|
|
Пишет ivanov_petrov (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} ivanov_petrov)@ 2010-04-04 10:11:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
http://www.mmk-mission.ru/pochemu.html
Почему методология и методологи проиграли перестройку?
Юрий ГРОМЫКО
Основной общественный результат, который был получен как итог напряженнейшей работы Московского методологического кружка (принципиальны вклады Г.П.Щедровицкого лично) и который к настоящему моменту не стал достоянием общественного сознания и им не присвоен – это ОДИ-мышление. Предметом этого мышления является самоопределение и действие общественно-коллективной субъективности. Объект, который стоит за данным выделенным и сформированным мыслительным предметом, – это результаты действия коллективов и групп людей в истории. Так понимаемое и так рассматриваемое ОДИ-мышление является прямым развитием русской религиозной философии с точки зрения двух крупных понятий-идей: соборности и стяжания благодати, поскольку именно ОДИ-мышление позволяет ставить вопрос о коллективах и общностях людей в истории не только как о естественно возникающем в истории феномене, но и как об организуемом процессе, искусственно планируемом и специально подготавливаемом.
Рассуждая подобным образом, мы затрагиваем еще один вопрос: почему деятельность и мыследеятельность не являются жизнеобразующим началом у гигантских масс людей, живущих на территории бывшего СССР?
Эта потеря жизненного импульса связана, прежде всего, на наш взгляд, с отсутствием проспективно-ориентированной рефлексии и целеполагающего начала в жизни людей.
Наш анализ отнюдь не следует автоматически рассматривать как панегирик и заискивающую хвалебную песнь в честь человека западного – гомовеста. У гомовеста свои тяжелые и неизлечимые болезни, отличные от болезней гомососа: потребительское отношение к жизни, страсть к стяжательству, доходящая до невероятной жадности, крайний индивидуализм.
Наша мысль невероятно проста – для того, чтобы осуществить на новых основаниях сборку всей той совокупности общественных, государственных, общественно-государственных систем (или в соответствии с другими основаниями типологизации – социально-производственных, социо-культурных, культурных систем), которые входили в старый СССР, необходимо было перенацелить каждую из систем на ее собственных основаниях и, с другой стороны, определить целевое движение всех этих систем вместе взятых.
В настоящий момент ОДИ-мышление является формой организации интеллектуальных процессов, имеющей антропологическую природу, то есть ОДИ-мышление выращивается на людях, имеющих опыт проведения ОДИ. При отсутствии подобного опыта формирование ОДИ-мышления невозможно
Государственность есть не что иное, как исторически сложившиеся правила игры и борьбы (построение стратегии, постановка и реализация идей) за общественную деятельность, прикрепленную и укорененную на этой или иной территории, где другими субъектами противоборства («игроками») являются государства, которым вменена общественная деятельность, общественный труд, общественная мыследеятельность (у разных государств по-разному), укорененные на других территориях.
Задача нашего государства и состоит в том, чтобы построить форму и способы движения отечественного промышленного (читай мыследеятельностного) капитала и организовать свою систему «переходников», обеспечивающую взаимосвязь отечественного капитала с мировым капиталом – и промышленным, и финансовым.
Чтобы выйти в управляющее отношение к истории, должно быть безразлично, займешь ты подобную позицию или не займешь. Поскольку это не человеку решать. Но проблема анонимности в истории (О.И.Генисаретский), анонимного несуществования в истории, то есть недостижение исторического бессмертия и, следовательно, познание своей конечности, телесности и смертности, невыносима для атеистического сознания методолога. Эта проблема в свое время угнетала Наумова, она явилась одним из пунктов расхождений П.Щедровицкого и С.Попова; является она «трудной» и для меня.
