| метареалистические фильмы, вол.1 |
[Mar. 5th, 2011|02:47 pm] |
Переделал сюжет Альтеры из ветвящегося в линейный, отчего он значительно поглупел.
Правда, у моего застопорившегося спектрумовского квеста сценарий похожий (или станет таковым после некоторых правок), так что, может, и стоит пустить все на утилизацию.
Сделал несколько прикидок для большого текста о мутантах-вегетарианцах. Если светит мне в этом году творческий отпуск, наверное, ими и займусь.
Написал серию импрессионистских ревьюшек на недавно посмотренные фильмы, в духе околомузыкальных опусов третьего-четвертого годов. Первая их порция следует.
That's all, folks.
Алиса в стране чудес (реж. Т.Бертон)
Сценарий фильма получился, пожалуй, самым интеллектуально-сатирическим чуть ли не за всю историю голливудских сказок, и вряд ли это случайность. Случайно ли Алиса оказалась дочерью некоего Чарльза Кингсли, в фильме - морского торговца, в реальной жизни - современника Кэрролла, профессора Кембриджа, видного консерватора и автора пропитанных белым британским шовинизмом "Детей воды"? Случайно ли (учитывая подобную наследственность) бросила она влюбленного Болванщика ради коммерческой карьеры? Случайна ли оброненная Чеширским котом фразочка "Я всегда сторонился политики" - ведь личное, как учит нас феминизм второй волны - это политическое и есть? Не будем же углубляться в политическое - успеется, пока же интереснее личное.
Кингсли в "Детях воды" выдвигает интересный тезис: нельзя доказать несуществование чего-либо, потому что несуществование логически невозможно наблюдать. Отсутствие наблюдений ничего не говорит нам о существовании. Алиса, вслед за всеми солипсистами на свете, инвертирует это положение - она могла бы, вполне в кэрролловском духе, заявить, что и наблюдение ничего не говорит нам о существовании. Отсюда возникает задача "поверить" - поверить в "невозможные" (в смысле прошлых представлений о мире), но уже наблюдаемые вещи (вроде говорящих цветов и прочих глупостей). И отсюда же возникает задача поверить в возможное, ну действительно, вполне возможное, в Болванщика, например. И вот это самое сложное, потому что требует не отказа от прошлых представлений о мире, а чего-то совсем другого. Все эти "невозможные вещи" имеют простое и очевидное следствие (например, Алису, перевоплотившуюся в рыцаря и скачущую на смертный бой, а впоследствии в том же благородном порыве уплывающую куда-то за длинным рублем в Индокитай), а вот из существования Болванщика - существования недоказуемого, но "возможного", в чем и состоит главный фокус - ничего очевидного не следует, поэтому и смысла в этой "возможности" также никакого нет.
Даже и то, поверила Алиса в Болванщика или нет, по сюжету ниоткуда не следует, и это умолчание (если я ничего не путаю) и есть прозрение фильма. Поскольку мы-то в Болванщика скорее верим, и тем самым "возможность" представляется, конечно, не трагедией (формат сказки не позволяет), но хотя бы чем-то, оставляющим осадок беспокойства.
Что есть, то есть, а чего нет, то возможно. Лишь то, чего нет, возможно.
Напротив по коридору (реж. А.Меркин)
Камерная драма о ревности, мести и убийстве построена, на первый взгляд (а может быть, и на второй) из сюжетных клише и потому не содержит ничего непредсказуемого - приговор картине в глазах абстрактного современного зрителя. Действительно, финал этой пьесы целиком предсказуем, начиная с определенного момента, когда сделан решающий для данной ситуации выбор, и если бы мне пришло в голову говорить о моральном месседже фильма, упустив из виду личные ценности, стоящие за этим выбором, мне нечего было бы предложить, кроме проповеди о неизбежном наказании за прелюбодеяние.
