Ян Хакинг Представление и вмешательство
Кун придерживается следующего.
Не существует резкого различия между наблюдениями и теорией.
Наука не кумулятивна (то есть не носит накопительного характера).
Реальная наука не имеет строгой дедуктивной структуры.
Реальные научные понятия не очень точны.
Методологическое единство науки - ложь: существует множество разрозненных средств, используемых для исследований различного вида.
Сами по себе науки разъединены. Они состоят из большого числа только отчасти пересекающихся малых дисциплин, представители которых с течением времени могут даже не понимать друг друга. (По иронии судьбы, бестселлер Куна появился в отживающей свой век серии "Энциклопедия единой науки".)
Контекст подтверждения не может быть отделен от контекста открытия.
Наука живет во времени и является существенно исторической.
Под вопросом ли разум?

Во втором издании "Критики чистого разума" (1787 г.) Кант говорит об "интеллектуальной революции", которую проделал Фалес или кто-то другой, превратив эмпирические методы математики в строгие доказательства. На самом деле идея революции в научной сфере почти что ровесница идее политической революции. Обе закрепились во времена французской революции (1789 г.) и революции в химии (скажем, 1785 г.). Конечно, это не было началом. В Англии была своя "Славная (бескровная -Я. X.) революция" в 1688 г., как раз в то время, когда стало понятным, что научная революция может происходить и в умах людей.

Когда Кун пишет о науке, он обычно имеет в виду не всю огромную машину современной науки, но довольно малые группы научных исследователей, которые проводят одну и ту же линию исследований. Он называл это дисциплинарной матрицей, состоящей из взаимодействующих исследовательских групп с общими проблемами и целями. Она может включать около сотни людей на передовом фронте науки, плюс студенты и ассистенты. Часто такую группу может определить даже несведущий человек или социолог, ничего не знающий о науке. Он просто отмечает, кто с кем переписывается, кто кому звонит по телефону, кто публикует препринты, кто приглашается на бесчисленные специальные научные собрания, где обмениваются самой свежей информацией за годы до того, как она будет опубликована. Хорошим ключом к идентификации дисциплинарной матрицы являются ссылки на одних и тех же авторов в конце статей. Запросы на финансирование рецензируются "коллегами-рецензентами". Множество этих коллег может служить приблизительным указателем на дисциплинарную матрицу в одной стране, но такие матрицы часто являются международными.

Внутри такой группы существуют общие методы, стандарты и основные предположения. Они передаются ученикам, внедряются в книги, используются в принятии решений по поводу того, какое исследование поддерживать, какие проблемы имеют значение, какие решения допустимы, кого следует поддерживать, кто рецензирует статьи, кто публикует, кто терпит неудачу. Это парадигма как набор общих ценностей.

///Пожалуй, можно сказать так. Наука является рациональной деятельностью – если мы выделим из неё частную ситуацию – правила диалога и доказательства между немногими профессионалами. Когда один специалист пытается в официальной обстановке или в письменном виде объяснить другому нечто. Он приводит рациональные аргументы (=старается приводить…). Или – еще проще – научные статьи пишутся как подвид рациональной аргументации. Но наука как социальная, массовая деятельность – в значительно большей степени релятивна, чем составляющие ее элементы. То есть когда мы исследуем науку как массив – смену убеждений, теорий, владеющих научным сообществом – приходится высказываться на манер Куна, как о нерациональном происшествии. Как о смене моды или веры. Когда говорим об аргументах, которые используются в статьях и индивидуализированных официальных спорах – больше проявляется рациональная компонента///
Обычно после революции большой фрагмент некоторой части химии или биологии бывает забыт и становится доступным только историку, который с трудом вживается в уже забытое мировоззрение.

///Существует ли естественный отбор? Как объект – нет. Как процесс? А к какому объекту он относится? Не существует и как процесс. Это – механизм. Средство… То есть имеет место некий процесс, мы относительно него формулируем вопрос, в ответ сообщается механизм, которым достигается некое свойство процесса – и вот этот аспект – ответ на вопрос – и есть естественный отбор. И эволюция – это понятие такого же рода. Нет объекта «эволюция». И процесса «эволюция» тоже нет. Можно сколько угодно тыкать в сторону текущей реки форм, переходящих одна в другую – это не эволюция. Это тоже ответ на некоторый вопрос – наименование аспекта, который выделяется только умным вопрошающим взглядом, который сформулирован относительно этой реки форм. Значит ли это. Что мир не реален? Конечно. нет – мир реален, и эволюция – это, скажем так, объективная истина. Но вот уж такая объективная истина – она включает в себя как условие умный взгляд и вопрос, и ответ, и именно такой ракурс рассмотрения. В другом ракурсе этого вопроса нет – и нет ответа. И нет эволюции. Совсем нет.
И вот мне представляется, что очень многое существует именно как «естественный отбор». Но люди привыкли называть такие вещи объектами. Или процессами. И считают, что их видят глазами – или с помощью приборов. Но без ума, задающего именно этот (или другой? Может быть, другой было бы лучше…) вопрос – не было бы такого ответа и не было бы ничего, что мы сейчас уверенно обозначаем как – например, эволюцию, или отбор, или мутацию, или геном. А что, тогда бы млекопитающие не произошли? Разумеется, всё было бы как надо, только вот никакой эволюции. И молекулы ДНК, конечно, были бы в любом случае. Но будь иной вопрос – не было бы генома ///