Почему именно атеистического сознания? Поскольку именно в этом сознании на место веры в бессмертие души заложена вера в личное историческое бессмертие любым путем: за счет сотен тысяч страниц рукописных текстов, за счет труда адского и многих лет работы без отдыха. Вполне возможно, что за счет «мотора» самолюбия достигаются невероятные трудовые результаты. Недостижимо на этом пути только одно – формирование религиозной общины, члены которой абсолютно не равны по опыту, способностям, одаренности, таланту и равны в одном – в бесстрашии по отношению к смерти и анонимности существования (или несуществования – что одно и то же) в истории. Религиозной общине противостоит партия, построенная не на любви, а на идее внешнего авторитета (или на кланово-родовых механизмах – это тоже способ решить проблему исторического бессмертия). Драться за судьбу и будущее России партия не может – вот это все уж действительно один раз уже было. Она тут же погрязнет в трясине себялюбивых дрязг.
http://f-f.livejournal.com/438144.html
Каждая нация почему-то обязательно должна придумать свой миф, согласно которому она в той или иной мере "была всегда".
Причина этого, вероятно, проста: нация как проект мнит себя в каком-то смысле концом истории
Нация в каком-то смысле трусливее человека: каждый из нас знает, что рано или поздно умрет, и смирился с этим, но вот нации не в состоянии смириться с тем, что и они рождаются и умирают, они хотят казаться вечными.
История любого народа, как мне кажется, должна строиться как история в первую очередь культурно-антропологическая, история привычек, стереотипов, культурных особенностей, способов жизни, история, максимально приближенная к антропологии и этнографии и излагающая историю государственно-политических проектов (в том числе нации и национального государства), существовавших на данной территории, лишь как историю преходящих и относительно кратковременных - мало какое государство продержалось дольше нескольких столетий - форм организации данного социума. У которого на самом деле есть куда более глубокие корни и характерные признаки, чем имперские или националистические мифы. "Были мы до ...(нужное вставить)..., будем и после".
http://argentarius.livejournal.com/91290.h
То, что кофе, будучи латинским именем среднего рода (coffeum), перешло во французский уже мужским родом (за неимением у них среднего), а оттуда к нам опять в мужском роде, приобретя окончание -ий (кофий), которое вообще-то характерно для заимствований на -ius, а вовсе не на -eum, ium, - это, конечно, безобразие. Но, увы, это общая судьба множества латинских слов среднего рода, которые у нас стали мужскими из-за раболепной франкофилии.
И напротив, вполне естественно нынешнее возвращение таким словам их исконного среднего рода. Кофе снова стало кофем! Итак, отныне пишем:
Natrium - натре, натря, натрю, натрем
Kalium - кале, каля, калю, калем
Calcium - кальце, кальца, кальцу, кальцем
Magnesium - магне, магня, магню, магнем
Morphium - морфе, морфя, морфю, морфем
Opium - опе, опя, опю, опем
и докучи:
Mausoleum - мавзоле, мавзоля, мавзолю, мавзолём
Collosseum - колизе, колизя, колизю, колизём
Lyceum - лице, лица, лицу, лицом
http://www.hazager.ru/component/con
Г. Хазагеров
Культура чтения, порождаемая Интернетом, вызывает опасения у многих, так как связана с разрушением цельного текста, игнорированием интенций автора, а в далекой перспективе с разрушением целеполагания у самого читателя, который «программируется» этой культурой как поверхностная, ситуативная личность.
Сетевая культура максимально дистанцирована от книжной культуры нового времени, но имеет много общего со средневековой книжностью (анонимность, возможность текстовых версий и фрагментов, реакция исключительно на «сильные сигналы», синхрония и синхронизация, антиисторический взгляд на мир).
Та огромная роль, которую играет в современном обществе информация и коммуникация несоизмерима с той скромной ролью, которую играет изучение объективных свойств этого мира. Массовое общество живет на готовом, открытия «с переднего края науки» воспринимаются им лишь как курьез, главное же, чем оно занято – это собой. Прагматичная философия современного человека говорит ему: не важно, как это все устроено, важно, чтобы оно сработало. А чтобы «оно сработало», нужно жить в мире усредненных представлений об объективной действительности, в мире общественного мнения, а не в мире истин. Вот почему при обилии информации человек Сети легко впадает в обскурантизм. Можно даже сказать, что обскурантизм – одна из черт современной культуры, когда вновь оживают всевозможные суеверия и легко стирается грань между фантастическими представлениями и действительностью, если только эти представления разделяются многими.
