Итак, в прошлом посте мы рассмотрели функционирование интеллигенции как «информационного слоя» в Российской цивилизации. Теперь переходим к основной части: как этот фактор влияет на государственность. Эта тема была вкратце рассмотрена тут, но поступили просьбы коснуться этого вопроса по-подробнее. Ну что ж, теперь, когда мы уже представляем себе функции интеллигенции, это уже сделать намного проще.

Прежде всего, хотя мы и говорили, что интеллигенция сначала поддерживает новую власть, а потом переходит к ней в оппозицию и свергает, на самом деле всё это, разумеется, идеализация. Интеллигенция – это не организация, а весьма многочисленный социальный слой, в который входят люди с самыми разными убеждениями. Среди них есть и убеждённые сторонники прочной государственности, «охранители», которых ничто не в состоянии оторвать от поддержки государственной линии. Есть и противоположный «полюс» - антигосударственный; его представители ни при каких обстоятельствах не пойдут на поддержку государства. В реальности в начале цикла большинство представителей интеллигенции поддерживают государственнический «полюс», и постепенно дрейфуют в сторону антигосударственного полюса в последующие годы. В первые годы цикла антигосударственный полюс слаб, однако уничтожение его невозможно, так как корпоративная солидарность интеллигенции распространяется и на него. Радикальные антигосударственники выполняют в рамках интеллигенции, скажем так, функцию стратегических ядерных сил на боевом дежурстве: вообще-то они не нужны, но, если всегда вероятный в обозримой перспективе конфликт с властью начнётся, то они окажутся как раз кстати. Поэтому, если власть предпринимает враждебные действия против радикалов, остальная интеллигенция их «прикрывает» - корпоративная солидарность работает.
Так вот - что касается лимитрофов. Прежде всего, следует отметить, что на всю Российскую цивилизацию существует только одна, единая интеллигенция – корпоративная солидарность действует поверх всех национальных барьеров. Исторически, когда в состав России входила некая новая территория, образованные местные жители инкорпорировались именно в состав единой интеллигенции (русской, российской, советской…). Большое значение имел русский язык, ставший в значительной степени основным критерием идентичности. Разумеется, национальные меньшинства в составе интеллигенции образовывали некие подгруппы, однако практически всегда национальный фактор оказывался менее важным, нежели распределение по принципу политических убеждений и т.п.
Конечно, среди интеллигентов – представителей национальных меньшинств был определённый процент (большой или малый – зависит от конкретной национальной группы и от эпохи) националистов (хотя, конечно, были и «охранители»). Они, как правило, пытались выстроить отдельную «национальную интеллигенцию» по образцу общероссийской: создав и внедрив или же серьёзно модифицировав национальный язык, смоделировав/модернизировав национальную культуру и историю и проведя народ через социокультурную переработку в данном ключе. Обращаю внимание на то, что примерно то же самое было сделано интеллигенцией в рамках большой России: язык образованного слоя заметно отличался от народного, культура – тоже; социокультурная переработка большинства населения страны закончилась уже в раннесоветский период. Ну, а историческая концепция модернизируется после каждого последующего переворота.
Так вот. Что же происходит в случае возникновения самостоятельного лимитрофного государства? По отношению к общероссийской власти интеллигенты - локальные националисты, разумеется, настроены антиохранительно. Однако в независимом Лимитрофе они же становятся основой местных государственников. Соответственно, после того, как возникает независимый Лимитроф и бОльшая часть представителей этой национальности из числа интеллигенции уходит туда (кроме принципиальных противников национализма или в принципе политически индиферрентных), охранительный полюс в России становится относительно сильнее. Это стабилизирует ситуацию.
Но что же происходит в Лимитрофе? Да практически ничего не меняется: продолжается прежняя цикличность, только место общероссийской власти занимает власть Лимитрофа. Именно она и подвергается удару со стороны интеллигенции в конце цикла.

