МОЯ ОБОРОНА 15.
Кроме душевного общения и посвистов на блок-флейте, запись КультРева имела для меня ещё одно крайне полезное свойство; впервые поработав на многоканальной аппаратуре и узнав некоторые штуки из области звукоизоляции и звукопоглощения, я понял, что ничего в этом недостижимого нет. Раз уж герла смогла устроить в квартире полноценную студию, то и мне это дело — раз плюнуть.

Проконсультировавшись с Элькой и получив от неё несколько нехитрых эскизов, я принялся методично разрушать свой незатейливый флэт. Остатки советской роскоши в виде разномастных шкафов, изображавших «стенку» пошли на помойку ещё за год до этого (слава Богу, отбывшая на Кировку бабка этого не видела). Теперь оставалось выкинуть диван, тахту, сбить мешающую лепнину и приступать к строительному процессу.

Сейчас будет длинная телега с терминами, которая нужна: а)как неотъемлемая часть всей этой истории; б)как пример идиотизма.

Собственно говоря, весь позаимствованный у Эвелины проект представлял собой пародию на систему «комната в комнате» — каркас из доски, без намёка на отвязку от основных стен, забитый стекловатой и обшитый пресловутой плиткой в дырку. На полу слой резины и ковролин.

В то время никаких там Мерленов и всяких стройдворов-на-Яузе не было и в помине, и вообще, добыча стройматериала представляла собой увлекательный детектив, кто строил -- тот помнит. Например, во всём Загорске имелся только один магазин, оставшийся ещё с советских времён, и хотя подходящие доски удалось там купить без проблем (другое дело, что затаскивать их пришлось через окно нашего второго этажа), стекловаты требуемой плотности там не было отродясь, не говоря уж о плитке в дырку. За стекловатой мы покатили на электричке в Мытищи, потому что там имелся единственный в округе строительный рынок, переться до которого от станции было ох, не ближний свет. Забавное мы представляли зрелище на обратном пути, когда волокли на горбах нетяжёлые, но неудобные рулоны, — «заебавшиеся, но довольные, пионеры возвращались домой». Главной же затыкой встала проклятая плита ППГЗ. Посредством интернета, которым была оборудована контора Сергевны, обнаружился единственный её источник, а именно — завод Tigi-Knauf, расположенный аж в Красногорске. Не беда, за стекловатой в Мытищи ездили, сгоняем и в Красногорск! По моим прикидкам, каждый из нас (ездили мы втроём с Зёброй и Колей Гермаком) мог утащить на горбу свою часть требуемого количества упаковок, так что мы опять погрузились в электричку. Загорск — Красногорск — это вам не в Мытищи прокатиться. Дорога заняла у нас часа три, плюс мы изрядно заебались искать пресловутый завод, который, хоть и представлял собой пример невиданного буржуйского производства, находился в изрядных ебенях с точки зрения пешего путника. С трудом разобравшись в тонкостях оплаты мы прошли на пункт выдачи, где случился занятный диалог.

— Вы на какой машине приехали?
— Какой ещё машине, мы своим ходом.
— А как же вы её повезёте??
— Да чего там везти, мы привычные.
— Нууу.... Смотрите сами...

Тут нам навстречу выехал погрузчик, который плюхнул перед нами паллету с вожделенными пачками. Было их всего штук пятнадцать, но то, с каким звуком он шмякнул их оземь, нам слегка не понравилось. С оптимизмом законченного дегенерата я подошёл к стопке и со словами «да хули тут тащить» поднял пачку. Ёб твою мать, какой же она оказалась тяжелой! Мои спутники, вслед за мной оценившие вес, сникли. Стало понятно, что утащить этот дело — задача невыполнимая, даже если мы немедленно выпьем водки. Одну, ну две — ещё как-нибудь, но не пять на рыло. Пришлось оставить пачки на складе, благо это предложили сами мужики из отдела выдачи. Страшно злые, мы попёрлись обратно. Следующей (я же сказал про пример идиотизма) попыткой забрать материал была поездка на абсолютно сумасшедшем таксисте, всю дорогу рассказывавшим омерзительные истории про свои половые подвиги и отказавшимся уже на месте брать груз потому что он, видите ли, может испортить его сраные жигули. И только на третий раз, посредством газели, плитка была складирована у меня в коридоре... С тех пор я крайне внимательно подхожу к вопросам логистики.

