...раз пошла такая пьянка
...то будет и здесь.

Предисловие.

Это не книга, а просто цикл воспоминаний, веселых и грустных. Не автобиография, ее писать лень, кому нужен третий том Войны и Мира. Просто так получилось, что очень долгое время, да и по сю, видимо, пору я был так или иначе связан с группой Гражданская Оборона. Или это Оборона связана со мной? Не важно.
Поэтому здесь будут фигурировать только те персонажи, которые или имели непосредственное отношение к этой связи, или были участниками разных историй вокруг или внутри группы. Не будет, например, воспоминаний про "формейшн", истории группы Сопротивление, да и много чего еще, хуй с ним, как говорится.
Ах, да, фанатам, любителям сладкозвучных мифов, ревнителям светлых образов - к прочтению не рекомендуется.
Кто не спрятался - я не виноват.

Девяносто второй год, вечер, я простуженый валяюсь в своей комнате на Рабочке, в Загорске. Мне - тринадцать и я люблю рок-музыку и книжки, а вот учиться не люблю вовсе.

Из источника аудиоразвлечений на Рабочке в наличии только приемник VEF, благодаря которому я задолго до этого узнал, что своевременная замена элементов питания гарантирует вечность музыкальному произведению, или услышал историю то, как двое сошли среди бескрайних полей. Представлялись мне эти двое, кстати, следующим образом: насыпь, черная громада поезда и два силуэта, бредущих через заснеженное до горизонта поле перпендикулярно этой насыпи - прочь.
В поисках новых звуков кручу верньер настройки, незнакомый голос начинает что-то рассказывать, к нему присоединяется собеседник, говорят про Омск. Довольно скучно, собираюсь уже крутануть дальше, но тут проскакивает волшебное слово "группа", какая-то группа Гражданская Оборона, лидер которой никак не хочет лично прийти на эфир Тихого Парада, поэтому гость студии привез какую-то свежую пленку. "Группа? Из Омска? Рок петь будут?! Интересно...." Внезапно звук меняется и из охрипшего, но басовитого динамика моего VEF раздается другой голос: "...последняя песенка моя" и начинается СВОБОДА.
Впервые я услышал, что можно петь по-русски, без всяких электрогитар и барабанов такой РОК, до которого всем этим песням про батарейки и Таганроги, а заодно и героической группе Кино (которой мы все заслушиваемся), как до Китая. Рефрен песни крутится в голове, ведущий и гость продолжают что-то говорить про Егора Летова ("так вот, как его зовут"), звук вновь меняется: ЕВАНГЕЛИЕ. Все тот же могучий, без возраста, голос, наполненный теперь крайней задушевностью, как колыбельную пропевает пугающее "... задуши послушными руками своего непослушного Христа." И тут я понимаю, что про того самого Христа, который висит на кресте в лаврской трапезной и которого мне с детства жалко до слез, тоже можно петь и это тоже РОК.

Утром я первым делом схватил валявшуюся на шкафу гитару, выданную когда-то маме в качестве награды за участие в агитбригаде и, не умея на этой гитаре играть вовсе, изображая ритмический бой, заорал: ЭТО ЗНАЕТ МОЯ СВОБОДА!

*

После этого никаких записей ГО мне не попалалось целый год - срок в те времена огромный, так что о могучем голосе я как-то подзабыл. Тем более, что чехардой понеслись Крематорий, ДДТ и Зоопарк. Более того, невыносимое желание греметь РОК занесло меня в какую-то идиотскую "Группу акустического рока Чай", где я играл на пивной банке. Единственное выступление этого коллектива закончилось, не начавшись, на новогоднем вечере в школе #19, в которой я, за некоторое время до этого, пребывал в начальных классах. Насколько помню, подвыпившие старшеклассники не одолели коммутационных проблем, поэтому ни одного аккорда группы Кино (а вы что думали?) из колонок системы "Родина" не раздалось. Так что весь мой имидж, в виде черного шерстяного свитера и черных же очков неимоверного размера, напяленных из-за превосходного фингала, поставленного мне накануне Вадиком Журавлевым, не произвел на публику должного впечатления.

(Здесь, кстати, нелишне будет сказать, что в обозначении временных отрезков я могу изрядно путаться, так что не удивляйтесь. Например, пресловутое выступление группы акустического рока не состоялось уже в те времена, когда доступ к записям Обороны я вполне имел, ибо сейчас вспомнил, что электрогитару Ирис нашему гитаристу одалживал Диня Пыхчеев, который был преизрядным панком и любителем ГО, а я, в свою очередь, прекрасно понимал уже, что это за группа. Исправлять и уточнять мне лень, лучше буду дополнять.)
Гитарист и идейный лидер пресловутого Чая, Минька Блюзман, страшно гнобил меня за интерес к Обороне. "Играть не умеют, звук - говно.." - шипел он при любом упоминании, любовно прилаживая булавками на обои очередного БГ. Да, информационный и товарный голод того времени доводили до смешного; менялись фотографиями музыкантов на пару недель, "повисеть". Клаптон из "Ровесника" обменивался на неделю на Юру Шевчука из журнала "Мы", а Григорян из того-же "Мы" - на Жоржа Харрисона из какого-то отечественного битлз-бука.

