[ |
mood |
| |
hopeful |
] |
[ |
music |
| |
Лёня Фёдоров -- Таял |
] |
Если идти от общежития университета Ушинского в Ярославле, где я локально обретаюсь, в место, где нам определили отобедывать, то проходишь мимо здания, кажется, бывшей семинарии, на котором висит мемориальная доска, дескать, в этом здании с апреля по июль 1918 года находился штаб такого-то краснознамённого военного округа. И, взирая на ту самую дату «июль 1918 года», я каждый раз внутренне несколько радуюсь, вспоминая, как Ярославское восстание, в том самом июле 1918 года начавшееся (а, точнее, 6 июля, за день до моего рождения; ещё и 4 июля где-то там же, занятно. вообще однозначные числа июля -- самое волшебное время в году.), оттуда советских выкинуло. Борис Савинков, Ярославское восстание организовывавший, был совершенно замечательный, не могу сказать, что он прав во всём, но он чем-то напоминает Новодворскую. Ещё его зовут так же, как Бориса Коверду, к которому я отношусь тоже с великой нежностью, потому что он застрелил Войкова, в честь которого названа станция метро, на которой жила моя любимая девушка, когда я учился в 11-м классе. У Широпаева есть милое стихотворение про Савинкова:
Против неясного завтра — Конь вороной и обрез. Савинков взор аргонавта Вперил в предутренний лес.
То возвращенье Героя. Через славянскую грусть Переправляется Троя И домонгольская Русь.
Кто-то купается в Ницце. Он же — в протоках границ. Сабель антоновских Ницше, Рок повергающий ниц.
В проступи алого жара, В дрожи осин и берёз Лозунг: «Убей комиссара!» Узнан — по коже мороз.
и вот ещё из того же стихотворения:
«Станьте опять синеоки, Только дерзающий — прав!» — Так проповедуют боги Из уцелевших дубрав.
В запахах дымной кулиги, В духе травы и плотвы Ожили темные книги Рубленной Русской Литвы.
Вообще люблю идиотский пафос, чем напыщеннее и смешнее -- тем лучше. Главное, чтобы это не убого выглядело, как коронация Бокассы, а именно напыщенно, чтобы хотелось обнять, по голове погладить. Наверное, это как-то связано с любовью к паровозам, есть же что-то общее.
Правда, Савинков плохо кончил, так что не очень понятно, а что делать нам? Нужно ли нам продолжать его борьбу с числовиками и аналитиками, или мы должны смириться, и, как староверы, уйти во скиты, под гору, как Гротендик, чтобы в нужный час, в стоградусные холода, in the hour of darkness and peril and need выйти из пещер и громоподобно, на всю Вселенную провозгласить забытые скрижали Фомы Аквината, Галуа и Дьёдонне, нами сохранённые и преумноженные? Я вижу иерихонские трубы алгебры, повергающие казавшиеся неприступными твердыни аналитиков, вижу их башни с нечистыми ретрансляторами, падающие на белые заснеженные поля, как бывшие краснопогонные генералы от комбинаторики с бородами и в свитерах подписывают свою Вашингтонскую хартию, и сепаратисты под бело-зелёно-чёрными флагами гомотопической теории типов распечатывают тайники с уральскими франками, вижу, наконец, Ядринцева над его дивной, зелёно-белой страной, играющегося в какой-нибудь из идеальных конструкторов. Вот у Ядринцева была приличная борода; бородатые в пиджаке, в отличие от бородатых комбинаторщиков в свитерах и бобочках, вообще весьма приличные, а эти вечно вчерашние аналитики пусть продолжают писать оценочки на поведение решений урчепов.
Дорогой наш azrt предлагает мне вместе с несколькими людьми, дистиллированная неприязнь которых ко всякой пошлости и анализу совершенно очевидна, разобрать за год тезис Дурова, тот самый, 700-страничный. Программа совершенно нереальная, но это вызов -- а я уже писал выше, что «только дерзающий прав». Только непонятно, я-то тут при чём? я ведь, как ни крути, погряз в комбинаторном болоте совершенно по уши, ничего не умею, я жалок, я смешон, я неуч, я дурак, и вообще родной мой город на Транссибе не стоит. Самара, кстати, раньше стояла.
Вот, собственно, и ответ на мой вопрос, Аввакума он тоже интересовал:
Вижу — меркнет Божья вера, тьма полночная растет, Вижу — льется кровь невинных, брат на брата восстает.
Что же делать мне! Бороться и неправду обличать, Иль, скрываясь от гонений, покориться и молчать.
И сидел в немом раздумье я, поникнув головой. Но жена ко мне подходит, тихо молвит: «Что с тобой?
Встань, родимый, что тут думать, встань, поди скорее в храм. Проповедуй слово Божье. Смерть пришла сегодня к нам».
Аввакум тоже почти по Транссибу ехал, если задуматься. Только у меня всё совсем хорошо, ко мне-то смерть не пришла, я же не исступлённый фанатик. Завтра я ещё не умру.
|