Сам строительный процесс, осуществлявшийся исключительно при помощи прибалтийского электролобзика и дедулиного молотка, был прост, как мычание: по фанерному шаблону в 45 градусов напиливались стойки, которые соединялись горизонталями «в полдерева». Каркас, за счёт самораспора, получился весьма прочным, что было для меня, строившего до этого только туалет системы нужник, довольно удивительно.
Внезапно простой оказалась и добыча резины на пол: малолетние панки Дрюша и Горобец за ночь напиздили требуемое количество с беговой дорожки той самой школы #19. Транспортировка осуществлялась на одолженной тележке и панков дико веселил тот факт, что «тележка пердела», очевидно, под тяжестью. Той ещё радостью было отмывать резиновые пластины в ванной от кусков дёрна, вбитых тысячами ног ещё советских школьников.

Достаточно резво завершив строительные работы, окончание которых ознаменовалось врезкой двух «витринных» стёкол в пропиленный в стене проём в будущую контрольную комнату, я озаботился приобретением аппаратуры. По факту загона имеющихся пультов очередным пионерам, у Тропилло, посредством Эвелины, был куплен такой же как у неё пульт «от Миши Лонга». Изначально предназначенный для клуба «Там-Там», он приехал на Ленинградский вокзал в купе проводника, встречали мы его с Павликом и Борисычем, а транспортировка в Загорск почему-то произошла через Элькину Остоженку, где мы сильно нажрались. Не пойму и не помню, зачем нам нужно было переть эту хреновину, величиною в односпальный матрас, таким зигзагом. Помню, как Павлик лазил с Элькой по пожарной лестнице на крышу и целовался, от этого факта изрядно, по собственному признанию, прибалдев.

Дело оставалось за многоканальным магнитофоном. Здесь на выручку пришёл уже упомянутый завалявшийся номер журнала IN-OUT, с обзором современных машин. Одна беда, номер был 94-го года, а на дворе стоял 99-й. Цифровой звукозаписи ещё нет, а аналоговой — уже нет, совсем как на Черноморской киностудии из «Золотого Телёнка». Отечественные студии поголовно сидели на плёнке, доламывая магнитофоны STUDER, оставшиеся от СССР, доступных же компьютерных систем просто ещё не было создано. Поэтому, по факту поисков и многочисленных звонков по музыкальным магазинам, посредством финансовой помощи одного знакомого голландца, был приобретён цифровой восьмиканальный магнитофон системы ADAT. Вообще адаты считались дурным тоном и местные профессионалы при их упоминании морщили жопы, но наша модель была уже двадцатибитной, на тот момент — серьезный прогресс. Я внутренне негодовал на отсутствие крутящихся катушек и дёргающихся стрелочных индикаторов, но чистота записи и отсутствие шумов быстро нивелировали досадные недостатки. Другое дело, что формат адат заточен на восемь дорожек, а хотелось минимум шестнадцать, но что уж тут поделаешь. Теперь-то я этому только рад, ограниченное число каналов приучает к правильному минимализму: res, non verba.

Студия, концепция которой заключалась в «Сибирский Панк пишем на халяву, остальные пусть гонят лаве», была готова к подвигам. Разгоралось лето и мы с Павликом с устатку решили прокатиться в Ленинград, тем более, что Павлик там до этого не бывал, надо же мальчику мир показать.

В то время ж/д билеты стоили какие-то смешные деньги, а если было неохота платить и их, то можно было просто дать проводнику половину и спокойно ехать, куда хочется. К прибытию на Три Вокзала мы были уже весёлые, в ларьке закупили дополнительное горючее и без проблем заняли места в плацкартной боковухе. Для перемещения вдвоём — лучший вариант. Напротив нас сидел пижонистого вида фраер в белом полотняном костюме и белой шляпе. С пол-минуты он разглядывал, как мы выгружаем на столик батарею пивных бутылок, а потом попросил о помощи, дескать, не поможем ли мы открыть ему водку. «Открыть? А хули там открывать-то??» В благодарность за это фраер предложил и нам приобщиться к сорокаградусной. Сказано — сделано, выпили и отправились в тамбур курить.

— Ребята, вы, наверное, музыканты? — начал знакомство фраер.
— Мы-то? Ясен хуй, да ещё какие.
— Я тоже, я, знаете-ли, джазмен. Меня Володя зовут.
— Я — Кирилл, а вот он — Павлик.
— Да, я — Павлик, я тоже... джазмен! (надо сказать, что Павлик о джазе имел понятие исключительно в том смысле, что это нечто вроде Утёсова, так что я сразу приготовился к шоу)
— О, Павел... И кого же вы знаете? Может быть, Чекасина...
— Чека... Чекаса — да ёбты, ну конечно!
— ...Курёхина Серёжу?
— Бля. Серёга Курёха? Володя, Курёха это ж... Это ж бля, Курёха!
— О... А какой у вас, Павел, инструмент?
— Гибсон! Леспол! (Павлик обладал электрогитарой «Диамант, купленной у Волчицы, на гриф которой он приклеил вырезанные из пачки от струн буквы «Gibson» и собственноручно вывел канцелярским «штрихом» гордую надпись «Les Pall»)
— Прекрасный инструмент, а у меня «Framus»...
— Бля, тоже заебись, давай ещё водки.