Вполне понятно, что стабильность государственности Лимитрофа оказывается куда ниже, нежели стабильность власти в России. Лимитроф не имеет развитой государственнической традиции, власть (в принципе неопытная) не имеет опыта борьбы против интеллигенции, и потому тяготеет к самым примитивным запретительно-карательным мерам – с которыми интеллигенция за несколько веков научилась бороться. Экономическая основа государства, за счёт того, что Лимитроф заключает в себе лишь небольшую и, в целом, несамостоятельную часть экономической системы прежнего единого государства, весьма слаба. Экономические проблемы отражаются в том числе и на уровне жизни интеллигенции. Кроме того, как правило, Лимитрофное государство не является мононациональным. При этом государственной идеологией изначально становится национализм. Интеллигенция, национальный состав которой в общем коррелирует с национальным составом населения, оказывается расколотой по национальному признаку: «охранительный полюс» интеллигенции Лимитрофа изначально укомплектован «титульными», антигосударственный – всеми остальными. В связи с этим, антигосударственный полюс уже изначально оказывается весьма силён.
При этом в России всё происходит наоборот. Антигосударственный полюс слабеет с уходом радикальных локальных националистов. Экономические проблемы тоже имеют место, но, за счёт большего масштаба и контроля над относительно бОльшим процентом прежней единой экономики, ситуация всё же не так печальна, как в Лимитрофе. Экономические потери, связанные с уходом Лимитрофа, Россия традиционно пытается отыграть за счёт ускорения освоения ресурсов Севера и Востока. Неудивительно, что очень скоро уровень жизни во Внутренней России оказывается существенно выше, чем в Лимитрофе. «Новое освоение» работает на усиление научно-технической интеллигенции, и потому, пока оно активно продолжается, открытого конфликта «интеллигенция – власть» скорее всего не будет.
Важный момент: контакт между интеллигенцией в Лимитрофе и в России не прекращается. В условиях тяжёлой борьбы со своей государственной властью интеллигенция готова привлечь на свою сторону любого союзника. Поэтому достаточно часто интеллигенция антигосударственного полюса России опирается на поддержку в той или иной степени правительств лимитрофов (которые, в свою очередь, зависят от локальных националистов, превратившихся в охранительный полюс интеллигенции лимитрофов). Верно и обратное: антигосударственные силы в интеллигенции лимитрофов также стараются опереться на внешнюю помощь – и находят таковую в лице России и её охранительного полюса. Понятно, что Россия, при прочих равных, намного больше и сильнее Лимитрофа, возможностей поддерживать союзников у неё больше. Соответственно, фактор внешнего воздействия расшатывает государственность Лимитрофа быстрее, нежели государственность России.
В результате совокупного действия всех этих факторов, стандартный цикл борьбы власти и интеллигенции в России оборачивается медленнее, чем в лимитрофах. Как следствие, деградация и смена власти в лимитрофах происходит раньше, чем в России. В период максимального развала в лимитрофах Россия чувствует себя ещё вполне нормально. Соответственно, в большинстве случаев лимитрофное государство кризиса не переживает: в той или иной форме оно переходит под контроль России.
Разумеется, данная общая схема является именно общей. Возможны исторические случайности. Например, Лимитроф может случайно выжить при завершении собственного цикла – скажем, вследствие массированной внешней (по отношению к Российской цивилизации) поддержки. Но это в долгосрочной перспективе ситуацию не меняет: он подвергнется такой же опасности в конце следующего цикла, когда внешней защиты скорее всего уже не будет, и т.д.

Ремарка: о важном. Фактор русофобии.

