История о доносах
Когда я учился в университете, я на первом курсе узнал, что на каждую группу – на 10-12 человек – приходится один осведомитель. Я тогда сильно изумился – вот же они, эти группы. Неужели? Кто же это мог? Надо же как-то выявить… Они же должны отличаться от нас…

В университете я с доносами не сталкивался – вполне хватало открытых комсомольских разборок. Потом познакомился с данными статистики – в том числе и по тому опыту, когда уже в 90-е было разрешено стучать, и появилась статистика – сколько пришло писем. И появились сведения о том, как был распространен стук в СССР. Я понял, что из 10 человек один запросто может стукнуть, а может, и 9 из 10.

Эти статистические выкладки со временем обогатились жизненным опытом. Совсем простым. В 80-е я работал в одной научной организации, где вокруг были исключительно научные работники. Одна пожилая и весьма уважаемая дама подошла ко мне и начала разговор о Сталине. Самым резким моим высказыванием было сравнение его с Угрюм-Бурчеевым – всего лишь литературная аналогия (это - в ответ на её реплику о чрезвычайной скромности и простоте облика вождя, в отличие от нынешних бесстыдников, обвешанных самоданными орденами).

Через несколько дней меня вызвали к научному руководителю, который был заведующим кафедрой. Шеф объяснил мне, что советская власть дала мне родителей, а родителям – квартиру, в которой я проживаю, что меня учат, поят и кормят, и потому я должен немедленно прекратить вести всякие разговоры. Я попытался выяснить, о чем речь, но – заявил шеф, - этого не надо. Просто – если он еще раз услышит «что-то подобное», неважно, в какой связи – диссертации у меня не будет.

Потом я узнал, что на кафедру приходила та самая пожилая сотрудница и с очень многими говорила – рассказывала, что я ей сказал в частном разговоре. Делала она это из добрых побуждений, потому что «у мальчика такой резкий язык, ему может быть трудно, надо остеречь».

А через некоторое время снова были неприятности – я совершенно не мог понять, в чем дело. Потом выяснилось, что находящийся со мной в веселых и приятельских отношениях человек на факультете рассказывал о моей неблагонадежности, примерно в том же ключе – типа, мы все всё понимаем, но у парня могут быть неприятности, он очень резко высказывается. И неприятности случились – как раз из-за его заботы о них.

В обоих случаях не было никаких первых отделов, все делалось с помощью самого сообщества людей. Не было вмешательства партийных организаций, тайной полиции и прочих глупостей – да и повод был пустяковым. Сообщество само регулирует свои разговоры, как может.

Когда для такой регуляции есть внешняя инстанция – главлит, первый отдел – эти инстанции включаются в регуляцию жизни сообщества, раз уж им даны властные функции. Но если где-то и нет такой инстанции, которая имеет право запретить и вычеркнуть, сообщество вполне способно изгадить среду своего обитания самостоятельно, при этом исключительно из добрых побуждений.

Тут до меня стало доходить, что они не отличаются от нас. Что если хочется выявить доносчика и поглядеть ему в глаза, самым простым будет подойти к зеркалу. Удовлетворив свое любопытство, надо просто постараться этого не делать. С цензурой, как мне кажется, то же самое.