МОЯ ОБОРОНА 11
В начале лета, забрав с собой весь аппарат, я переместился на Рабочку. Флэт, невзирая на то, что дом претендовал на почетное звание "сталинки", был невелик - сорок два квадрата общей площади, зато с правильными трёхметровыми потолками. Заставленный советской мебелью, заваленный различным дедулиным скарбом и всяческими артефактами советского детства моего, он представлял собой некую капсулу семидесятых - восьмидесятых. Бедный флэт, ты и не представлял, что тебя ждёт.

Вернусь на пару месяцев до. Несмотря на логистические проблемы грядущего переезда, редакция журнала ХУЙ не прекращала работы, поэтому весть о грядущем концерте ГО, прилетевшая в виде оторванной кем-то красной афиши "ТУР 98" была воспринята как очередная и необходимая служебная командировка. Интересно было послушать живое воплощение пылесоса и хоров, тем более, что завязывалась интрига. Джеффова Полина, с которой мы поддерживали телефонную связь после упомянутого уже концерта КЗ-ЧЗ-ИПВ в "Алмазе", сообщила загадочную новость:

- Ты представляешь, в Обороне, может быть, будет играть басистка!
- Что, кто? А зачем это?
- Да я и сама пока не знаю толком, но смешно. Осталось мне и Ирке (жене Кузи УО) в мини-юбках на подпевках вытанцовывать...

Первого мая мы с Таней и исполняющим обязанности замглавреда Родионом Борисычем (таящимся под журналистской личиной Стаса Барнауловича Ватмана, сына выдающегося полярника-папанинца) прибыли к пункту назначения, ДК "Крылья Советов", расположенному на Белорусской. Толпа у здания превосходила по всем параметрам виданную мной на десятилетии ГО: и народу было куда больше, и количество мерча в виде значков, нашивок и фуфаек "с ним, родимым" зашкаливало, и степень пьяного веселья куда как переплёвывала далёкий уже девяносто четвертый.
Времени до начала было предостаточно, так что редакция озабоченно водила жужжалами в поисках новых жертв радикальной журналистики. Вернее, водил больше я, Борисыч же, начавший пить водку с полузнакомыми панками ещё в электричке, что называется, фигурировал, разглядывая женский контингент. Внезапно в толпе возникла знакомая костлявая фигура Оли Арефьевой, сопровождаемая её верным фан-директором Пеньковым, из-за пивных запасов которого и вышла та самая попойка с фашиствующими ментами на Арбате в выборное лето.
«Бля, Борисыч, зырь - Арефьева.» Воспоследовавшей молниеносной реакции я, признаться, не ожидал от пьяного в щепки Родиона: «а, чо, где? ОЛЯ! ТЫ ДУРА!!» Толпа перед ДК на доли секунды приостановила свои броуновские алкоколебания, а Арефьева, вздрогнув, заозиралась и принялась спешно протискиваться к кассе. Так метафизика переходит в физику; истеричное послание в людской хаос, в данном случае, в точности нашло адресата.

Вечер интересных встреч продолжался. У левой стенки ДК, на фигурном выступе, сидел неопрятного вида патлатый человек с гитарой и бутылкой водки. Рядом стояла очень чистенькая очкастая девочка, глядевшая на этого персонажа с восторгом, достойным живого бога. «Непомнящий," - уважительно сказал кто-то рядом.
«Ах, вот как?»

С творчеством Саши Непомнящего я познакомился за год до описываемых событий при обстоятельствах изрядно комических. Зимним вечером меня занесло к Сергеичу, однокласснику, к тому времени бывавшему на Кировке исключительно наездами. В один из таких вот визитов на малую родину он, Мишель, а так же неоднократно появлявшийся уже на этих страницах Макс Еремян предавались традиционному пению песен и употреблению напитков. Происходило это в неотапливаемой терраске, потому что в доме у Сергеича курить было не принято, отопление толком не функционировало, да и места для присесть особо не имелось - все было планомерно завалено коробками, вещами и просто каким-то хламом.
Я с трудом угнездился, навернул стакан водки и в этот момент гитарой завладел Макс, выпевая в клубах морозного дыма нечто крайне патетическое. “Неспетая моя... песенка... Свидригайловская баня от земли звёзд...» Внезапно разнообразившая обычный Янко-Летовско-Башлачевский репертуар компании вещь звучала захватывающе свежо. Макс закончил петь и наступило пафосное затишье, по мнению присутствующих подобавшее высоконравственному характеру произведения. «А это - чьё?» - поинтересовался я. «Павел Кашин», прочувствованно ответил задушевно подпевавший Максу Сергеич.
Представить себе, что автор милой и нелепой попсы про гномиков и чудный город способен выдавать такую матерую экзистенциальщину, я вовсе не мог, поэтому затребовал аудио-подтверждение. Через несколько дней Макс принес мне кассету, сетуя на чудовищное качество записи. Ему, дескать, пришлось подвергать её какому-то подобию реставрации: скорректировать частоты посредством эквалайзера микшерного пульта и наложить реверберацию.
На кассете было нечто вроде миниальбома из пяти песен, спетых действительно страшно похожим на Кашина голосом. Запись включала ту самую экзистенциальщину и даже жуткий звук отреставрированного материала не снижал впечатления: остальные вещи были ничуть не хуже «Свидригайловской бани».
Кассету я переписал и некоторое время она являлась мерилом пьяного пафоса; уж если завёл, то следующим номером непременно будет Высоцкий. Вообще же было понятно, что никакой это не Кашин, а вскоре выяснилось и настоящее имя трогательного певца - Александр Непомнящий. Ближе к весне Гованик притащил ещё одну кассету, под названием «Экстремизм», на которой тем же «кашинским» надтреснутым голосом исполнялись уже не экзистенциальные романсы, а какие-то бравые псевдореволюционные слоганы, изрядно разбавленные нотками а-ля рюсс. Невозможно было спокойно слушать галиматью, типа:

