МОЯ ОБОРОНА 12
Первомайский материал, тяжеловесно поименованный "ТРЕТЬЯ СОТНЯ ЛЕТ НЕПРЕРЫВНОГО ОДИНОЧЕСТВА, ТУР `98, или РОДИНА – СМЕРТЬ", занял своё место в готовящемся номере. Даже обычно далекая от писанины Таня прибавила увесистые девять грамм: "...басистка у Егорки – Наташенька – лажала, как могла (а могла она сильно)... после того, как бас-гитара перекочевала из кривых ручонок к волосатому дядьке, она вдруг перестала гундеть..." Работа спорилась.

Обретённая на концерте загадочная "Межлокальная Контрабанда" оказалась изумительным артефактом. Представляющая собой на первый взгляд бессвязный набор стихов, притч и абстрактных мыслеформ, выполненных для вящего эффекта агрессивными до вырвиглазности шрифтовыми сочетаниями, она затягивала в психоделический вихрь. Было не только понятно, что делали её наши люди, не покидало ощущение, что люди - знакомые. Не в последнюю очередь этому способствовала репродукция авангардной картины, украшавшей обложку - портрет дамы с двумя клинками, торчащими изо рта. По низу шёл орнамент из свастик и было от этого какое-то упрямое воспоминание.

Первого июня мы с Борисычем отправились в столицу за пластиком для том-баса. Затаривались мы, как правило, на Маяковке и эти поездки за необходимым музыкальным барахлом быстро превратились в притчу во языцех. Дело в том, что магазин этот обладал чудесным внутренним двориком, который непременно располагал к отдыху. Был открыт некий закон приобретения: купил медиаторов на три копейки - пропил пол гитары. Закон работал исправно, так что вскоре мы поняли, что в Загорск нас не тянет вовсе. Припомнив, что сегодня пресловутый день защиты детей, традиционно отмечаемый хиппанами в Царицыно, мы решили ненадолго туда заглянуть. Через полчаса после прибытия на место хиппейной гулянки это "ненадолго" превратилось в мираж, вместе с остатками моей семейной ответственности. Знакомых было хоть отбавляй, все они были вооружены флянцами и бутыльками, так что главной задачей было не просрать свежекупленный пластик.
Посреди весёлой суеты обнаружились два смутно знакомых персонажа, один - небольшого роста и светловолосый, а другой напротив - очень высокий, худой и тёмный. Звали их Лёша и Женя и они, обалдеть, щедро раздавали всем желающим ту самую Контрабанду. Тексты, картина, всё срослось и встало на места, и наше знакомство я вспомнил сверхчётко.

Арбатской ночью, в дни празднования 850-летия Москвы, я, Борисыч и примкнувшие хиппаны шлялись по стриту, охуевая от бесцельной и безумной толпы, слетевшейся на лужковскую затею подобно пресловутым мухам. Никто из нас, конечно, не планировал побывать на этом шабаше, но так совпало, что Борисыч вывез меня отдохнуть от потрескиваний семейной жизни. Для этого имелась практически пустая квартира на Автозаводской, принадлежавшая начальнику археологической экспедиции, где Борисыч иногда копал какой-то неолит. Распорядок отдыха был прост - мы чинно давили какие-то дежурные поллитры, приглядывали, в качестве арендной платы, за начальниковским сынком, смотрели бесконечные видеокассеты с актуальной музыкой и твердили: "ни в какой центр не поедем, на хуй не сдался этот вонючий юбилей". На третий вечер мы шли по Арбату.
Посреди чудовищной толчеи, гопоты из ебеней от Тёплого Стана до Ярославля, поехавших от свалившегося коммерческого успеха арбатских мазил-халтурщиков, каких-то долбоёбов в униформе мотоциклистов, посреди бряцающих и гремящих музыкантов... На ступенях "Аптечного" парадняка стояла скульптурная группа из двух человек, один из которых опирался о картину с грустным котом в пустынном пейзаже. Об них, казалось, разбивались волны недочеловеческого хаоса. Картина же завораживала настолько, что вопрос родился сам собой:

- Чей кот?
- Мой. (ответил высокий)
- Ух! И как зовут?
- Кшиштоф.
- Охренеть. А вы вообще откуда здесь такие?
- Из Омска.
- А я - из Тюмени. (добавил второй)
- Охренеть! Так ты знаешь Летова.
- Дохлого? Ясное дело.
- А ты, раз из Тюмени, так и Неумоева.
- Конечно. Ромыч - мой ученик.
- И чего же вы такие в этом бедламе делаете?
- Понимаешь, Арбат - это Центр Зла. И мы пришли сюда, чтобы это зло уничтожить.

В том, что они могут это сделать, я не сомневался.