Основные идеи позитивизма таковы: (1) Упор делается на верификации (или таком ее варианте, как "фальсификация"), это означает, что значимыми предложениями считаются те, чья истинность или ложность могут быть установлены некоторым способом. (2) Приветствуются наблюдения: то, что мы можем видеть, чувствовать и так далее, обеспечивает наилучшее содержание или основу нашего нематематического знания. (3) Антикаузализм: в природе нет причинности, есть лишь постоянства, с которым события одного рода следуют за событиями другого рода. (4) Занижение роли объяснений: объяснения могут помочь организовать явления, но не могут дать более глубокого ответа на вопросы "почему"; они лишь утверждают, что явления и вещи регулярно появляются таким-то или иным образом. (5) Анти-теоретическая сущность: позитивисты стремятся не быть реалистами не только потому, что они ограничивают реальность наблюдаемым, но и потому, что они против причин и сомневаются относительно объяснений. Они не хотят выводить существование электронов из их причинных эффектов потому, что они отвергают причины, придерживаясь существования только постоянных закономерностей, связывающих явления. (6) Позитивисты суммируют содержание пунктов (1) - (5) в своем стремлении обосновать свою антиметафизическую направленность. Неверифицируемые предложения, ненаблюдаемые объекты, причины, глубокое объяснение - все это, говорит позитивист, - метафизический хлам, который нужно выбросить.

Позитивистам хорошо удавались лозунги. Здесь тон задал Юм своими громкими фразами, завершавшими его "Исследование человеческого понимания" (An Enquiry Concerning Human Understanding): "Вооружась этими принципами, какое разрушение мы должны произвести в библиотеках? Возьмем в руки любой том, например, богословской или научной метафизики, и спросим: Содержит ли он какое-нибудь абстрактное рассуждение относительно количеств или чисел? - Нет. Содержит ли он какое-либо экспериментально подтвержденное рассуждение относительно сущности и существования? - Нет. Тогда предадим его огню, ибо он не содержит ничего, кроме софистики и заблуждений."

Общеизвестно учение Юма о том, что причина есть всего лишь постоянно реализуемая связь. Юм полагает, что сказать, что А причина В - это не значит сказать, что А какой-то своей силой или особенностью вызвало В. Это только означает, что вещи типа А регулярно сопровождаются вещами типа В. Подробности доводов Юма анализируются в сотне философских книг. Однако, мы можем многое пропустить, если будем рассматривать Юма вне его исторического контекста.

На самом деле, не Юм является автором распространенного философского представления о причинности как просто о постоянной связи. Этим автором непреднамеренно оказался Исаак Ньютон. Во времена Юма высочайшим триумфом человеческого духа была ньютоновская теория притяжения. Ньютон был настолько осторожен в вопросе о метафизике гравитации, что ученые могут спорить до скончания времен о том, каковы были его мысли на самом деле. Непосредственно до Ньютона прогрессивные ученые думали о том, что мир нужно понимать в терминах механических толчков и тянущих усилий. Но гравитация не представлялась "механической", поскольку была действием на расстоянии. По этой самой причине Лейбниц, единственный, кто мог сравняться с Ньютоном, совершенно отвергал ньютоновскую гравитацию: с его точки зрения, она была реакционным возвратом к необъяснимым оккультным силам. В случае с Лейбницем восторжествовал позитивистский дух. Мы научились тому, что законы притяжения являются лишь регулярностями, которые описывают происходящее в мире. И тогда мы решили, что все причинные силы - всего лишь регулярности! Для эмпирицистов постньютоновский подход заключался в следующем: мы должны искать в природе не причины, но только закономерности. Мы не должны думать о законах природы, будто они открывают нам, что должно происходить в природе, поскольку на самом деле они лишь описывают то, что происходит в природе. Естествоиспытатель пытается найти универсальные предложения - теории и законы, которые покрывали бы все явления как свои частные случаи. Сказать, что мы нашли объяснение события, - значит сказать только, что событие может быть дедуцировано из общей закономерности.
У этой идеи существует множество классических формулировок. Вот одна из них, взятая из книги Томаса Рида "Эссе об активных силах человеческого ума" (1788). Рид был основателем того, что часто называют шотландской школой философии здравого смысла, на заимствованиях из которой держалась американская философия вплоть до начала эпохи прагматизма в конце XIX века.

"Естествоиспытатели, рассуждающие осторожно, обладают точным значением терминов, которые они используют в науке. Когда они говорят о том, что указывают на причину явления природы, они имеют в виду закон природы, непосредственным следствием которого выступает данное явление. Как определенно говорит Ньютон, весь предмет натуральной философии сводится к двум основным вещам: во-первых, путем индукции из эксперимента и наблюдения обнаружить законы природы, затем применить эти законы к объяснению явлений природы. Это все, чего пытался достичь сей великий философ, и все, что он считал достижимым." (I vii.6)