Свобода и суд (посвящается ![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif) forestpoetry@lj) |
[Nov. 3rd, 2011|04:06 pm] |
Недавнее обсуждение у ktoms@lj заставляет дальше уточнять концепцию свободы воли и прилагать ее к общественным отношениям. Поскольку написать даже бегом предстоит много, контекст обсуждения излагать не буду и интересующихся с извинениями отсылаю к вышеозначенной записи, комментам и линкам к ней.
Начну с роли метафизики в подобных разговорах. Рискну сказать, что виттгенштейновский тезис о бессмысленности метафизики часто понимается односторонне и принимается как "негативный ответ" на метафизические вопросы. В этом случае, например, метафизическая проблема свободы воли будет заменяться тезисом об отсутствии свободы воли, в то время как задача состоит в отвязке от этого понятия без приписывания утверждениям о свободе воли истинности или ложности - ибо ведь утверждение "свободы воли не существует" также метафизическое.
Как вариант, отвязка от метафизики может обосновываться и в рамках самой метафизики. Например, метод может основываться на том, что в подобных суждениях мы не имеем права на ошибку. В рассуждении, известном как "пари Паскаля", предлагается взвешивать выигрыши и проигрыши от ошибки такого рода ("ставьте на то, что бог есть - выиграете все, не потеряете ничего"). Это, разумеется, невозможно (утверждения о выигрышах и проигрышах предполагают невозможное знание), в чем и состоит основная ошибка этого рассуждения. А вот нормативное требование избегать метафизических утверждений не несет в себе никаких противоречий.
Ну да бог с ним. Что происходит, если мы отказывается от свободы воли? Мы в этом случае считаем, что сознание со всеми присущими ему иллюзиями свободы есть некий частный симптом динамического процесса (например, хаотического - дабы было пикантнее). В этом случае соотношение сознания и окружающего мира рассматривается как контур обратной связи: сознание реагирует на окружение путем его оценки (тоже, разумеется, индуцированной этим же окружением) и попыткой реакции в соответствии с этой оценкой. Импульс, возникший таким образом в сознании, может быть поглощен окружением (без сколько-нибудь существенных последствий) или может привести к резкому изменению динамики. Переживание подобного импульса как свободного связано с ограниченностью сознания, которое не может учитывать все причинно-следственные связи.
Зачем нам был нужен этот пример? Для того, чтобы показать, как можно сконструировать язык, в котором присутствуют такие понятия, как "оценка" ("ценность", "целеполагание"), "импульс" ("выбор") или "изменение" ("достижение"), но отсутствует понятие свободы. Более того, даже допустив существование свободы, мы совершенно не обязаны отрицать влияние на свободный выбор каких-то не зависящих от нас причин. Свободный выбор в этом случае занимает определенное место в причинно-следственной цепи. В любом случае, независимо от присутствия или отсутствия свободы, для того, чтобы возникший импульс переживался как свободный, эти не зависящие от нас причины должны интерпретироваться сознанием как некие добровольно принятые "граничные условия", истинная природа которых нам неизвестна, но в то же время и неважна. Эти граничные условия, осознаваемые как добровольно принятые, являются причинами импульса, переживаемого как свободный выбор, вместе с другими граничными условиями, осознаваемыми как навязанные извне. Сочетание этих двух условий - добровольных и навязанных - и описывает переживание свободного выбора.
Подобный ход рассуждений, выбранный для отвязки от метафизики свободы, нуждается в дополнительном обосновании. Откуда, например, взялась метафора обратной связи? Отправной точкой послужил факт существования сознания, которое в данный момент читает этот текст и размышляет над тем, стоит ли продолжать чтение. Таким образом, у нас есть два непреложных факта, не допускающих сомнения: 1) сознание, отделенное от окружения и 2) оценка этого окружения. Оценка окружения неотделима от сознания, поскольку есть не что иное, как усилие по поддержанию своей осознаваемой частности. Предупреждая вопрос о возможности отказа от частностей: декартовское cogito ("мыслю") и было выведено как абсолютная абстракция путем отбрасывания всех и всяческих частностей. Понятие сознания включает cogito как откуда-то берущися свой собственный предельный симптом. Это означает, что к "мыслю" может прийти любое возможное сознание, но сознание из "мыслю" возникнуть не может; а это, в свою очередь, имеет интересное побочное следствие - не исключено, что сознание, читающее этот текст, осознавало себя, будучи при этом провинциальным китайским чиновником в эпоху Мин, но вряд ли когда-нибудь осознавало себя, будучи при этом никем.
