейтентанта Дениса Сугробова, бывшего главу ГУЭБа, которому непосредственно подчинялся Колесников, — вместе служили в УВД Северного административного округа Москвы. На вопрос корреспондента The New Times, как и тому и другому удалось в возрасте чуть за тридцать получить генеральские звания (Сугробову 34 года), полковник отвечает, что не видит в этом ничего экстраординарного — значит, говорит, заслужили. «Сугробов вообще парень отчаянный, внедрялся в самые жестокие банды, любил свою работу, работал с утра до вечера. Всегда был ведущим, а вот Колесников скорее ведомый», — говорит полковник. Он называет своих бывших коллег «последними романтиками МВД». Романтики не романтики, но многие из прежних коллег сегодня считают покончившего с собой Колесникова героем — выбрал смерть, а не предательство, ведь, похоже, его поставили перед выбором: дать нужные следствию показания не только на себя, но и на непосредственного начальника и близкого друга, Дениса Сугробова, либо сесть в тюрьму на долгие годы.

«Я знаю, что его убили, и я докажу это», — худенькая женщина в черном говорит адвокату Колесникова Анне Ставицкой. И быстро уходит. Это Виктория, жена генерала Колесникова. Дома — трое маленьких детей.

«Не позднее января 2013 года, в гор. Москве, точная дата и место не установлены, заместитель начальника Главного управления экономической безопасности и противодействия коррупции МВД Российской Федерации Колесников Б.,Б. совместно с иными неустановленными руководителями ГУЭБиПК МВД России, обладая организаторскими способностями /…/, используя свое служебное положение, создали преступное сообщество (преступную организацию) — устойчивую, сплоченную, структурированную на основе возглавляемого и руководимого ими ГУЭБиПК МВД России организованную группу, с целью совместного совершения нескольких тяжких преступлений против государственной службы и правосудия», — утверждается в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого генерал-майора МВД Бориса Колесникова от 2 апреля 2014 года*. Цель — создание преступной группы: «увеличить количественные показатели своей работы /…/ иметь возможность дальнейшего продвижения по службе и карьерного роста /…/ присвоение внеочередных специальных званий, различных ведомственных и государственных наград, в пользу себя лично и вовлеченных членов преступного сообщества» — еще одна цитата из постановления.

Постановление вынесено старшим следователем по особо важным делам ГСУ СК РФ Сергеем Новиковым. Колесников обвиняется сразу по нескольким статьям УК РФ — ч. 3, ст. 210 («Организация преступного сообщества»), ч. 3, ст. 286 («Превышение должностных полномочий») и ст. 304 («Провокация взятки либо коммерческого подкупа»), что тянуло на срок до 20 лет лишения свободы.

52 страницы постановления — это изложение 9 эпизодов, которые вменяются в вину бывшему замначальника антикоррупционного управления МВД. Все эпизоды однотипны: Колесников по версии следствия давал своим подчиненным указания проводить «оперативные эксперименты». Это значит, если у оперативников была информация, что тот или иной госчиновник берет взятки, к нему посылались штатные агенты управления, которые под контролем оперативных сотрудников предлагали имяреку взятку в обмен за те или иные услуги. Порядок цен следующий: 29 млн рублей — такой откат, например, просил руководитель одного из медицинских учреждений «за поставку медицинского оборудования», 43 млн рублей стоило «назначение заинтересованного лица на должность руководителя ФКУ «Управление Ордена Знак Почета Северо-Кавказских автомобильных дорог». Всего в 10 млн рублей оценивали «оказание содействия во внесении одной из организаций в Программу строительства олимпийских объектов и развития города Сочи как горноклиматического курорта». Ну и всякая мелочевка: 5 млн — аудитору Счетной палаты за проверку конкурентов, миллион триста тысяч — за регистрацию в госорганах «недвижимого имущества» и так далее. Все эпизоды относятся к 2013–2014 годам. Но был один — и всего-то на $10 тыс. — который, судя по всему, и стоил Колесникову тюрьмы и жизни, а Сугробову — тюрьмы и, скорее всего, срока. У этого эпизода есть имя и фамилия и звание — полковник Игорь Демин, заместитель начальника 6-й службы 9-го Управления ФСБ РФ, «девятка» — это управление собственной безопасности Лубянки.

14 февраля 2014 года оперативники ГУЭБиПК готовились к стремной операции: объектом разработки был не какой-то там чиновник или аудитор — полковник ФСБ, которого подозревали в крышевании коммерсантов: якобы за $10 тыс. в месяц он осуществлял «общее покровительство коммерческой деятельности» (так в постановлении, которое цитируется выше), в переводе на русский — предупреждал о возможном интересе со стороны правоохранительных органов и ограждал от ненужных проверок контролирующих органов. Этим Робин Гудом от ФСБ и был, как считали полицейские, полковник ФСБ Демин. 14 февраля в одном из ресторанов Москвы агент ГУЭБа и должен был передать ему десять тысяч меченых «зеленых». А заодно и записать весь разговор на диктофон. Как оказалось, Демин об «оперативном эксперименте» был предупрежден и пришел на встречу тоже с диктофоном. Мало того: как только в корзиночке для хлеба оказались десять тысяч долларов, положенные туда агентом, в ресторан вошли сотрудники ФСБ. На агента-коммерсанта надели наручники. В тот же день задержали и оперативников ГУЭБа. Спустя 6 дней подал в отставку генерал Сугробов, спустя 12 дней задержали его заместителя Бориса Колесникова и начальника управления «Б» Салавата Муллаярова. А в мае арестовали и Сугробова. Камеры им приготовили в Лефортово, бывшей тюрьме КГБ.