Что касается идеологии лимитрофов, то, как мы уже выяснили, первоначально она в значительной степени определяется локальными националистами. В связи с этим, основой её является национализм антирусского характера. Причина здесь заключается ещё и в том, что единственный тип культуры и государственности, который хорошо известен интеллигенции Лимитрофа – это русский тип. В частности, для русской культуры весьма высока роль языка – он играет функцию одного из важнейших критериев идентичности. Но это – особенность именно русской культуры: так дело обстоит отнюдь не везде. Однако новые государственные власти с маниакальным упорством пытаются сделать основным критерием идентичности именно язык, т.к., по сути, строят «маленькую Россию» (конкурентную по отношению к реально существующей): язык как критерий идентичности, интеллигенция (национальная) правит бал и т.п. Проблема в том, что копия всегда оказывается хуже оригинала. Язык в большинстве случаев сконструирован искусственно: он не является реально родным для весьма значительной части населения (даже титульного) и, как правило, во многих отношениях развит недостаточно (научная терминология и т.п.). Понятно, что когда-то все государственные языки синтезировались из различных диалектов и даже языков, заимствовали большое количество иноязычной лексики и т.п. Но это делалось в условиях отсутствия конкурентов. Навязать новый язык (вообще культуру) в условиях существования – тем более доминирования – другой, и при том – выстроенной по тем же правилам, а то и вовсе близкородственной, дело практически нереальное. В связи с этим, власть Лимитрофа тяготеет к националистическому террору в той или иной степени (с целью навязать новые культурные нормы), причём – отчётливо выраженного антирусского характера. По мере развития цикла русофобия имеет тенденцию усиливаться: загнанная в угол «власть» переходит на всё более радикальные позиции. В конечном счёте, это отталкивает от поддержки государственности Лимитрофа подавляющее большинство интеллигенции (которая вовсе не заинтересована в разрыве контакта с соседями или, тем более, в том, чтобы всерьёз отказываться от удобного и хорошо адаптированного для её нужд русского языка ради другого, менее адаптированного и более бедного). Заканчивается всё либо распадом Лимитрофа, либо сменой власти в нём на пророссийскую и возвращением его в той или иной форме под контроль России, либо же – прямой войной, которую Лимитроф проигрывает из-за явного неравенства сил.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что для любого лимитрофа в период самостоятельного существования в той или иной степени обязательно свойственна русофобия, причём – иррационально-эмоционального характера. Вообще, можно сказать, что такого типа русофобия – это особая форма проявления той тесной связи, которая существует между Россией и Лимитрофом. Грубо говоря, чем выше накал русофобии в конце цикла, тем данный Лимитроф на самом деле социокультурно ближе к России.
Что касается интеллигенции вообще, то для неё характерно довольно специфическое отношение к русскости. Разумеется, в «дневном сознании» она себя от русского народа не отделяет. Однако в период острой борьбы с властью (как известно, каждая секунда существования любой власти есть плебисцит в её поддержку) отношение к государству становится очень плохим – по типу «люблю страну, но ненавижу государство». Понятно, что «страна» - это надсистема по отношению к «государству». Значит, ненависть к государству превращает отношение к стране как минимум в двойственное. Неизбежно возникает некое глухое раздражение по отношению к «народу, который не понимает». По факту же, это всё означает, что для антигосударственного полюса интеллигенции постоянно и для большинства интеллигенции в некоторые периоды времени (конец цикла) свойственна русофобия (по меньшей мере, некоторая амбивалентность касательно отношения к русскости).
Опять же – воздерживаюсь от оценок, просто констатирую: так есть. Учитывая, что влияние интеллигенции в России традиционно весьма высоко, можно сделать вывод, что в определённые моменты национально-культурное самоотрицание должно захлёстывать и большинство населения – именно в эти моменты и происходит смена власти.
Практически то же самое, но в более острой форме, происходит и у лимитрофов; только там приступы превознесения/отрицания своей национально-культурной принадлежности зачастую и вовсе приобретают форму шараханья из крайности в крайность (от «европейского выбора» - к воссоединению, причём в обоих случаях делается попытка быть «святее Папы Римского»). Что, собственно говоря, мы в настоящую эпоху и наблюдаем.

А ведь написание поста вывело меня на некий новый уровень обобщения... Но об этом, пожалуй, напишу чуть позже, так же, как и о протекании цикла ухода-и-возврата у конкретных лимитрофов. 

Продолжение следует.

Оригинал записи и комментарии на LiveInternet.ru