Я тихо сползал от смеха по стенке тамбура, особенно когда Володя укорял меня, что я, в отличие от Павла не чувствую джаза. Мы вернулись в вагон, где к нам на хвоста незамедлительно упали две малолетние хиппушки в феньках и бусах, и, почему-то, в «зенитовских» шарфах. С появлением девок высококультурная беседа сошла на нет, от чего джазмен сразу надулся, а дальше началась такая кутерьма, что и вспоминается с трудом. Девки, как выяснилось, оказались не только хиппушками но, по совместительству и фанатками «Зенита», так что Павлик сразу из джазмена переквалифицировался в специалиста по футболу, а тут ещё мимо проходили какие-то оборванные неформалы с гитарой, которой я тут же завладел... Потом мы шлялись по всему составу и хором с зенитчицами пели Янку, потом нас выгнали из какого-то вагона, а потом я открываю глаза и, хуяк — город на Неве. С верхней полки послышались стоны и кряхтенье, потом свесились Павликины ноги. В вагоне почти никого не было. Павлик утвердился на полу вагона и обалдело посмотрел по сторонам — «Друид, а где все? Где неформалы, где зенитчицы? Где джазмен Володя?» — «Да хуй их знает. Пошли, алкотура ты моя, Серёга... Курёха...»
Изрядно помятый Володя — джазмен обнаружился на перроне, но при виде нас его несколько перекосило и он притворился, что с нами не знаком.

Вот такая вот характерная история, которая подходит практически к любой тогдашней поездке. Веселье — как ключевой момент бытия. Поэтому не нравятся мне больше поезда, нету в них того шарма. К чёртовой матери ваши сапсаны, если в них нельзя курить, — вырубите вай-фай и кондиционер, откройте окна, дайте воздуху, бляди!

Отчего-то не помню, где мы вписывались тогда (Пушкинская?), а вот гвоздём культурной программы, помимо традиционного захода на Казань, были прогулки с Кузей Уо. Мы созванивались до этого пару раз и спонтанный визит в Ленинград автоматически подразумевал полноценное знакомство. Костя, поживавший на проспекте Ветеранов, был вовсе не против попить пивка, так что в назначенное время мы поджидали его у метро.

[В очередной раз думаю о скорости бытия тех лет — два года назад мы репетировали в избе, год —
вовсю играли сейшена и знакомились с легендарными чувакими, весной я балдел на записи КультРева, неделю назад закончили студию, а теперь — хоба — блестит очками Кузьма.]

Прогулки вышли тихомирные. На наш скромный прайс приобреталось столь же скромное количество пива, а довольный Костя травил телеги про футуристов и ОБЭРИУ и пел дифирамбы городу Ленинграду и своему туда переезду, промежуточно издеваясь над последними пылесосными записями ГО. «Восемь голосов, двенадцать гитар и любимая пластмассовая примочка Вента... Купил бы нормальную, педаль должна быть ProCo Rat, или SansAmp!» С не меньшим сарказмом описывался и новый репертуар; «нет, ну что он хочет петь? Ну вот что это такое: дайте мне винтовку и дайте мне коня? КОНЯ ему, блядь, понимаете ли...»
Учитывая Кузину манеру говорить, состоящую из бубнения, мычания, покряхтываний и апериодических спонтанных взвизгов, можете представить, какой нас с Павликом сотрясал гомерический хохот.
На второй день гуляний Кузьма явился нарядившись в косуху, что вызвало очередной припадок веселья; «гляди-ко ты, Кузя — рокер». Костя отшучивался и сетовал на отсутствие финансов на пропой. Вообще же он оказался злоостроумным и одновременно сентиментальным чуваком со странностями, например его дико испугала какая-то скромная собачонка, спокойно проходившая мимо лавки, на которой мы пили пиво. «Ээ, гм, собак, понимаете ли, боюсь. Сильно.»
Распрощались мы самым дружеским образом, обещая заходить при оказии.
Похмельный стук колёс на обратном пути прекрасно аккомпанировал дикому гону про коня и «восемь голосов, двенадцать гитар».