История о непокорном узнике Невзорове
Лонгинов рассказывает о появлении московских мартинистов, о славном двенадцатилетии, когда Новиков мог работать - заниматься благотворительностью, печатать книги. Голодающим он раздавал хлеб, а деньги были, к примеру, от купца, который вышел в миллионщики, да вдруг услышал Новикова, и понял, как следует жить. И начал деньги жертвовать для помощи голодающим, да так, что расстроил свое состояние. При этом - согласно правилам - о своей благотворительности никому не говорил, и окружающие думали, что купец мотает деньги, или потратил их все на красавицу-жену - разные были сплетни, а потом, через многие годы, неумеренной жертвенностью купец довел себя до нищеты и скончался очень бедным человеком, глядя на портрет Новикова, который укрепил против своего ложа...

Однако двенадцать лет работы Новикова и московских мартинистов прошли, и начались иные годы, когда их заподозрили в революционной деятельности, что они заговорщики и агенты каких-то иностранных властей - ну, масоны, ясное дело. Новиков был арестован в своем имении отрядом из двенадцати гусар во главе с маиором к полному изумлению крестьян деревни Авдотьино, в жизни своей гусар не видывавших, сам же Новиков отправлен в Шлиссельбург. Пока везли - приказано не говорить никому, кто таков, и в крепость заточить, не сообщая никому имени - безымянный узник. Ну, Новиков в крепости... посидел.

А потом окончание - разгром московских мартинистов по страхам Екатерины - мол, революционеры. Там много чего было, а мне запала история двух студентов, Невзорова и Колокольникова. Они были отправлены (Московским университетом и властью) за границу для продолжения образования и четыре года учились в Германии, стали докторами медицины и - по окончании курса - направились через Ригу в любезное отечество. Как раз тогда арестовали Новикова и власти были уверены, что вот они, злодеи, с опасными умыслами - едут шпиёны от заграничных резидентов. Докторов медицины взяли в Риге и привезли в Петропавловку.

Устроили допрос Невзорову. Тот отказался отвечать. Допросчики прифигели - как это отказывается? А тот: а вы кто такие вообще? Ему - как же, тут Тайная канцелярия. Невзоров: я слышал о таком учреждении, но откуда я знаю, что вы не врете? Мало ли какие воры меня схватили и увезли, и прикрываются именем учреждения какого-то. Знать не ведаю, кто вы такие. Следователь Шешковский закричал на него - тебя государыня велела бить, коли не будешь отвечать! Невзоров: Такого не могла приказать монархиня, написавшая Наказ. Вот и выходит, что вы - воры, а не государевы люди, разве ж русская императрица такое может сказать? Стыдно и подумать. Тогда следователь показал Невзорову письменное распоряжение Екатерины его, Невзорова, допрашивать. Невзоров: а я почерка государыни не знаю, откуда мне ведать - может, это твоя, вор, жена накарябала да и подписала. Нет моей веры этой бумаге. Короче, так и сяк - а Невзоров свое твердит: я-де принадлежу к университету и судить меня имеют право исключительно по уставу Московского университета, в присутствии депутата университета. Таковы университетские вольности.

Делать нечего - был привезен к И.И. Шувалову, который был куратором университета. Тот своих студентов выгораживал и уверял - не виноваты, не шпионы они, медицине были посланы учиться. Перевели студентов в больницу из Петропавловки, и там Колокольников умер. А Невзорову предложили - мол, ты как бы и не виноват, но схвачен - значит, виновен, так что - почетная ссылка, поедешь "по распределению" врачом в Сибирь. Невзоров отказался, сказался больным и был помещен по такому случаю в дом умалишенных, где и сидел до смерти царицы Екатерины, несколько лет. Выпустили его с воцарением Павла 1, уже несколько повредившегося, потому что в доме том скорбном были у него припадки умопомрачения, доказывавшие расстройство умственных способностей.

Упомянутый ранее Семен Иваныч Гамалея тоже проходил по этому делу - как же, видный масон, друг Новикова, участник всех затей с благотворительностью и вообще. Тут же полицейский чиновник явился на квартиру к Гамалее и приказал немедленно на допрос к полицмейстеру. И пока тот собирался, добрый чиновник стал ему советы давать - как половчее отвечать, чтобы вопросы как бы мимо скользили, чтобы вина не так остро выступала.

И Семен Иваныч укорил полицейского, и стал ему объяснять, - как же можно кривить душой и говорить неправду, даже если это лишь небольшое от чистой правды уклонение, и как это вредит христианину, и как следует всю жизнь поступать иначе, следуя неизменным путем правды. Полицейский был столь поражен этой проповедью, что потом до конца жизни вспоминал своего арестанта и весьма переменился как человек. - А Гамалея был сведен на допрос, рассказал следователю всю правду, как она есть - что ни в чем не виноват, а дело было так и так... И был оставлен в покое. Человек был настолько тишайший, честнейший, бедный и чистый, что оставили его проживать-нищенствовать как и ранее, без особенных последствий, кроме разве полицейского надзора за жизнью его.