http://markshat.livejournal.com/59978.ht
Я склонен думать, что Царствие Небесное, скорее, из разряда идей, реализация которых предшествует появлению самой идеи. Так случилось с бактериями. Бактерии были всегда. Оказывали влияние на жизнь человека, вызывали болезни и приводили к летальному исходу. Но люди даже не подозревали об их существовании. Они рисовали самые фантастические картины, объяснявшие то или иное заболевание. И эти фантастические картины были для них настолько реальными, что они лечили болезни в соответствии с ними. И что самое поразительное, иногда даже вылечивали. Тем не менее эти картины не выдерживали проверку временем и рассыпались, оставляя свою реальность во все более отдаляющемся прошлом. Было понятно, есть нечто людям неизвестное, но что именно, очень долго не удавалось ни определить, ни сформулировать в виде работоспособной идеи, гаджета. Наконец относительно недавно возникла идея существования микроорганизмов, которая нашла затем свое подтверждение. И возникла она гораздо позже самих микроорганизмов. Т.е. реализация идеи предшествовала самой идее. То же самое с Царствием Небесным. Мы создаем различные описания реальности. И все они не дают нам удовлетворительной картины. Человеческие схемы ментального упорядочивания, накладываясь на религиозные традиции, создают излишне антропоморфного Бога. Практически они низводят Его до человека, наделенного экстраординарными способностями. В Его испещренный зияниями нашего незнания образ встраивают слишком уж человекоподобные гаджеты, приписывя Богу чересчур человеческие мотивации и эмоции – мстительность, гнев или какие-либо корыстные побуждения, а то и тоску по другому. Но все это всего лишь костыли наших представлений о Боге.
Причем хромает совсем не Бог, а наши представления о Нем. С Ним все в порядке. Это мы судим о Боге по костылям наших же собственных о Нем представлений. Приблизительно так же поступают атеисты. Глядя на костыль Бога, на который опираются наши увечные представления, атеисты говорят, видите, никакого Бога нет, ведь не может же костыль быть Богом. И это тоже очень по-человечески, слишком антропоморфно – выдавать за Бога костыль собственных представлений.
http://terme.ru/dictionary/193/word/
А. Ивин, А. Никифорович. Словарь по логике, 1998 г.
ОБОСНОВАНИЕ
Все многообразные способы О., обеспечивающие в конечном счете "достаточные основания" для принятия утверждения, делятся на абсолютные и сравнительные. Абсолютное О. - это приведение тех убедительных или достаточных оснований, в силу которых должно быть принято обосновываемое положение. Сравнительное О. - система убедительных доводов в поддержку того, что лучше принять обосновываемое положение, чем иное, противопоставляемое ему положение. Совокупность доводов, приводимых в поддержку обосновываемого положения, называется основанием О. Общая схема, или структура, абсолютного О.: "A должно быть принято в силу С", где A - обосновываемое положение и С- основание О. Структура сравнительного О.: "Лучше принять A, чем В, в силу С". Напр., выражение "Следует принять, что небо в обычных условиях голубое, поскольку в пользу этого говорит непосредственное наблюдение" - это абсолютное О., его резюмирующая часть. Выражение же "Лучше принять, что небо синее, чем принять, что оно красное, основываясь на положениях физики атмосферы" - это результирующая стадия сравнительного О. того же утверждения "Небо голубое". Сравнительное О. иногда наз. также рационализацией: в условиях, когда абсолютное О. недостижимо, сравнительное О. представляет собой существенный шаг вперед в совершенствовании знания, в приближении его к стандартам рациональности. Очевидно, что сравнительное О. несводимо к абсолютному: если удалось обосновать, что одно утверждение более правдоподобно, чем другое, этот результат невозможно выразить в терминах изолированной обоснованности одного или обоих данных утверждений.
Проблема абсолютного О. была центральной для эпистемологии Нового времени. Конкретные формы этой проблемы менялись, но в мышлении данной эпохи они всегда были связаны с характерным для нее представлением о существовании абсолютных, непоколебимых и непересматриваемых оснований всякого подлинного знания, с идеей постепенного и последовательного накопления "чистого" знания, с противопоставлением истины, допускающей О., и субъективных, меняющихся от человека к человеку ценностей, с дихотомией эмпирического и теоретического знания и др. "классическими предрассудками". Речь шла о способе или процедуре, которая обеспечивала бы безусловно твердые, неоспоримые основания для знания.