«Они (Сугробов и Колесников) нарушили негласное правило: нельзя разрабатывать сотрудников ФСБ. Тем более без разрешения вышестоящего начальства», — сказал The New Times источник из центрального аппарата МВД. Он же утверждает, что министр генерал Колокольцев ничего об инициативе ГУЭБа по разработке полковника ФСБ знать не знал и думать не думал: «Все их неприятности с этого начались, и министр не смог их защитить».

Верится с трудом. Тем более что адвокаты Колесникова и Сугробова считают, что «оперативный эксперимент» против чекиста Демина — лишь очередной эпизод в войне МВД и ФСБ. Главный удар полицейские нанесли еще осенью 2013 года, когда была отозвана лицензия у Мастер-банка, который многие годы служил в качестве прачечной для обналичивания денег. (The New Times подробно писал об этой истории в № 39 от 25 ноября 2013 г.) «Здесь (в истории с Мастер-банком. — The New Times) пересеклись «дорожки» сотрудников ГУЭБиПК, боровшихся с теневым обналом, и сотрудников спецслужб, возложивших на себя функции «регуляторов теневого финансового рынка» и возомнивших себя богами, выше которых только звезды», — говорилось в пресс-релизе адвокатов, переданном журналистам в середине мая.

Эксперты The New Times убеждены: полицейские никогда бы не позволили себе начать войну против «конторы» — ФСБ России, если бы у них не было на то отмашки сверху. И называют имя: Евгений Школов, тоже, как писали СМИ, выходец из КГБ, в 2006–2011 годах — замминистра МВД, а с мая 2012-го, то есть когда Путин вернулся в Кремль, помощник президента по кадровым вопросам и руководитель межведомственной комиссии по противодействию коррупции. Школова называют «теневым министром внутренних дел» и — покровителем генерала Дениса Сугробова: источники в центральном аппарате МВД утверждают, что задания Сугробову давал отнюдь не министр Колокольцев — Школов и что без указания последнего полицейские никогда бы не решились начать дело против сотрудника управления собственной безопасности ФСБ. Почему Школов пошел против членов своей же корпорации, КГБ? Источники строят версии: хотел расширить сферу своих полномочий и иметь большее влияние на решения, принимаемые первым лицом. В конце концов, именно объем полномочий — главная «валюта» чиновника, от которой зависит его вес на бюрократическом рынке. Школову не повезло: время оказалось для него неудачное — операция в Крыму, а потом и на Востоке Украины серьезно усилили позиции главы ФСБ Александра Бортникова и главы Совета безопасности, в прошлом (с 9 августа 1999-го по 12 мая 2008 года) главы ФСБ РФ Николая Патрушева.

Именно Бортников и его заместители сейчас составляют, как утверждают источники, главный круг общения главы государства. Короче, Евгений Школов проиграл и, как предполагают, скорее всего, потеряет свой пост помощника президента.

Внутривидовая борьба — она, как известно, отличается особой жестокостью. Несколько лет назад (осенью 2007-го) ее последствия испытал на себе тогдашний руководитель Госнаркоконтроля и тоже в прошлом сотрудник КГБ Виктор Черкесов: теперь он рядовой депутат Государственной Думы от фракции КПРФ*.

«Борьба между силовыми ведомствами в тоталитарном обществе просто неизбежна, — говорит генерал-майор КГБ в отставке Алексей Кондауров. — Когда нет гражданского и парламентского контроля, когда люди отчитываются только перед хозяином и получают поблажки от этого хозяина, они на перегонки пытаются занять место рядом с ним, чтобы получить побольше ресурсов».

«Следователи требовали от моего подзащитного, чтобы он согласился с ними сотрудничать, оговорил своего друга и начальника Сугробова, дал показания на Школова и министра Колокольцева», — сказал The New Times адвокат Колесникова Георгий Антонов. О том же он написал в «Повторном открытом письме» министру внутренних дел Колокольцеву, отправленном 17 июня, на следующий день после гибели Бориса Колесникова. В этом письме адвокат подробно рассказывает, что происходило с его подзащитным в тюрьме Лефортово те почти 5 месяцев, что Колесников там сидел.

