История
http://honestlil.livejournal.com/149845.html
"Мой дед увидел мою бабку, и влюбился с первого взгляда.
Хотя "влюбился" неподходящее слово, я вам сейчас расскажу, вы сами все поймете.
Он был родом из Тамбовской губернии, выходец из крестьянской семьи, "выдвиженец" как тогда говорили. Состоял в каких-то отрядах, взимание продовольственного налога, потом - враги народа, очень быстро оказался в системе НКВД. Где, кстати, и провел всю жизнь, пережив всех руководителей и смену строя, и откуда вышел на высокую и почетную пенсию.
Бабку мою он увидел, думаю, в ходе каких-то выселений, уплотнений, конфискаций и прочего людоедства различной тяжести.
И практически сразу сделал ей предложение.

Он мог воспользоваться своим положением и требовать секса или сожительства. Но он хотел всё. И навсегда.
Он предложил ей законный брак. С тем что в случае отказа он устроит так, что расстреляют всю ее семью.
Семья Мещерских была большая, происхождение для расстрела - подходящее.

Она вышла за него замуж. Родила ему двоих детей.
Она никогда не перечила ему, вела дом, воспитывала детей. Почти всегда молчала.
Он всегда обеспечивал и защищал свою семью. Они никогда не бедствовали. В лихие годы - а других им почти и не досталось - его звериное чутье вело семью между бесчисленными опасностями.
Например, в первую неделю после объявления войны он взял казенную машину и метнулся в Петергоф, где были конюшни НКВД. Привез оттуда мешок овса.
Очень быстро его забрали на фронт - в трибунале служить. Какая же война без трибунала.
В блокаду она с детьми затыкала тряпками все щели, чтобы не просочился запах, даже тень запах, и варила этот овес. Так они выжили. Мой отец, ему было лет 12-13, помнит, как в блокаду катался на коньках. Привез бы с продсклада что-то - расстреляли бы за пораженческие настроения. Привез бы муки, или сахару - стали бы менять на другие продукты, арестовали бы или бы просто убили за этот сахар... Гениальный человек был.
Его ум и связи позволили еще до конца войны вернуть семью в Ленинград, и вообще не раз спасали их.

...После войны, в 1946 году с ней случился инсульт.
Он, не считаясь с расходами, созвал консилиум лучших специалистов. Диагноз сомнений не вызывал, лечение тоже. Врачи его успокоили: она пролежит долго, восстановится, конечно, не полностью, в будущем будет частично обслуживать себя, дом - уже нет, прежней никогда не станет. Но опасности для жизни нет, прогноз благоприятный.
Он всех поблагодарил, всем заплатил и отпустил.
Взял казенный автомобиль, выволок ее, погрузил и отвез в один из разрушенных бомбежкой домов, которых тогда было много, и там оставил.
Его сын, которому тогда было 16, искал ее. Невероятно, но нашел. Не знаю, как. На третьи сутки. Она была еще жива, но не узнавала его и умерла в течении часа, или меньше.
Похоронив мать, он взял за руку младшую сестру, которой тогда было 12, и отвез к родне. Сам ушел в мореходку - там на время учебы полагалась казарма, после - море. В квартиру на Фонтанке, где прошло его детство, он больше никогда не вернулся и отца своего никогда больше не видел.
Тот вышел на персональную пенсию, был женат на женщине лет на 30 моложе себя, имел дом, если не сказать - особняк в Петегофе, дожил до 90 с лишним лет.
Я никогда его не видела.
Я стыжусь своего родства с ним.

Меня назвали в ее честь - страшным, приносящим несчастье именем. Раньше меня это пугало, но теперь я как-то уже привыкла. Я похожа на нее.
Могила ее давно потеряна. Пусть здесь будет эта история в ее память."