С разложением "классического" мышления смысл проблемы О. существенно изменился. Стали очевидными три момента:
о никаких абсолютно надежных и не пересматриваемых со временем оснований и теоретического и тем более практического знания не существует и можно говорить только об относительной их надежности;
о в процессе обоснования используются многочисленные и разнообразные приемы, удельный вес которых меняется от случая к случаю и которые несводимы к какому-то ограниченному, каноническому их набору, представляющему то, что можно назвать "научным методом" или более широко - "рациональным методом";
о само О. имеет ограниченную применимость, являясь прежде всего процедурой науки и связанной с нею техники и не допускающей автоматического перенесения образцов О., сложившихся в одних областях (и прежде всего в науке), на любые другие области.
В современной эпистемологии "классическая" проблема О. трансформировалась в задачу исследования того лишенного четких границ многообразия способов О. знания, с помощью которого достигается приемлемый в данной области - но никогда не абсолютный - уровень обоснованности. Поиски "твердых оснований" отдельных научных дисциплин перестали быть самостоятельной задачей, обособившейся от решения конкретных проблем, встающих в ходе развития этих дисциплин.
О. и аргументация соотносятся между собою как цель и средство: способы О. составляют в совокупности ядро всех многообразных приемов аргументации, но не исчерпывают последних. В аргументации используются не только корректные приемы, к которым относятся способы О., но и некорректные приемы, подобные лжи или вероломству и не имеющие ничего общего с О. Кроме того, процедура аргументации как живая, непосредственная человеческая деятельность должна учитывать не только защищаемый или опровергаемый тезис, но и контекст аргументации, и в первую очередь ее аудиторию. Приемы О. (доказательство, ссылка на подтвердившиеся следствия и т. п.), как правило, безразличны и к контексту аргументации, и, в частности, к аудитории.
http://terme.ru/dictionary/193/word/
АРГУМЕНТАЦИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ
В контексте своей системы ("практики") утверждение может приниматься в качестве несомненного, не подлежащего критике и не требующего обоснования по меньшей мере в двух случаях. Во-первых, если отбрасывание этого утверждения означает отказ от определенной практики, от той целостной системы утверждений, неотъемлемым составным элементом которой оно является. Таково, к примеру, утверждение "Небо голубое": оно не требует проверки и не допускает сомнения, иначе будет разрушена вся практика визуального восприятия и различения цветов. Отбрасывая утверждение "Солнце завтра взойдет", мы подвергаем сомнению всю естественную науку. Сомнение в достоверности утверждения "Если человеку отрубить голову, то обратно она не прирастет" ставит под вопрос всю физиологию и т. д. Эти и подобные им утверждения обосновываются не эмпирически, а ссылкой на ту устоявшуюся и хорошо апробированную систему утверждений, составными элементами которой они являются и от которой пришлось бы отказаться, если бы они оказались отброшенными. Англ, философ Дж. Мур в свое время задавался вопросом: как можно было бы обосновать утверждение "У меня есть рука"? Ответ на этот вопрос является простым: данное утверждение очевидно и не требует никакого обоснования в рамках человеческой практики восприятия; сомневаться в нем значило бы поставить под сомнение всю эту практику. Во-вторых, утверждение должно приниматься в качестве несомненного, если оно сделалось в рамках соответствующей системы утверждений стандартом оценки иных ее утверждений и в силу этого утратило свою эмпирическую проверяемость. Такое утверждение переходит из разряда описаний в разряд оценок, связь его с другими нашими убеждениями становится всеобъемлющей. К таким непроверяемым утверждениям, в частности, относятся: "Существуют физические объекты", "Объекты продолжают существовать, даже когда они никому не даны в восприятии", "Земля существовала задолго до моего рождения" и т. п. Они настолько тесно связаны со всеми другими нашими утверждениями, что практически не допускают исключения из нашей системы знания. Системный характер обоснования не означает, однако, что отдельно взятое эмпирическое утверждение не может быть обосновано или опровергнуто вне рамок той теоретической системы, к которой оно принадлежит.
