"Песенка гусара". Из которой сделали "Шёл казак".

Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене.

И я бы тоже думать мог,
И я бы тоже думать мог,
Когда на трубочку глядел,
На голубой ее дымок.

Как ты когда-то мне лгала,
Как ты когда-то мне лгала,
Как сердце легкое свое
Другому другу отдала.

А я не думал ни о ком,
А я не думал ни о ком,
Я только трубочку курил
С турецким табаком...

Когда мы будем на войне,
Когда мы будем на войне,
Навстречу пулям понесусь
На молодом коне.

Я только верной пули жду,
Я только верной пули жду,
Что утолит мою печаль
И пресечет мою вражду.

В одном из недавних ТВ-новоделов о войне, её пели в 1944 году.

Ну вот синхрония,только написал про жизнь в кризисе,а потом прочитал стихотворение, поэтически это.
звучит гораздо лучше, присутствует музыка, небесных сфер. Этой музыки,обычно и не хватает.

Играет март на скрипочке,
Не хочет замолчать:
- Ошибочки, ошибочки
Положено прощать.

Простите нам ошибочки,
Как мы прощали вам,
И выпьемте наливочки
За дружбу по сто грамм.

Простите нам трюкачество,
Картинки и стишки.
А мы простим палачества
И прочие грешки.

ВЫЕЗД

Помню - папа еще молодой,
Помню выезд, какие-то сборы.
И извозчик лихой, завитой,
Конь, пролетка, и кнут, и рессоры.

А в Москве - допотопный трамвай,
Где прицепом - старинная конка.
А над Екатерининским - грай.
Все впечаталось в память ребенка.

Помню - мама еще молода,
Улыбается нашим соседям.
И куда-то мы едем. Куда?
Ах, куда-то, зачем-то мы едем...

А Москва высока и светла.
Суматоха Охотного ряда.
А потом - купола, купола.
И мы едем, все едем куда-то.

Звонко цокает кованый конь
О булыжник в каком-то проезде.
Куполов угасает огонь,
Зажигаются свечи созвездий.

Папа молод. И мать молода,
Конь горяч, и пролетка крылата.
И мы едем незнамо куда -
Всё мы едем и едем куда-то.

О, так это или иначе,
По чьей неизвестно вине,
Но музыка старой удачи
Откуда-то слышится мне.

Я так ее явственно слышу,
Как в детстве, задувший свечу,
Я слышал, как дождик на крышу
Играет мне все, что хочу.

Такое бывало на даче,
За лето по нескольку раз,
Но музыку старой удачи
Зачем-то я слышу сейчас.

Все тот же полуночный дождик
Играет мне, что б не просил,
Как неутомимый художник
В расцвете таланта и сил.

Он вообще мне нравится. Вся его поэзия.

Мне именно это интересно. Я пытаюсь понять выделенность Самойлова. Чтобы яснее: скажем, если кто-то скажет, что в конце ХХ великий поэт - Бродский, это будет понятно. Так все говорят. Многие. Не нравится или нравится - разговор другой, но понять можно. А вот если сказать, что - Самойлов, то будет непонятно. Мне непонятно. И я у себя спрашиваю - а почему?

Вы не знаете?

А он не великий. Он просто очень талантливый.
Великий (имхо) - это такой, который... ммм... сказал новое слово. Принципиально иной.
А у Самойлова просто прекрасные стихи.

Тогда Немиров- великий.

Уточню. То, что я написал выше - необходимое, но не достаточное условие.

Тут такая шняга. Он слишком близкий.
Великий- это тот, которого хочется называть по имени- отчеству.
А его я мысленно иначе как Дэзиком называть не могу. Старший приятель. Просто не случилось пересечься.
И почти любой его стих- стоит прочитать, и подсознанка начитает талдычить, что и я мог бы это написать. хотя и прекрасно понимаю, что кишка тонка.

Упущенных побед немало,
Одержанных побед немного,
Но если можно бы сначала
Жизнь эту вымолить у бога,
Хотелось бы, чтоб было снова
Упущенных побед немало,
Одержанных побед немного.

Неслучайно Анатолий Якобсон ставил Самойлова (не Бродского) выше всех поэтов его времени. Сходную оценку высказывала Лидия Корнеевна Чуковская. Дело не в хорошем или дурном вкусе, а в том, как думать, как понимать, что происходит…
http://sergius-v-k.livejournal.com/1844.html

ЛК, например, рассказывала, что говоря с "Анной Андреевной", обронила "Есенин плохой поэт". Та, как отрезала: "Такого поэта нет, он графоман" (по памяти, точнее у нее в записках).