Накорми мажора кашей
Pedigreepal
И добавь чуть-чуть свинца,
Чтобы не убежал,

или дикие рифмы «Китежград - Коловрат», так что в музыкальном оборзении
ХУЙ №2 появилась рецензия сразу на весь отслушанный материал. Эпиграфом ей служил похабный анекдот про Александра Сергеевича и онанизм.

На момент описываемого здесь первомайского концерта ХУЙ №2 был ещё в стадии написания, так что непосредственные наблюдения препарируемых образчиков андерграундной эстрады имели несомненную ценность. Я приблизился к знаменитости. Саша, борясь с одолевающей водкой, исполнял какую-то лирическую песню, глядя в глаза той самой девочке. О чём он пел, разобрать в окружавшем бедламе было невозможно, но финал точно вышел роскошным. Затих последний аккорд, Саша с выражением осознания всех мировых скорбей на физиономии совершил щедрый водочный глоток, с пол-минуты покачался на месте и энергичный поток рвотных масс хлынул прямо под ноги герлы. И такова была сила искусства, что барышня не отшатнулась в испуге или недовольстве, наоборот - глаза её за стёклами очков расширились в ещё большем восторге.
Разговаривать было не о чем, и лишь чудовищно саркастическое, появившееся в качестве дополнения к рецензии, извинение в нашем журнале явилось результатом той памятной встречи.

Шутя над произошедшим, мы с Таней отправились в зал, оставив Борисыча развлекаться у ДК. Уважаемый замглавред был пьян уже настолько, что единственным, что из него удалось извлечь, было «А ЛЕТОВА ЭТОГО Я - В ГРОБУ ВИДАЛ!»

На разогреве у Обороны в тот раз выступал ансамбль RAF, с энтузиамом описанный Летовым в каком-то интервью, как «настоящие скинхеды, фашисты». В зале мы оказались где-то на середине их выступления и ничуть об этом не пожалели: хвалёный ансамбль исполнял банально-хуёвый «западный» панк.
Фашисты отгремели своё и на сцену, украшенную с двух сторон какими-то накачанными молодчиками, вышла Оборона. Пока группа, в составе которой действительно обнаружилась низкорослая дамочка с бас-гитарой (вот она, интрига!) подключала инструменты, нарядившийся в красную фуфайку с Че Геварой Летов поздравил всех с Первомаем и посулил «играть старые хиты» (стал быть, пылесоса и хоров не ждать), а затем пригласил на сцену Лимонова. В контексте пертурбаций девяносто шестого такой сюжетный поворот выглядел каким-то стёбом, но это лишь подбавляло пресловутой интриги. Прикинутый чекистом товарищ Эдуард радостно обнялся с Егором, проскандировал стандартное МИРТРУДМАЙУНАСБЫЛАВЕЛИКАЯЭПОХА и шоу началось. Не помню совершенно списка песен, дело не в них.
Звук. Звук, и без того дебильный на выступлении RAF, превратился в уже сногсшибательно идиотский. Если на "фашистах" всё ещё как-то напоминало рок-музыку, то теперь вместо пресловутой стены звука у Обороны имелся отдельный свербёж зафузованных гитар (теперь уже трёх: Кузьмы, Джеффа и Махно), раскатистые барабанные переходы Андрюшкина и громобойный голос честно забывавшего слова Летова. Чего не было вовсе, так это цельности саунда, которая присутствовала всегда и которой не мог помешать никакой аппарат и никакие состояния участников группы.