Почему методология и методологи проиграли перестройку?
Юрий ГРОМЫКО
Основной общественный результат, который был получен как итог напряженнейшей работы Московского методологического кружка (принципиальны вклады Г.П.Щедровицкого лично) и который к настоящему моменту не стал достоянием общественного сознания и им не присвоен – это ОДИ-мышление. Предметом этого мышления является самоопределение и действие общественно-коллективной субъективности. Объект, который стоит за данным выделенным и сформированным мыслительным предметом, – это результаты действия коллективов и групп людей в истории. Так понимаемое и так рассматриваемое ОДИ-мышление является прямым развитием русской религиозной философии с точки зрения двух крупных понятий-идей: соборности и стяжания благодати, поскольку именно ОДИ-мышление позволяет ставить вопрос о коллективах и общностях людей в истории не только как о естественно возникающем в истории феномене, но и как об организуемом процессе, искусственно планируемом и специально подготавливаемом.
Рассуждая подобным образом, мы затрагиваем еще один вопрос: почему деятельность и мыследеятельность не являются жизнеобразующим началом у гигантских масс людей, живущих на территории бывшего СССР?
Эта потеря жизненного импульса связана, прежде всего, на наш взгляд, с отсутствием проспективно-ориентированной рефлексии и целеполагающего начала в жизни людей.
Наш анализ отнюдь не следует автоматически рассматривать как панегирик и заискивающую хвалебную песнь в честь человека западного – гомовеста. У гомовеста свои тяжелые и неизлечимые болезни, отличные от болезней гомососа: потребительское отношение к жизни, страсть к стяжательству, доходящая до невероятной жадности, крайний индивидуализм.
Наша мысль невероятно проста – для того, чтобы осуществить на новых основаниях сборку всей той совокупности общественных, государственных, общественно-государственных систем (или в соответствии с другими основаниями типологизации – социально-производственных, социо-культурных, культурных систем), которые входили в старый СССР, необходимо было перенацелить каждую из систем на ее собственных основаниях и, с другой стороны, определить целевое движение всех этих систем вместе взятых.
В настоящий момент ОДИ-мышление является формой организации интеллектуальных процессов, имеющей антропологическую природу, то есть ОДИ-мышление выращивается на людях, имеющих опыт проведения ОДИ. При отсутствии подобного опыта формирование ОДИ-мышления невозможно
Государственность есть не что иное, как исторически сложившиеся правила игры и борьбы (построение стратегии, постановка и реализация идей) за общественную деятельность, прикрепленную и укорененную на этой или иной территории, где другими субъектами противоборства («игроками») являются государства, которым вменена общественная деятельность, общественный труд, общественная мыследеятельность (у разных государств по-разному), укорененные на других территориях.
Задача нашего государства и состоит в том, чтобы построить форму и способы движения отечественного промышленного (читай мыследеятельностного) капитала и организовать свою систему «переходников», обеспечивающую взаимосвязь отечественного капитала с мировым капиталом – и промышленным, и финансовым.
Чтобы выйти в управляющее отношение к истории, должно быть безразлично, займешь ты подобную позицию или не займешь. Поскольку это не человеку решать. Но проблема анонимности в истории (О.И.Генисаретский), анонимного несуществования в истории, то есть недостижение исторического бессмертия и, следовательно, познание своей конечности, телесности и смертности, невыносима для атеистического сознания методолога. Эта проблема в свое время угнетала Наумова, она явилась одним из пунктов расхождений П.Щедровицкого и С.Попова; является она «трудной» и для меня.