"Ложь убедительнее истины"

Да. Это очень тяжелое место.

Я долго не понимал, чем сочинение графомана отличается от сочинения поэта.

СТАРИК ДЕРЖАВИН

Рукоположения в поэты
Мы не знали. И старик Державин
Нас не заметил, не благословил...
В эту пору мы держали
Оборону под деревней Лодвой.
На земле холодной и болотной
С пулеметом я лежал своим.

Это не для самооправданья:
Мы в тот день ходили на заданье
И потом в блиндаж залезли спать.
А старик Державин, думая о смерти,
Ночь не спал и бормотал: "Вот черти!
Некому и лиру передать!"

А ему советовали: "Некому?
Лучше б передали лиру некоему
Малому способному. А эти,
Может, все убиты наповал!"
Но старик Державин воровато
Руки прятал в рукава халата,
Только лиру не передавал.

Он, старик, скучал, пасьянс раскладывал.
Что-то молча про себя загадывал.
(Все занятье - по его годам!)
По ночам бродил в своей мурмолочке,
Замерзал и бормотал: "Нет, сволочи!
Пусть пылится лучше. Не отдам!"
Был старик Державин льстец и скаред,
И в чинах, но разумом велик.
Знал, что лиры запросто не дарят.
Вот какой Державин был старик!
________________________________
Еще "я вел расстреливать бандитку" нравится - но исключительно за достойное отражение образа участников "визвольних змагань", не как поэзия.

Я ухожу постепенно.
Ни пуля, ни петля,
Ни яд, ни морская пена -
Лишние три рубля.

Где-нибудь возле стойки
Мы подводим итог.
Видимо, мы нестойки
На переломе эпох.

1984

Полночь под Иван-Купала.
Фронта дальние костры.
Очень рано рассветало.
В хате жили две сестры.

Младшая была красотка,
С ней бы было веселей,
Старшая глядела кротко,
Оттого была милей.

Диким клевером и мятой
Пахнул сонный сеновал.
На траве, еще не мятой,
Я ее поцеловал.

И потом глядел счастливый,
Как светлели небеса,
Рядом с этой, некрасивой,--
Только губы и глаза.

Только слово: "До свиданья!" -
С легкой грустью произнес.
И короткое рыданье
С легкой грустью перенес.

И пошел, куда не зная,
С автоматом у плеча,
"Белоруссия родная..."
Громким голосом крича.

Веселым зимним солнышком
Дорога залита.
Весь день хлопочет Золушка,
Делами занята.

Хлопочет дочь приемная
У мачехи в дому.
Приемная-бездомная,
Нужна ль она кому?

Белье стирает Золушка,
Детей качает Золушка,
И напевает Золушка -
Серебряное горлышко.

В окне - дорога зимняя,
Рябина, снегири.
За серыми осинами
Бледнеет свет зари.

А глянешь в заоконные
Просторы без конца -
Ни пешего, ни конного,
Ни друга, ни гонца.

Посуду моет Золушка,
В окошко смотрит Золушка,
И напевает Золушка:
"Ох, горе мое, горюшко!"

Все сестры замуж выданы
За ближних королей.
С невзгодами, с обидами
Все к ней они да к ней.

Блестит в руке иголочка.
Стоит в окне зима.
Стареющая Золушка
Шьет туфельку сама...

Спасибо за напоминание.

Дед мой близко знался с Давидом Самойдовым, они были почти соседями в Эстонии, оба фронтовики... Дед очень тепло о нем отзывался. Эх...

А мы уедем в город,
Где мы с тобой бывали,
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный,-

Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних...

О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,

Как часто и напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься..

(Знаю,то у Дэзика чуть иначе. Но у меня цитировать это иначе не выходит)

Профессор Уильям Росс Эшби
Считает мозг негибкой системой.
Профессор, наверное, прав.
Ведь если бы мозг был гибкой системой,
Конечно, он давно бы прогнулся,
Он бы прогнулся, как лист жести,—
От городского гула, от скоростей,
От крика динамиков, от новостей,
От телевидения, от похорон,
От артиллерии, от прений сторон,
От угроз, от ложных учений,
Детективных историй, разоблачений,
Прогресса наук, семейных дрязг,
Отсутствия денег, актерских масок,
Понятия о бесконечности, успеха поэзии,
Законодательства, профессии,
Нового в медицине, неразделенной любви,
Несовершенства.
Но мозг не гибок. И оттого
Стоит, как телеграфный столб,
И только гудит под страшным напором,
И все-таки остается прямым.
Мне хочется верить профессору Эшби
И не хочется верить писателю Кафке.
Пожалуйста, выберите время,
Выключите радио, отоспитесь
И почувствуете в себе наличие мозга,
Этой мощной и негибкой системы.