Кто же на самом деле виновен в произошедшем? Если вы смотрели фильм, возникает ли у вас хоть на секунду ощущение несправедливости финала? У меня не возникает, однако спросив, в чем именно виновен наказанный, мы вынуждены будем отмотать действие назад, до той точки ветвления, в которой еще можно было что-то изменить, но после которой надеяться уже не на что. Вина героя заключается именно в этом: совершив свой выбор в согласии с одной ценностью - неважно какой именно - он отказал в бытии другой ценности, и тем самым уничтожил ее.
Мораль проста: когда в своих действиях ты перестаешь учитывать некоего человека - этот человек исчезает. В буквальном смысле слова.
Матрица (реж. Э. и Л.Вачовски)
Нередко эта трилогия воспринимается как религиозный манифест или, в крайнем случае и более правильно, как манифест общественно-критический, на самом же деле тема ее есть осмысление свободы в куда более широком смысле. "Антиутопия" Матрицы многоуровневая, но, несмотря на то, что ее архитектура давно знакома любителям жанра, авторам удалось заставить традиционные решения работать именно на свою главную идею. Сама Матрица - многофакторная модель отношений между "несвободными" сознаниями - предсказуема до заданного предела, и эта конечная ее предсказуемость и заставляет Архитектора придумывать все новые и новые механизмы подстраховки. Понятие "несвободы" интересно само по себе: сознания, принадлежащие Матрице, не имеют возможности вырваться из причинно-следственных кармических связей, но обладают их эмоциональным, интуитивным восприятием - оставив в стороне вопрос происхождения "сознания, не имеющего свободы", заметим только, что интуиция и есть первая опасность для поведенческого баланса внутри Матрицы. Пифия, "мать Матрицы", как следующий уровень контроля, расширяет причинно-следственную паутину на область интуитивного, распространяя ее и на внешний мир Сопротивления - одновременно второй опасности, но также и орудия Системы, - на Нео-Тринити-Морфеуса. Это все и делает возможным существование Избранных, религиозного страховочного кода, позволяющего перезапустить и Матрицу, и само Сопротивление, когда поведенческий баланс чересчур сильно нарушается. "Избранный" превращается в самосбывающееся пророчество, своими действиями снимающее накопившуюся критическую массу НЕ ПОВЕРИВШИХ, как вне Матрицы, так и внутри ее: именно не поверившие, а не просто воспользовавшиеся интуицией - последняя опасность для Системы и одновременно, как показывает парадоксальный финал трилогии - последняя возможность сохранения ее, правда, уже не подлежащая ее контролю.
"Не поверившие" - это и принявшие синюю таблетку, их обнаруживает поиск по Матрице, подобно прошедшим в нее пробужденным; это и сам Нео, отказавшийся в финале второй части от навязанного Архитектором "спасения человечества", а в третьей - и от самой веры в победу, отказавшийся, в конечном счете, от любых предусловий, от любых предопределенных факторов, которые могли бы повлиять на его выбор. После того, как выбор сделан, все остальное зависит от него, говорит Пифия. Иллюзия выбора есть лишь звено в цепи причинно-следственных связей, вторит ей Меровинген, и на протяжении всей трилогии Нео плывет по течению иллюзорных выборов, сделанных ранее по неосознаваемым причинам, под влиянием неучтенных, невидимых влияний: выбрав бытие Избранным, он не знает причины этого выбора и значит, выбор его иллюзорен. Слова "ты увяз в Матрице" в каком-то очень условном смысле, может, и положили начало его освобождению, но встреча с Архитектором, открыв ему еще более страшную правду, не изменила ничего, дальше он вынужден просто продолжать с той точки, на которой остановился. Лишь последний выбор его основан на знании истинной Реальности, и здесь совершенно неважен его результат. Непрочный и зыбкий, как и всякий мир, наступивший в финале мир есть лишь побочное следствие самого факта появления выбора, факта раскрытия истинной реальности, реальности Свободы. Мир не есть цель этого выбора. Свобода вообще не имеет никакой цели.
