Спасено от удаления из МП

Я терпеть не могу кладбища — не моё это. Возможно, кто-то считает кладбищенские походы целым культом, но я слишком люблю жизнь и не хочу тратить драгоценные часы на походы к последнему пристанищу усопших. Возможно, в моей семье — слава Богу — не было страшных потерь, бабушка умерла, когда мне было лет 12…. Остальные — долгожители, слава Богу. Возможно, мне не понять, хотя я теряла и знакомых, и коллег, но на поминки и на кладбища старалась не ходить, придумывая про запас самые правдивые в этом случае отговорки

Случай, о котором я хочу рассказать, оставил в моей душе такой неизгладимый след, что всякий раз от одной только мысли о нем по спине бегут мурашки, словно кто-то проводит вдоль позвоночника куском льда.

Это случилось совсем недавно, в августе этого года. Моя близкая подруга не успела приехать в Баку (где мы, собственно, и живем с рождения) ко дню годовщины смерти своего папы — дяди Руслана, и очень сильно переживала, что не положит на его могилу букет. Попросила меня чуть ли не со слезами в голове: сделай это для меня. Дружим мы много лет, и я, перешагнув через свое упорное «не могу» дала слово. Наверное потому, что дядя Руслан был единственным человеком, на чьи похороны я пошла, а после приходила с подругой к нему еще и на сороковину, и на годовщину.

И вот я на кладбище, в довольно отдаленной от центральных аллей части этого «города мертвых в городе живых» (это образное выражение я употребляю всякий раз, когда речь заходит о посещении чьих-то могил в памятные даты). Протерла черный мрамор надгробья, положила букет желтых роз, мысленно попросила прощения у покойного от имени его дочери, что не успела приехать к дате… И вдруг происходит то самое НЕЧТО, о котором я до сих пор не могу вспоминать без содрогания: на соседнем участке с заброшенными могилами прыгал мальчик лет 4-5 — с надгробного камня на ступеньки, и обратно. Я повернулась, посмотрела по сторонам, ища глазами его родителей, но никого видно не было. Дело в том, что 22 августа — самый пик жары в нашем южном городе, да и я пошла в 2 часа дня. Кроме того, день был будний, и потому желающих навестить усопших родственников было немного, кроме того, я видела нескольких человек с букетами в центральной части кладбища, но на территории, где похоронен дядя Руслан, не было никого.

— Эй, малыш, ты что там делаешь, где твои родители? — крикнула я мальчику, но он даже не повернулся в мою сторону, продолжая свою игру в прыгалки с могилы на ступеньки.

Чувство человечности взяло верх над моим страхом и я пошла за ним следом… Мало ли что, вдруг ребенка похитили и оставили на кладбище, вдруг он потерялся, отбился от не уследивших за ним родителей.

Мальчик отдалялся от меня, ловко обегая покосившиеся ограды. На мои отклики не поворачивал головы. Постепенно мы отдалились от участка, на котором был похоронен дядя Руслан, и через какое-то время я увидела, что ребенок забежал в Пир (так называют на мусульманских кладбищах маленькие склепы: некоторые строят в виде миниатюрных мечетей, внутри хоронят усопших, кладут могильные плиты, а на стенах на камне выбиты аяты (стихи) из Корана, которые читают над умершими мусульманами). Когда мальчик забежал в пир, нас разделяло буквально 5-6 шагов. Но, как ни странно, в пире его не оказалось, он словно испарился. Страшная догадка закралась в голову: могильных плит было 5, и все они были под одинаковыми фамилиями: самому старому усопшему было 87 лет, женщине (скорее всего, его жене — 78), и они были погребены в разные годы. А трое других усопших умерли в один день: 22 августа 2006 года. мужчине было 35 лет, женщине — 26, а их сыну — 4 года. Я не знаю, что убило эту семью, но мне стало так жутко, что я вылетела пулей из этого пира и сломя голову побежала к выходу.

С тех пор эта картина не дает мне покоя, и вот уже четвертый раз снится: старое мусульманское кладбище, маленький мальчик, играющий на могильных плитах… маленький мальчик, чей путь непременно заканчивается на пороге склепа…. Я бы хотела забыть поскорее, но не могу… Слишком больно. И страшно.