"Скрипка", конечно. И "Как в поход собирался Вук". "Как весело рисуют дети". И ещё многое.

Моцарт в легком опьяненье
Шел домой.
Было дивное волненье,
День шальной.

И глядел веселым оком
На людей
Композитор Моцарт Вольфганг
Амадей.

Вкруг него был листьев липы
Легкий звон.
"Тара-тара, тили-тики,-
Думал он.-

Да! Компания, напитки,
Суета.
Но зато дуэт для скрипки
И альта".

Пусть берут его искусство
Задарма.
Сколько требуется чувства
И ума!

Композитор Моцарт Вольфганг,
Он горазд,-
Сколько требуется, столько
И отдаст...

Ox, и будет Амадею
Дома влет.
И на целую неделю -
Черный лед.

Ни словечка, ни улыбки.
Немота.
Но зато дуэт для скрипки
И альта.

Да! Расплачиваться надо
На миру
За веселье и отраду
На пиру,

За вино и за ошибки -
Дочиста!
Но зато дуэт для скрипки
И альта!

Да, очень вдохновительное такое. Чужое вдохновение ведь редко вдохновляет. А вот тут есть.

Поэзия должна быть странной,
Шальной, бессмысленной, туманной
И вместе ясной, как стекло,
И всем понятной, как тепло...

.....................

О, как я поздно понял,
Зачем я существую!
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую.

И что порой напрасно
Давал страстям улечься!..
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...

На поздних снимках видим страшноватого старика, слышим раздражительный окрик: "Надоели медитации у себя и у других". Есть ли средство избавиться от захлестнувшего русскую лирику самолюбования, от ее меланхолического буддизма, о котором писал Соловьев?

Страшноватый старик трех месяцев не дотянул до семидесяти. В молодости тоже Адонисом не значился. Смешно слышать, что с годами человек совершенствуется. Он свою внутреннюю программу разворачивает - и расплачивается за это морщинами, сединой, увяданием. Всё в человеке уже заключено, когда он молод; нужно только убрать лишний мрамор и освободить статую.

В предисловии читаем: "Мне кажется, что я разучился писать..." Зачем он это пишет? Разве в умении дело? Вон Блок - тот уж точно разучился писать, когда гений покинул его: такого явственного срыва не видим ни у одного из русских поэтов, - и что же? Разве он перестал быть Блоком? Пораженья от победы ты сам не должен отличать - потому что дело поэта не литература, а жизнь. Не для писания живем; не ради мастерства пишем, не ради хвастовства. Мечтою, не рассудком ежедневно возобновляем свое внутреннее право на имя поэта... и наступает черный день, когда возобновить не можем. Тогда - хуже этого нет ничего - появляется шарманка:

Самойлов оставил совершенно уникальный труд: Книгу о русской рифме (1982). Ничего такого до Самойлова не писали и после него не напишут. Поэта манил призрак научности. Он верил в эту новую схоластику - в академическое литературоведение, думал, что литературу можно и нужно исследовать "научными средствами".

Педантично и скрупулезно прошелся он по всей русской поэзии от Тредиаковского до брежневского застольного застоя. Заглянул в немецких философов. Дал пинка Шопенгауэру (и поделом, немец заврался). Как посольский особняк гнутой мебелью, обставил свой труд терминами и ссылками. Не забыл Якобсона Первого, Жирмунского, Лотмана. Всем сестрам - по серьгам. Хотел показать, что он, поэт, не одними только метафорами жив и гиперболами, а может еще и ученым быть, в логике и в "ссылочном аппарате" толк знает: что он - не глупее ученого. Это удалось. Быть не глупее ученого - кому ума недоставало? В двадцатом веке мы таких ученых видели, что хоть всех святых выноси.http://www.netslova.ru/kolker/samoilov.html

Вот если сравнивать С Бродским,там часто рифмы и отдельные слова и их постоения как бы впиваются у меня в душу,оставляют след, а стихи Самойлова, они,если можно здесь употребить такое пошлое слово как информация, так вот не оставляют,вроде ничего, просто музыка остается. понятное тепло.

Быть не глупее ученого - кому ума недоставало?

И буду я лежать
с улыбкой мертвеца
и неподвластный
всем недугам.
И два беспамятства -
начала и конца -
меня обнимут
музыкальным кругом.