Песня летела за песней, в зале происходил традиционный паноптикум из идиотов, особо рьяных (включая, к нашему великому изумлению, Женьку Бедро) довольно жёстко скидывали со сцены пресловутые качки, которым в этом благородном деле помогал товарищ Эдуард. (Один из самых сногсшибательных эпизодов на появившемся у меня потом видео: вождь радостно гонится за малолетним панком, малец сигает со сцены, а Лимонов с видом "ах, какой плохой мальчик" предовольно всплёскивает руками. Можно было прокручивать этот момент много раз подряд, рыдая от смеха и припоминая Эдуардово литературное наследие.)
С каждым следующим хитом Летов все больше расходился в веселии, не в последнюю очередь благодаря стоящей у барабанов паре двухлитровых пластиковых бутылок, к которым он поочерёдно прикладывался. Содержимое их и так не оставляло сомнений, но внезапное, в микрофон: "НАТАША! В ПРАВОЙ - ВОДКА, В ЛЕВОЙ - ВОДА!" вызвало очередной припадок дикого хохота. "Ага, конечно. И СМОТРИ НЕ ПЕРЕПУТАЙ!" Так все узнали, как зовут даму с басом. Вообще обстановка на сцене была любопытной; если Летов откровенно веселился, Джефф традиционно скакал и подпевал, а украшенный свастиками Кузьма давил обычную солягу, то Махно почему-то был довольно мрачен, не источая всегдашнего разнузданного драйва. Не лучше дело обстояло и с басисткой: упершаяся взглядом то ли в гриф бас-гитары, то ли вовсе в пол, она нежно шкрябала по струнам. Так обычно гладят двухнедельных цыплят. В какой-то момент и до осоловевшего Егора допёрло, что со звуком происходит что-то вовсе не то и он (на, по-моему, "Мы Идем в Тишине") совершил воспитательный акт, крепко постучав по лбу себе, а после - Наташе. Энтузиазма у басистки эта экзекуция не прибавила вовсе, но двухлитровые бутылки в конце-концов компенсировали Егору досадные огрехи исполнения, и он, растанцевавшись, сиганул со сцены.
Была у него какое-то время такая привычка, отражённая в видеозаписях девяностых. Группа, как всегда бывало в подобных случаях, затянула бесконечную импровизацию, но в этот раз, судя по оторопевшим мордам охраны, ситуация вышла из-под того, что можно условно назвать контролем. Летов, традиционно колыхавшийся по морю счастливых фанов, вдруг резко пошёл ко дну. Вынырнул он где-то справа у сцены и лицо его не выражало никакой радости от народной любви. Напрасно охрана тянула к нему руки, цепкие фанаты ни в какую не хотели расставаться с кумиром, и долго ещё "верёвочки от Егора" были одной из главных ценностей у любителей ГО. Как уже сильно после описываемых событий рассказывал сам виновник торжества: "Я думал - прыгну, где девки, хоть не так потрепят, так они меня чуть не удушили!"
Да ладно, разодравшие на верёвочки красную чегевару девки - мелочь, вот оказавшийся на месте крушения Павлик Кустов (о нём здесь ещё будет предостаточно) вовсе - хотел снять с кумира часы. "Я браслет расстёгиваю, а ни хуя - на руке запаял, видать, сука!"
Концерт догорал. Помню отлично и доблестно пропетый Джеффом кусок "Всё Идёт по Плану" и помню ещё изумление, когда у окончательно потерявшей всякое осмыслие басистки Махно забрал, наконец, инструмент во время финального "Русского Поля Экспериментов", и как пресловутый саунд Обороны вернулся на те несколько минут. Окончательно стало понятно, что виной звуковому безобразию вовсе не дурацкая круглая архитектура зала и не кривые уши и руки звукорежиссёра, а банальный факт, что новая басистка просто не может играть. По крайней мере, в пьяном виде.
На выходе из ДК мне опять попалась Арефьева. "Как тебе концерт, Оль? - Человеческая комедия - самая странная комедия в мире." Оля была в своём репертуаре.
Разбредались довольные панкушки с верёвочками от Егора, негодовали какие-то малолетние хиппейные пьяные герлы, босые, с изрезанными о битое стекло подошвами; "вот мудило, даже Янку не спел!", промелькнул расхристанный и счастливый Бедро.
На ступеньках "Крыльев" мы встретились с нашими внешкоррами, Наташкой Макеевой и Сашей Щуровым. С ними был незнакомый худой короткостриженный парень, представившийся Волчицей и с ходу поинтересовавшийся, не нужен ли нам басист. Басист, ввиду задолбавшего до смерти Аняткина был нужен нам весьма, так что Волчицын телефон был немедленно зафиксирован в рингушнике. В руках у подошедшей Тани обнаружилась книжка под загадочным названием "Межлокальная Контрабанда", которую ей презентовал некто со словами, "девушка, вы очень похожи на Яну Дягилеву, это - вам."
Горизонты, уже традиционно, продолжали раскрываться.