Почему именно атеистического сознания? Поскольку именно в этом сознании на место веры в бессмертие души заложена вера в личное историческое бессмертие любым путем: за счет сотен тысяч страниц рукописных текстов, за счет труда адского и многих лет работы без отдыха. Вполне возможно, что за счет «мотора» самолюбия достигаются невероятные трудовые результаты. Недостижимо на этом пути только одно – формирование религиозной общины, члены которой абсолютно не равны по опыту, способностям, одаренности, таланту и равны в одном – в бесстрашии по отношению к смерти и анонимности существования (или несуществования – что одно и то же) в истории. Религиозной общине противостоит партия, построенная не на любви, а на идее внешнего авторитета (или на кланово-родовых механизмах – это тоже способ решить проблему исторического бессмертия). Драться за судьбу и будущее России партия не может – вот это все уж действительно один раз уже было. Она тут же погрязнет в трясине себялюбивых дрязг.
http://f-f.livejournal.com/438144.html
Каждая нация почему-то обязательно должна придумать свой миф, согласно которому она в той или иной мере "была всегда".
Причина этого, вероятно, проста: нация как проект мнит себя в каком-то смысле концом истории
Нация в каком-то смысле трусливее человека: каждый из нас знает, что рано или поздно умрет, и смирился с этим, но вот нации не в состоянии смириться с тем, что и они рождаются и умирают, они хотят казаться вечными.
История любого народа, как мне кажется, должна строиться как история в первую очередь культурно-антропологическая, история привычек, стереотипов, культурных особенностей, способов жизни, история, максимально приближенная к антропологии и этнографии и излагающая историю государственно-политических проектов (в том числе нации и национального государства), существовавших на данной территории, лишь как историю преходящих и относительно кратковременных - мало какое государство продержалось дольше нескольких столетий - форм организации данного социума. У которого на самом деле есть куда более глубокие корни и характерные признаки, чем имперские или националистические мифы. "Были мы до ...(нужное вставить)..., будем и после".
http://argentarius.livejournal.com/91290.h
То, что кофе, будучи латинским именем среднего рода (coffeum), перешло во французский уже мужским родом (за неимением у них среднего), а оттуда к нам опять в мужском роде, приобретя окончание -ий (кофий), которое вообще-то характерно для заимствований на -ius, а вовсе не на -eum, ium, - это, конечно, безобразие. Но, увы, это общая судьба множества латинских слов среднего рода, которые у нас стали мужскими из-за раболепной франкофилии.
И напротив, вполне естественно нынешнее возвращение таким словам их исконного среднего рода. Кофе снова стало кофем! Итак, отныне пишем:
Natrium - натре, натря, натрю, натрем
Kalium - кале, каля, калю, калем
Calcium - кальце, кальца, кальцу, кальцем
Magnesium - магне, магня, магню, магнем
Morphium - морфе, морфя, морфю, морфем
Opium - опе, опя, опю, опем
и докучи:
Mausoleum - мавзоле, мавзоля, мавзолю, мавзолём
Collosseum - колизе, колизя, колизю, колизём
Lyceum - лице, лица, лицу, лицом
http://www.hazager.ru/component/con
Г. Хазагеров
Культура чтения, порождаемая Интернетом, вызывает опасения у многих, так как связана с разрушением цельного текста, игнорированием интенций автора, а в далекой перспективе с разрушением целеполагания у самого читателя, который «программируется» этой культурой как поверхностная, ситуативная личность.
Сетевая культура максимально дистанцирована от книжной культуры нового времени, но имеет много общего со средневековой книжностью (анонимность, возможность текстовых версий и фрагментов, реакция исключительно на «сильные сигналы», синхрония и синхронизация, антиисторический взгляд на мир).
Та огромная роль, которую играет в современном обществе информация и коммуникация несоизмерима с той скромной ролью, которую играет изучение объективных свойств этого мира. Массовое общество живет на готовом, открытия «с переднего края науки» воспринимаются им лишь как курьез, главное же, чем оно занято – это собой. Прагматичная философия современного человека говорит ему: не важно, как это все устроено, важно, чтобы оно сработало. А чтобы «оно сработало», нужно жить в мире усредненных представлений об объективной действительности, в мире общественного мнения, а не в мире истин. Вот почему при обилии информации человек Сети легко впадает в обскурантизм. Можно даже сказать, что обскурантизм – одна из черт современной культуры, когда вновь оживают всевозможные суеверия и легко стирается грань между фантастическими представлениями и действительностью, если только эти представления разделяются многими.
