Музыка:	Majdanek waltz - Холод
Entry tags:	сны

Три сна об одном городе (Записано и забыто в течении полугода)

Над бабушкиным домом кружит некий летательный аппарат.
Нечто вроде дрона, только состоящего из вращающихся по кругу полос метала.
Опаздываю к бабушке, но думаю, что нужно посмотреть, что это такое.
Кто бы не запустил его - вещь выглядит слишком опасной для населённого города.
Снимаю полёт на видео, вижу, что он опускается с другой стороны дороги.
Подхожу.
Там военные, которых не могу идентифицировать, и некий мужчина. Во сне я знаю, что это писатель фантаст Юрий Морозов, автор патриотических параноидальных книг.
Он начинает по памяти читать собравшимся начало своего романа.
Мне становится неприятно и я ухожу, только с удивлением замечаю у писателя на руке повязку похожую на нацбольскую.

Долго поднимаюсь на нужный этаж.
Сперва жду лифт, потом выхожу не там и спускаюсь по лестнице.
Наконец - знакомая квартира.
Дверь открывает мать.
Только я знаю, что мы с ней давно не разговариваем и её никак не может быть в этой квартире, учитывая застарелый семейный конфликт.
Прохожу в комнату.
Она, как всегда, рыдает и зло комментирует каждое моё слово, пока я показываю собравшимся видео и рассказываю про летательный аппарат.

В следующем эпизоде я иду в сторону города по улице 18-го Ноября, география совпадает с реальной.
На мне красная майка, которую только что выдали.
Майка партийная, такая какую выдавали на пятом съезде, только серп и молот поверх заклеен.
На наклейке некий адрес сайта (я знаю что это сайт новой организации), в центре большие буквы LV.
На улице много старых партийцев.
Мимо меня проходит сочувствовавший музыкант, у него тоже наклейка, но с лимонкой.
Затем стоят два моих бывших лучших друга, с которым я не разговариваю с момента того конфликта, от которого я ушёл из политики.
Они не могут быть тут, один вообще воюет.
Их майки заклеены точно так-же как моя.
Прохожу мимо них молча и стараясь не глядеть в их сторону.
Я понимаю что в Латвии ходит с открытой символикой - нарушение закона.
Но меня берёт злость и я срываю наклейку.
Потом останавливаюсь и признаюсь себе самому, что смысла нет. Мне это дорого как прошлое, но сейчас ходит так - значит поддерживать нынешние тексты Лимонова, от которых меня берёт только злость и раздражение.

Всё осталось в прошлом.

Снимаю майку и захожу в маленький магазин, который всегда стоял на этом месте.
Магазин стал двухэтажным.
Подхожу к продавщицам и по привычке заговариваю на английском.
Потом извиняюсь и говорю что уже десять лет тут не был (в реальности немного меньше). Объясняю что ищу пирожные, которые всегда покупал в детстве в этом магазине.
Наверху их нет.
Спускаюсь вниз, там нахожу нужны пирожные, но понимаю что в кошельке фунты.
Валюта не подходящая.
Начинаю искать евро.
С удивлением нахожу франк (в реальности в поездке в Париж, естественно, были евро, причём я про это помню и во сне).
Нужных монет почти нет.
Пока я стою и перебираю монеты, рядом включён телевизор.
По нему показывают некий исторический фильм про революцию 1905-го года.
По сюжету революционеров (эс-эров) объявили провокаторами и расстреляли.
Их трупы лежат возле церкви.
Мимо идут люди, как ни странно, голосовать.
Их ведёт некая женщина провокатор, с презрением показывающая на трупы как на виновник всех бедствий.

Просыпаюсь, считая монеты и глядя на трупы.
Чехословацкий фильм шестидесятых, сюдя по стилистике и костюмам.
Лестницы, дверные проёмы, полуразрушенные помещения, явно взятые моим подсознанием из "Дела для начинающего палача".
По ним идёт процессия из весёлых людей и несёт с собой гроб.
Куда-то наверх, через бесконечные лестницы.
Из разговоров понимаю, что по сюжету в крошечной Чехословакии не осталось места для могил, поэтому трупы несут хоронить в СССР.
Люди доходят до цели.
Последняя лестница мне хорошо знакома, это мой родной, первый дом в Даугавпилсе.
На улице Марияс.
Все выходят на улицу, и это мой родной район.
Церковная горка.
Лето.
Синее небо и прозрачный воздух.
Только там где должна стоять одна из церквей, стоит средневековый замок.
Он похож на реконструкцию Динабургской Крепости, только в реальности она стояла совсем в другом месте, вдалеке от современного города.
Замок очень красив на фоне неба.
Переключение каналов.
Теперь мне показывают третий сезон Твин Пикс.
Шестнадцатую серию, которую мы, на тот момент, ещё не посмотрели в реальности.
Там кто-то приезжает в полуразрушенный дом в котором живут деклассированные элементы.
Я знаю что это цыгане и говорю об этом вслух, семье, с которой смотрю на экран.
Человек начинает их медленно расстреливать, причём я удивляюсь тому, что его никто не убъёт, учитывая как медленно он перезаряжает оружие.
В конце он заходит в ослепительно белую комнату, где на кровати лежат доппельгангер Купер и агент Тамми Престон, последняя одета как исполнительница сайкобилли.
Под пятидесятые и с старомодными татуировками.
Начинаются титры, под которые Линч произносит монолог.
В знак протеста против полицейского насилия он убирает из финальных эпизодов полицию. Нужные для сюжета персонажи трансформируются в нечто белое и с перьями.
Появляется лицо Хоука, который на глазах стареет и белеет.

Просыпаюсь от удивления в холодном поту за минуту до будильника.
Каждый кошмар, который я помню проснувшись, происходит всё в том же городе. Словно каждую ночь я живу там.
В этот раз я брожу по зимнему центру ошеломлённый и в панике, поскольку остался один.
Моя жена сказала мне, что пережила некое откровение, всё осознала и принимает Ислам. Меняет имя и жизнь.

Хочу позвонить ей и попробовать переубедить, но телефон, паспорт и деньги почему-то оставлены в закрытом шкафу в трамвае.
В похожих шкафчиках раньше оставляли свои сумки в латвийских супермаркетах.
По сюжету сна я оставил в стоявшем ещё час на конечной трамвае, собираясь в него на центральной площади, когда он пойдёт.
Разумеется опоздал. В подошедшем трамвае нет моих вещей, он ушёл раньше.
Говорю кондуктору что не беда, буду просто проверять каждый трамвай, пока не найду.
Она смеётся.
Всё изменилось.
Трамваев теперь сотни.
Нужно ехать в депо, ждать конца смены и проверять их всех.

Депо сменило своё место, теперь оно в глухом лесу.
Ночь.
Холод.
Огромные сугробы.
Долго жду, пока не впадаю в отчаяние.
Понимаю, что уже не свяжусь с ней, да и нечего мне сказать для переубеждения.
Решаю идти пешком в город.
Понимаю, что нужно будет проходить мимо кладбища.
Можно сделать крюк.
Придти на могилу отца.
Помолится о невозможном.

Ухожу в темноту и открываю глаза.
Перед которыми, долю секунды, ещё вижу заснеженный лес.