Записки Бакенщика

Про «Эпоху Застоя» - 27
«РУССКИЙ»: ПРИКЛЮЧЕНИЯ ОДНОГО СЛОВА В СТРАНЕ СССР

Часть 4 (ранее - часть 1, часть 2, часть 3)

Русский – слово военное. Можно сказать, с некоторой, небольшой натяжкой, что было три самые крупные сферы, в которых «обитание» понятия «русское» представлялось наиболее естественным и «легитимным» в рамках позднесоветской реальности:

1) История (прошлое, антикварное, уходящее).
2) Деревня (весь связанный с этим смысловой ряд, от «берёзки» и «задушевной песни» до «менталитета», «корней», «нелёгкого крестьянского труда» и т.д.).
3) Война.

В львиной доле многочисленных (весьма многочисленных) стихов, песен, романов, пьес, кинофильмов о войне (в основном Великой Отечественной) советский солдат представал, прежде всего, как солдат русский. Это, как правило, не называлось прямо (установку на то, что Войну выиграл весь многонациональный советский народ никто под сомнение не ставил), хотя могло и указываться достаточно откровенно («будем жить, славяне», «а я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму», «хотят ли русские войны», «обыкновенный русский человек, каких у нас в Союзе миллионы» и т.д.). Но именно образ русского представал как наиболее соответствующий вызову страшной, эпической, небывалой Войны (тема чудовищности, несравненности постигшей в 1941-м Родину беды с годами всё более контрастировалась, густела, взгонялась). В этом образе соединялись: почти нечеловеческие выносливость и терпение, способность сдюжить неимоверную «ратную страду», весёлый и злой азарт отваги, упрямая гордость и отчаянная дерзость, изобретательность «солдатской смекалки», щеголеватая лихость, тяжёлая крестьянская основательность, спокойное достоинство пред лицом смерти, неспособность предать, бескорыстное товарищество, «тёркинский» юмор.

Образы русских солдат в кинематографе:
Л. Быков, К. Лавров, В. Тихонов, В. Шукшин, Н. Олялин, П. Вельяминов

( далее )