http://markshat.livejournal.com/59978.ht
Я склонен думать, что Царствие Небесное, скорее, из разряда идей, реализация которых предшествует появлению самой идеи. Так случилось с бактериями. Бактерии были всегда. Оказывали влияние на жизнь человека, вызывали болезни и приводили к летальному исходу. Но люди даже не подозревали об их существовании. Они рисовали самые фантастические картины, объяснявшие то или иное заболевание. И эти фантастические картины были для них настолько реальными, что они лечили болезни в соответствии с ними. И что самое поразительное, иногда даже вылечивали. Тем не менее эти картины не выдерживали проверку временем и рассыпались, оставляя свою реальность во все более отдаляющемся прошлом. Было понятно, есть нечто людям неизвестное, но что именно, очень долго не удавалось ни определить, ни сформулировать в виде работоспособной идеи, гаджета. Наконец относительно недавно возникла идея существования микроорганизмов, которая нашла затем свое подтверждение. И возникла она гораздо позже самих микроорганизмов. Т.е. реализация идеи предшествовала самой идее. То же самое с Царствием Небесным. Мы создаем различные описания реальности. И все они не дают нам удовлетворительной картины. Человеческие схемы ментального упорядочивания, накладываясь на религиозные традиции, создают излишне антропоморфного Бога. Практически они низводят Его до человека, наделенного экстраординарными способностями. В Его испещренный зияниями нашего незнания образ встраивают слишком уж человекоподобные гаджеты, приписывя Богу чересчур человеческие мотивации и эмоции – мстительность, гнев или какие-либо корыстные побуждения, а то и тоску по другому. Но все это всего лишь костыли наших представлений о Боге.
Причем хромает совсем не Бог, а наши представления о Нем. С Ним все в порядке. Это мы судим о Боге по костылям наших же собственных о Нем представлений. Приблизительно так же поступают атеисты. Глядя на костыль Бога, на который опираются наши увечные представления, атеисты говорят, видите, никакого Бога нет, ведь не может же костыль быть Богом. И это тоже очень по-человечески, слишком антропоморфно – выдавать за Бога костыль собственных представлений.
http://terme.ru/dictionary/193/word/
А. Ивин, А. Никифорович. Словарь по логике, 1998 г.
ОБОСНОВАНИЕ
Все многообразные способы О., обеспечивающие в конечном счете "достаточные основания" для принятия утверждения, делятся на абсолютные и сравнительные. Абсолютное О. - это приведение тех убедительных или достаточных оснований, в силу которых должно быть принято обосновываемое положение. Сравнительное О. - система убедительных доводов в поддержку того, что лучше принять обосновываемое положение, чем иное, противопоставляемое ему положение. Совокупность доводов, приводимых в поддержку обосновываемого положения, называется основанием О. Общая схема, или структура, абсолютного О.: "A должно быть принято в силу С", где A - обосновываемое положение и С- основание О. Структура сравнительного О.: "Лучше принять A, чем В, в силу С". Напр., выражение "Следует принять, что небо в обычных условиях голубое, поскольку в пользу этого говорит непосредственное наблюдение" - это абсолютное О., его резюмирующая часть. Выражение же "Лучше принять, что небо синее, чем принять, что оно красное, основываясь на положениях физики атмосферы" - это результирующая стадия сравнительного О. того же утверждения "Небо голубое". Сравнительное О. иногда наз. также рационализацией: в условиях, когда абсолютное О. недостижимо, сравнительное О. представляет собой существенный шаг вперед в совершенствовании знания, в приближении его к стандартам рациональности. Очевидно, что сравнительное О. несводимо к абсолютному: если удалось обосновать, что одно утверждение более правдоподобно, чем другое, этот результат невозможно выразить в терминах изолированной обоснованности одного или обоих данных утверждений.
Проблема абсолютного О. была центральной для эпистемологии Нового времени. Конкретные формы этой проблемы менялись, но в мышлении данной эпохи они всегда были связаны с характерным для нее представлением о существовании абсолютных, непоколебимых и непересматриваемых оснований всякого подлинного знания, с идеей постепенного и последовательного накопления "чистого" знания, с противопоставлением истины, допускающей О., и субъективных, меняющихся от человека к человеку ценностей, с дихотомией эмпирического и теоретического знания и др. "классическими предрассудками". Речь шла о способе или процедуре, которая обеспечивала бы безусловно твердые, неоспоримые основания для знания.