Отсюда следует, что любой язык, имеющий какое-то отношение к переживаемой реальности, должен включать понятие сознания и оценки окружения как того усилия, без которого сознание исчезает. Повторю еще раз, что усилие это переживается сознанием и его свободная или детерминированная природа нас не интересует - попытайся мы сказать что-нибудь на эту тему и мы опять возвращаемся к метафизическим спорам. Почему я называю это усилие оценкой? Потому, что именно путем этого усилия и происходит разделение окружения на добровольные и навязанные условия выбора. Добровольные условия суть следствие принятых ранее (может быть, иллюзорно) решений и поэтому имеют тенденцию сохраняться как частности, важные для существования сознания. Это включает и моральные ценности. Это включает и ценные переживания, соотносимые с некими осознаваемыми сущностями (людьми, кошками, городами и звездами). Все это вместе я называю существенностями. Все остальные явления реальности (в том числе поступки, слова и мысли людей) оцениваются согласно их отношению к существенностям.
Итак, сознание существует в метафорическом пространстве существенностей, природа которого может трактоваться тысячью различных способов, однако само пространство от этого не изменяется. Это называется "моральной" или "социальной реальностью". Лично я верю в свободу воли, однако все вышенаписанное и было довольно сумбурной попыткой показать, что язык, описывающий реальность через существенности, не изменяется в зависимости по крайней мере от этого моего предпочтения. Сейчас я не буду дальше расписывать соотношение этого языка с логикой и моральной философией, не буду расписывать онтологию существенностей и их познавательный статус - это предмет для тысяч и тысяч по-другому и намного лучше расставленных букв. В качестве итога приведу "без всякого обоснования" набросок описания "общественной (в т.ч. уголовной) ответственности" на этом языке. Оно написано только что в режиме реального времени, выглядит странно и, весьма вероятно, будет потом выкинуто, но мне кажется, что элементы этой системы на уровне умолчаний наверняка присутствуют и в философии права, и в реально существующих судебных системах.
* Любое сознание всегда действует согласно своим существенностям, говоря условно, в данный момент.
* Существенности бесконтрольно появляются и исчезают, являясь незавершенным представлением какой-то не контролируемой сознанием реальности. Эта реальность и делает существенности реальными. Назовем ее источником.
* Ответственность сознания перед своими существенностями - это внутренняя ответственность, налагаемая сознанием на себя же.
* Нельзя сказать, что существенности принадлежат сознанию, потому что они ему неподконтрольны. Следовательно, они принадлежат источнику, поэтому являются еще и основанием неизвестно какой внешней ответственности - налагаемой источником и объективной по отношению к сознанию.
* С другой стороны, общество (точнее, общественное сознание, принадлежащее сразу многим индивидам) по той же причине подлежит как внутренней, так и внешней ответственности.
* Индивид не ответственен перед обществом, а общество перед индивидом. Точкой отсчета для любой внешней ответственности является источник. Поэтому может существовать (без гарантий) некая общая внешняя ответственность личного и общественного сознания (что никак не мешает обязательному наличию отдельной внутренней ответственности для этих форм сознания).
* Установление этой общей ответственности и есть задача правосудия. В общем и целом эта задача решения не имеет. Разбирательство есть прежде всего возможность рождения новых существенностей, в соответствии с которыми индивидуальное и общественное сознание смогут совместно оценить некие юридические факты. Соответственно, решится вопрос и о том, какие действия и кем должны быть предприняты. Эти существенности рождаются (когда и если) для индивидуального и общественного сознания совместно, а не для каждой формы в отдельности. Они не перестают существовать после принятия решения и их роль не ограничивается оценкой юридических фактов.
* Проблема внутренней ответственности как личного, так и общественного сознания правосудие волновать не может, потому что существенности этих сознаний правосудию недоступны.
* Материальные правовые нормы теряют обоснованность, поскольку общая ответственность подсудимого и общества неизвестна и неизвестно, существует ли вообще для данного случая.
* Общественное сознание тогда сталкивается с проблемой внутренней ответственности за судебные решения. Эта проблема, в отличие от внутренней ответственности индивида, касается всех граждан, поскольку ставятся под вопрос такие существенности, как, например, равенство перед законом, репрезентативность суда как общественного органа и так далее. Более того, будучи особой, "третьей" формой сознания, отличной и от индивида, и от общества, суд как институт "суверенен" и его внешняя ответственность никакому установлению не подлежит.
Ну и наконец, essentialitas essentiae par est. Amorem mutuum da amantibus nostris. Amen ;P |
|
|