Красная таблетка или синяя таблетка - who cares?
Начало (Inception, реж. К.Нолан)
Именно "Начало", а не "Матрица" - первый появившийся в наших кинотеатрах фильм о природе реальности, нас окружающей и в какой-то степени нами творимой. Социально-критический запал "Матрицы", конечно, совпадает с некоторыми нашими религиозными мотивами, но все же он скорее мешает рассуждениям о реальности, поскольку, настаивая на незначимости всего видимого, не может предложить ничего, кроме новой Матрицы, лучшей, чем предыдущая. В этом смысле Матрица - апофеоз постмодернизма, в то время как Инсепшн предвосхищает язык пост-постмодернизма, а в чем-то уже и осмысленно использует его. Начинается это с первых минут, с разворачивания на сто восемьдесят градусов самого понятия контроля - мы видим людей, стремящихся построить Матрицу для одного человека, вовлечь его в цепь причинно-следственных связей с началом, невидимым для него, но видимым для заказчиков и исполнителей - и этим началом становится Другой, его неоспоримая и требующая осмысления реальность.
Оказание воздействия и защита от воздействия не случайно оказываются двумя сторонами одной медали - контролирующие сами оказываются подвержены контролю, от которого спасает только знание Реальности. Знание это может быть чувственным - шерстяной ковер, падающий волчок, металлическая пешка - но может иметь и другой источник, более надежный: Других, Других и собственную рефлексию, заданную ими, собственные представления об их месте в Реальности, об их значимости для выбора, об их ценности, об их СУЩЕСТВЕННОСТИ. Последнее и оказывается ключевым понятием, позволяющим описать Реальность на этом новом языке - существенности, источниками которых являются Другие, и ЕСТЬ истинная реальность, та самая реальность Свободы, раскрывающаяся в момент выбора. Если теперь снова оглянуться на Матрицу в свете, отбрасываемом существенностями, то уже контроль, а не порождаемая им псевдо-реальность, окажется иллюзией: личности-"Программы", живущие в Матрице, оказываются окружены существенностями такой же природы и способны к их осознанию хотя бы моментами (предоставляю благосклонным читателям самим отыскать эти моменты) - но и люди способны не на большее.
И в "Инсепшне" процесс "внедрения" существенности в сознание контролируемого также оказывается чем-то совершенно иным, нежели программирование поведения. Скорее он превращается в акт сотворчества и здесь "Начало" оказывается еще и одним из немногих, если вообще не единственным, фильмом о коллективном творении реальности. Реальности и друг друга, ведь и самые личные пространства каждого из участников этой драмы оказываются немыслимы без присутствия Других - хотя бы ожидаемого, хотя бы даже невозможного.
Вечное сияние чистого разума (реж. М.Гондри)
На самом деле фильм этот называется "Струит их разум чистоты сиянье" и относилось это изначально к невестам Христовым, свободным от реальности внешнего мира. Фильм и рассказывает о том самом вторжении внешнего мира, которое, оказывается, и есть основа для нашего собственного существования. Случись ослабнуть воспоминанию о нем и мы чувствуем, как уменьшились сами, как мир наш внутренний распадается, то незаметно, то сокрушительно и безвозвратно.
В воспоминаниях ли здесь дело? Или в некоей несводимой к воспоминаниям сущности, которая так или иначе стремится сохранить целостность своего мира, снова и снова возвращаясь к тому, что когда-то надеялась отбросить? Раз уж заговаривать о судьбе, связывающей людей вместе, надо ли искать ее источник в этом мире или в тех запредельных высотах, куда стремятся чистотой сияющие разумы? Как бы там ни было, все эти движения судьбы в любом случае непостижимы для нас - внешний мир, мир Других несводим ни к нашим желаниям, ни к нашим представлениям о счастье и смысле. Мы знаем только, что не безразличны ему, но чего именно он хочет - можем только гадать. |
|
|
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small}