А происходило там следующее. 5 мая, за два дня до задержания главы ГУЭБа Дениса Сугробова, медики Лефортово положили Бориса Колесникова в отделение нейрохирургии больницы № 5. В справке, выданной адвокатам, сказано, что у арестанта — «ушиб головного мозга средней тяжести, мелкоочаговые ушибы обеих лобных долей, перелом лобной, теменной костей, ушибленная рана теменной области». Сотрудники СИЗО утверждают, это была «травма в быту», и говорят, что арестант решил помыть в своей камере окно, встал на подоконник и упал с «высоты собственного тела». Сам генерал не помнит, что с ним произошло в тот день. Адвокаты уверены: его избили, чтобы получить нужные показания.

«Мы обратились за экспертным заключением к судебным медикам, и два медэксперта пришли к выводу, что травмы, полученные Колесниковым, свидетельствуют: его били тупым твердым предметом по голове», — сказала The New Times еще один адвокат Колесникова Анна Ставицкая.

Она считает, что в деле нет никаких доказательств, подтверждающих вину Сугробова, поэтому следствию было бы очень важно, если бы Колесников начал со следствием сотрудничать. Ставицкая уверена: к Колесникову могли применить физическое воздействие, потому что психологическое давление не приносило нужных следствию результатов.

А вот после полученной травмы Колесников очень сильно изменился. Он совершенно не был похож на уверенного в себе «баловня судьбы», которым его знали многие знакомые и сослуживцы.

«У меня болит и кружится голова, я теряю сознание и падаю», — почти шепотом говорил арестант больничной камеры № 726 в СИЗО «Матросская тишина», куда Колесникова перевели из городской больницы. Корреспондент The New Times, которая вместе с правозащитниками пришла в эту тюремную больницу, с трудом узнала в этом бородатом, измученном человеке с несчастными глазами красивого 36-летнего генерала, которого показывали камеры всех телеканалов из зала Басманного суда, где его брали под стражу.

«Я себя в тюрьме не чувствую в безопасности», — шептал Колесников. Это было 25 мая: через 22 дня Колесников покончит с собой.

В камере было жарко. Вентилятор, который генерал вместе с телевизором и холодильником привез из Лефортово, ему так и не отдали. «Я знаю, что они все это (вентилятор, телевизор и холодильник. — The New Times) держат в соседней камере и специально меня доводят», — говорил Колесников. Он был не в себе. 26 мая он передал адвокату Ставицкой письмо в Европейский суд по правам человека в Страсбурге. «В связи с инцидентом, который произошел со мной 04.05.2014, я опасаюсь за свою жизнь и жизнь моих близких. /…/ В связи с тем, что моей жизни реально угрожает опасность, я пока не могу рассказать, как именно эти травмы мне были причинены», — написал он.

То, что на Колесникова давили, унижали, всячески ломали, — его адвокатам было очевидно: по надуманным основаниям вывели из дела адвоката Антонова, которому он доверял больше других, не разрешали свидания с женой, обещали, что получит 17 лет колонии, что сгноят в тюрьме, если он не пойдет на сделку со следствием. В окружении Колесникова стали говорить, что он, что называется, «поплыл» — готов был дать нужные показания.

„ 

И вот наступило 16 июня. Колесникова неожиданно, не предупредив адвокатов, повезли на допрос в Следственный комитет. Один из его адвокатов пришел в это время в тюрьму, узнал, что подзащитного повезли в СК, и понесся в Технический переулок: к тому времени с Колесниковым уже успели поговорить. А потом в кабинет пришел начальник следственной группы, чья подпись стоит под постановлением о привлечении Колесникова в качестве обвиняемого, подполковник юстиции Сергей Новиков. И пригласил Колесникова покурить на балкон (это очень маленький балкончик, по сути, скорее похожий на пожарную лестницу). Минут через десять Новиков вернулся и будничным голосом сообщил адвокату Чижикову, что Колесников выпрыгнул с балкона.

Как только информация о самоубийстве появилась на лентах информагентств с ссылкой на адвокатов Колесникова, руководитель Управления взаимодействия со СМИ СК РФ Владимир Маркин немедленно представил свою версию: «Двое конвойных сопроводили Колесникова в туалет, после чего он неожиданно выбежал из туалета и, сбив с ног сотрудника полиции, а затем и второго конвойного, который находился в коридоре, выскочил на балкон и прыгнул вниз с 6-го этажа». Почему версии адвоката и СК так разнятся? Объяснения пока нет: идет проверка. И еще: Маркин заявил, что, находясь в тюрьме, Колесников дважды пытался покончить жизнь самоубийством. Однако раньше ни сотрудники, ни врачи СИЗО никогда не говорили о каких-либо суицидных наклонностях генерала. Напротив, врачи всегда скептически относились к его жалобам на плохое самочувствие и намекали на то, что он специально агравирует свое состояние здоровья, чтобы попасть в больницу.

Адвокаты Колесникова уже подали заявление о возбуждении уголовного дела по факту доведения их подзащитного до самоубийства.

* * *

Генерала Колесникова похоронили на Востряковском кладбище. Там же его и отпевали: родственникам удалось получить разрешение Московской патриархии на совершение этого обряда в церкви. Отпевание самоубийцы возможно в редких случаях: если удается доказать, что человек наложил на себя руки в состоянии «помрачения сознания» или если это было вынужденное самоубийство.