С Минькой связана еще одна история "прооборону". В то время пышным цветом полыхали Студии Звукозаписи, представляющие собой закуток, в служебной части которого располагались катушечники высшего класса, типа Электроники-004, с которых воспроизводилась перезаписывемая на какие-нибудь Яузы фонограмма. В приемном же отделении, за стойкой или окошком, можно было сделать заказ, отдав для этого кассету, а за отдельную плату - переписать "текстовку" - бумажку с названиями песен альбома. В одну из таких точек, располагавшуюся в самом центре Загорска, напротив лавры и памятника Ильичу, мы с Минькой и зашли за его очередным Роллингстоунзом. Из глубин технического помещия раздавался тихий, но узнаваемый звук. "Гоооовнаааа-пиирогааа", завывали контрольные колонки под характерный гитарный скрежет. Я страшно удивился: звук знакомый, но здорово похоже на ЧайФ.
- Это ЧайФ? - спросил я у звукозаписывающий личности.
- Нет, это Гражданская Оборона, был саркастический ответ.
- Опять твое говно, пошли отсюда, заскрипел Блюзман.
- Да это Стоунз твои говно, а вот это - заебись! ГООВНААПИРОГААА!
(Надо признаться, что песня эта и сейчас мне нравится. Более того, считаю, что это лучшее и единственное произведение Кузи Уо. Кстати, здание это, шикарное трехэтажное здание бывшей лаврской гостиницы, с видом на лавру и Ильича, в котором некогда располагалась эта лавка, спустя очень много лет сгорит, ибо монаси приемлют и желают много чего.)

*

Непосредственный же доступ к записям ГО я получил в школе #22, находившейся по моему основному тогдашнему месту жительства - Кировке. Район этот был любопытен тем, что там практически не было гопников, в привычном для всех понимании. Состоящий на 99,9% из частного сектора (0,1% составляла пара двухэтажек), находящийся с одной стороны в "историческом центре", а с другой представляющий собой натуральнейшую деревню с водой-на-колонке, отхожими ямами и огородами, был он населен алкоголиками, художниками и православными. Никакой сегрегации, кстати говоря, не происходило, художник, например, мог быть православным алкоголиком, также как и алкоголик мог быть православным художником. Вообще духовная, скажем так, компонента у жителей района была достаточно сильна, недаром единственная постоянно действующая церковь Загорска, Ильинская, находилась в минуте ходьбы от моего дома. Среди молодых обитателей Кировки бытовало убеждение, что все они - хиппаны, поэтому модно было пить портвейн, курить анашу и слушать исключительно записи Ленинградского рок-клуба, рассказывая собутыльникам о степени своей хиппейности. Однако горе было случайному путнику, забредшему в этот патриархальный уголок из другого района. Буквально пять минут назад размазывающие пьяные слезы по щекам, затирающие про братскую любовь и вопящие хором песни БГ, кировские хиппаны резво подкатывали к такому и, щурясь масляными от анаши глазами, заводили знакомую всем песню из разряда "а ты чо ваще за хуй такой?".

Центром, баром и клубом движения служил мужской туалет на третьем этаже нашей школы (между прочим, по словам моей бабки, в шестидесятых курировавшейся главным психиатром горбольницы, вместе с седьмой - "школой дураков"). Там можно было весьма комфортно прогулять пару-тройку уроков, покуривая беломор, угощаясь дешевым винишком и слушая увлекательные истории про пидорасов от покойного уже, увы, Гарика Холоднова, по прозвищу Холодильник.
Холодильник был, надо сказать, наверное самым натуральным хиппаном, из всех кировских хиппарей. Он никогда не дрался, не выпендривался, вообще был грустен и сентиментален, плюс отлично, по тогдашним меркам, играл на гитаре. Игре на этой самой гитаре он обучился у Андрюхи Шумака и, в свою очередь, показал мне пару аккордов. (Спустя несколько лет Гарика зарежет по пьяни только вышедший из тюрьмы сосед, а Шумак, традиционно рвущий струны при исполнении пинкфлойдовской Vira превратится в отца Андрея Шумилова.)
Так вот, Оборону Холодильник не переносил на дух, считая музыкой плебейской и суетной, каковой ее, в общем, считали все кировские хиппаны. Было, однако и два исключения - Таскин и Симон, учившиеся на год старше меня. Именно от них я и заполучил первые кассеты с Красным Альбомом и Мышеловкой. Вместе со мной этими альбомами овладел и Макс Еремян, который познакомил меня за год до этого с Минькой Блюзманом и о котором еще, скорее всего, пойдет речь в этой писанине.

Ха, вспомнил историю, достаточно характерно описывающую нравы кировских хиппанов: один из них, Мишка Гапонов, отчего-то не взлюбил этого самого Еремяна. Каждое утро, покуривая в компании таких же хиппанов на крылечке школы, при виде приближающегося Макса, обладавшего на тот момент изрядными патлами, раздавался приказ: "Ерёма, иди сюда!". Макс бледнел, но делать было нечего, поэтому приходилось подходить. Его ожидал удар в район солнечного сплетения с вопросом: "Ерёма, когда подстрижешься?!" Закончилась эта история трагикомически: доведенный до исступления Макс однажды пошел в парикмахерскую. Каково же было его изумление, когда утром на крыльце он услышал привычное: "Ерёма, иди сюда!", за которым воспоследовал удар и, "Ерёма, хуль ты подстригся?!"
Кстати, именно Еремян позвонит мне десять лет назад и скажет: "ты прикинь, тут вроде как по радио сказали, что Летов помер", но это будет изрядно позже, не буду забегать вперед.