Последующие истории и события до поры припрятали эту встречу в извилистых недрах памяти, а теперь, на хиппейной поляне, те самые Уничтожители Мирового Зла как ни в чём ни бывало раздавали пресловутую Контрабанду. Мы говорили, пили, говорили и снова пили. Вспомнить дорогу домой не могу, как и то, когда я потерял пластик, а вместе с ним и Борисыча.* Наутро меня ждал чудовищный скандал от нетерпевшей алкоэпопей Тани, но на скрижалях рингушника были вырублены два телефона, Женьки Вигилянского и Лёши Михайлова.

Безусловно, оба этих человека заслуживают не то, что отдельной главы, но отдельной книги. Они ещё неоднократно здесь появятся, а пока - нечто вроде краткой справки на основе того, что я знаю и помню.

Будучи ровесниками (если не старше) Сергевны, познакомились они в начале семидесятых, во времена службы в СА, недальнее же расстояние от Омска до Тюмени способствовало продолжению армейской дружбы. Да и как могли такие люди не подружиться. Я вообще слабо представляю в рядах СА Лёху, который, по его уверению, был первым тюменским хиппи и Женьку - художника (в самом лучшем понимании этого слова) до мозга костей.

В советском пространстве каждый из них орудовал по своему, Вигилянский писал авангард, учился иконописи и активно фигурировал в Омской самопально-художественной среде (где и познакомился с Летовым, вернее - Летов с ним), а Михайлова заносило едва ли не в функционеры, недаром же его перу принадлежала статья в «Тюменском комсомольце», озаглавленная «Инструкция по выживанию из ума» и посвящённая увиданному им выступлению ИПВ. Параллельно Лёша был озабочен спасением России, так в Тюмени возникло некое «Отечество», являвшееся ни чем иным, как филиалом общества «Память». Всё перевернул знаменитый Фестиваль леворадикальной и альтернативной музыки, благодаря которому Лёша познакомился со всеми основными деятелями Сибирского панка и незамедлительно принялся внедрять им, до этого - практически космополитам, свои идеи об особой русской миссии, щедро украшая эти откровения заездами в мистику и оккультизм. И ведь преуспел, на долгое время сведя с ума, например, Ромыча. Так что за многое из душевного постнепрерывносуицидного песенного наследия ты, дорогой поклонник ИПВ, должен быть благодарен Лёше Михайлову. А дорогой поклонник ГО, кстати, может сказать спасибо за понятие АРМАГЕДДОН-ПОПС, своевременно им изобретённое.

Впрочем, повторюсь, всё перечисленное не более, чем справка из историй от Славы Немирова, Артурки Струкова, тех же Ромыча и Летова, ну и самих Лёши и Жеки.

В наступивший пиздец ранних девяностых друзья очутились в столице, где Жека продолжал фигурировать, а Лёша пустился в обустройство различных панам, включавших в себя торговлю партиями несуществовавших в природе телевизоров. На вырученные средства (не там ли позаимствовал идею Пелевин?) непременно покупались пара ящиков Хеннесси и снимался шикарный офис где-нибудь на Басманной, в приемной которого сидела длинноногая секретарша, а в кабинете - сам Михайлов, под неизменно висящей на стене Жекиной картиной.
Этого великолепия, к сожалению, я тоже не застал, во времена же нашего знакомства Лёша обладал метафизический влиянием на таинственного персонажа, под кодовым именем Белый Будда. Судя по всему, он имел непосредственное отношение к фирме Crosna, занимавшейся телекоммуникациями. По легенде, на полу бассейна в его подмосковном особняке была выложена мраморная свастика.

Лето катилось дальше. Кроме Контрабанды подспорьем служили свежий дайджест «Я не верю в Анархию», состоявший из всех выпущенных на тот момент материалов об Обороне и изрядная коллекция записей Волчицы, прибывшего-таки на поприще бас-гитары. Неслыханные до этого Адаптация и Тёплая Трасса, Предэвакуационная Паника, Зазеркалье, собственные вещи Волчицы, изрядная коллекция отличного западного панка - от Social Distortion до экзотических Brezhnev, в очередной раз перенасытили информационное поле.

Таня ебала мозги, репетиции неслись с новой силой и, если бы даже я очень захотел, всё равно не смог бы описать тот ритм, в котором мы все тогда пребывали. Вспышки. Вот Борисыч, я и какой-то Петрович сидим на кухне ночью (благо Таня уехала к мамаше) и я в сотый раз перематываю кассету, «как кровавый бизон любовался небом до утра», за окном ревёт рассвет. Вот на вокзале знакомимся с очкастым волосатым алкашом Сержем из Югорска. Играем стрёмный сейшн под названием «Акт Вандализма», который пытаются свинтить по наводке ФСБ. Швыряю в тачку с какими-то бандюками пустую бутылку. «Я уезжаю к маме, приеду через неделю и если ты не устроишься на работу...»
На работу я так и не устроился.

*Борисыч пластик не просрал.