С разложением "классического" мышления смысл проблемы О. существенно изменился. Стали очевидными три момента:
о никаких абсолютно надежных и не пересматриваемых со временем оснований и теоретического и тем более практического знания не существует и можно говорить только об относительной их надежности;
о в процессе обоснования используются многочисленные и разнообразные приемы, удельный вес которых меняется от случая к случаю и которые несводимы к какому-то ограниченному, каноническому их набору, представляющему то, что можно назвать "научным методом" или более широко - "рациональным методом";
о само О. имеет ограниченную применимость, являясь прежде всего процедурой науки и связанной с нею техники и не допускающей автоматического перенесения образцов О., сложившихся в одних областях (и прежде всего в науке), на любые другие области.
В современной эпистемологии "классическая" проблема О. трансформировалась в задачу исследования того лишенного четких границ многообразия способов О. знания, с помощью которого достигается приемлемый в данной области - но никогда не абсолютный - уровень обоснованности. Поиски "твердых оснований" отдельных научных дисциплин перестали быть самостоятельной задачей, обособившейся от решения конкретных проблем, встающих в ходе развития этих дисциплин.
О. и аргументация соотносятся между собою как цель и средство: способы О. составляют в совокупности ядро всех многообразных приемов аргументации, но не исчерпывают последних. В аргументации используются не только корректные приемы, к которым относятся способы О., но и некорректные приемы, подобные лжи или вероломству и не имеющие ничего общего с О. Кроме того, процедура аргументации как живая, непосредственная человеческая деятельность должна учитывать не только защищаемый или опровергаемый тезис, но и контекст аргументации, и в первую очередь ее аудиторию. Приемы О. (доказательство, ссылка на подтвердившиеся следствия и т. п.), как правило, безразличны и к контексту аргументации, и, в частности, к аудитории.
http://terme.ru/dictionary/193/word/
АРГУМЕНТАЦИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ
В контексте своей системы ("практики") утверждение может приниматься в качестве несомненного, не подлежащего критике и не требующего обоснования по меньшей мере в двух случаях. Во-первых, если отбрасывание этого утверждения означает отказ от определенной практики, от той целостной системы утверждений, неотъемлемым составным элементом которой оно является. Таково, к примеру, утверждение "Небо голубое": оно не требует проверки и не допускает сомнения, иначе будет разрушена вся практика визуального восприятия и различения цветов. Отбрасывая утверждение "Солнце завтра взойдет", мы подвергаем сомнению всю естественную науку. Сомнение в достоверности утверждения "Если человеку отрубить голову, то обратно она не прирастет" ставит под вопрос всю физиологию и т. д. Эти и подобные им утверждения обосновываются не эмпирически, а ссылкой на ту устоявшуюся и хорошо апробированную систему утверждений, составными элементами которой они являются и от которой пришлось бы отказаться, если бы они оказались отброшенными. Англ, философ Дж. Мур в свое время задавался вопросом: как можно было бы обосновать утверждение "У меня есть рука"? Ответ на этот вопрос является простым: данное утверждение очевидно и не требует никакого обоснования в рамках человеческой практики восприятия; сомневаться в нем значило бы поставить под сомнение всю эту практику. Во-вторых, утверждение должно приниматься в качестве несомненного, если оно сделалось в рамках соответствующей системы утверждений стандартом оценки иных ее утверждений и в силу этого утратило свою эмпирическую проверяемость. Такое утверждение переходит из разряда описаний в разряд оценок, связь его с другими нашими убеждениями становится всеобъемлющей. К таким непроверяемым утверждениям, в частности, относятся: "Существуют физические объекты", "Объекты продолжают существовать, даже когда они никому не даны в восприятии", "Земля существовала задолго до моего рождения" и т. п. Они настолько тесно связаны со всеми другими нашими утверждениями, что практически не допускают исключения из нашей системы знания. Системный характер обоснования не означает, однако, что отдельно взятое эмпирическое утверждение не может быть обосновано или опровергнуто вне рамок той теоретической системы, к которой оно принадлежит.