Я про это:
Дни становятся всё сероватей.
Ограды похожи на спинки железных кроватей.
Деревья в тумане, и крыши лоснятся,
И сны почему-то не снятся.
В кувшинах стоят восковые осенние листья,
Которые схожи то с сердцем, то с кистью
Руки. И огромное галок семейство,
Картаво ругаясь, шатается с места на место.
Обычный пейзаж! Так хотелось бы неторопливо
Писать, избегая наплыва
Обычного чувства пустого неверья
В себя, что всегда у поэтов под дверью
Смеётся в кулак и настойчиво трётся,
И чёрт его знает - откуда берётся!

Обычная осень! Писать, избегая неверья
В себя. Чтоб скрипели гусиные перья
И, словно гусей белоснежных станицы,
Летели исписанные страницы...
Но в доме, в котором живу я - четырёхэтажном, -
Есть множество окон. И в каждом
Виднеются лица:
Старухи и дети, жильцы и жилицы,
И смотрят они на мои занавески,
И переговариваются по-детски:
- О чём он там пишет? И чём он там дышит?
Зачем он так часто взирает на крыши,
Где мокрые трубы, и мокрые птицы,
И частых дождей торопливые спицы? -

А что, если вдруг постучат в мои двери
и скажут: - Прочтите.
Но только учтите,
Читайте не то, что давно нам известно,
А то, что не скучно и что интересно...
- А что вам известно?
- Что нивы красивы, что люди счастливы,
Любовь завершается браком,
И свет торжествует над мраком...
- Садитесь, прочту вам роман с эпилогом.
- Валяйте! - садятся в молчании строгом.
И слушают.
Он расстаётся с невестой.
(Соседка довольна. Отрывок прелестный.)
Невеста не ждёт его. Он погибает.
И зло торжествует. (Соседка зевает.)
Сосед заявляет, что так не бывает,
Нарушены, дескать, моральные нормы
И полный разрыв содержанья и формы...
- Постойте, постойте! Но вы же просили...
- Просили! И просьба останется в силе...
Но вы же поэт! К моему удивленью,
Вы не понимаете сути явлений,
По сути - любовь завершается браком,
А свет торжествует над мраком.
Сапожник Подмёткин из полуподвала,
Доложим, пропойца. Но этого мало
Для литературы. И в роли героя
Должны вы его излечить от запоя
И сделать счастливым супругом Глафиры,
Лифтёрши из сорок четвёртой квартиры.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
На улице осень... И окна. И в каждом окошке
Жильцы и жилицы, старухи, и дети, и кошки.
Сапожник Подмёткин играет с утра на гармошке.
Глафира выносит очистки картошки.
А может, и впрямь лучше было бы в мире,
Когда бы сапожник женился на этой Глафире?
А может быть, правда - задача поэта
Упорно доказывать это:
Что любовь завершается браком,
А свет торжествует над мраком.

Очень юношеское, конечно. И на сто пудов рассудочное. А вот поди ж ты...

Да чудесное стихотворение. Чем и поразительно.То есть я удивляюсь,что это Самойлов.и в то же время узнаю.

Неужели всю жизнь надо маяться!
А потом
от тебя
останется -
Не горшок, не гудок, не подкова,-
Может, слово, может, полслова -
Что-то вроде сухого листочка,
Тень взлетевшего с крыши стрижа
И каких-нибудь полглоточка
Эликсира,
который - душа.

Иная самойловская рассудочность всё-таки прекрасна
http://er3ed.qrz.ru/samoilov.htm#elegia

Ох, прочла. Нечестная какая-то статья. Неправдиво в чисто бытовых деталях.

Да у меня тоже был диссонанс, наверно желание автора судить и выдвигать сужденья, тут затемнили, суть, преобладали. Ну так не близкий мне взгляд, на Самойлова совершенно.
Скорее рассказывает о личности написавшего статью. Ну это интересно как так можно видеть.
А ошибочки,ошибочки стараюсь прощать.

Ужасно неточно о времени и о людях, и ужасно много себя. Покойный уж скорее смиренным грешником был,чем бронзовым праведником. И по части напитков, и по части женщин - а женщины ведь просто так не любят, прав Печорин. И без копейки сидел - хотя и бывали семьи, где по сравнению с его достатком был совсем край. Но Прибалатика не зря считалась заграницей для бедных - туда студенты за хорошей одеждой со стипендии катались, совсем уж небогатые - стопом.
И какое отсутствие духовной перспективы у того, кто написал:"И отправился в дорогу/Вверх по лунному лучу" и "Скрипку"? И какие благополучные отношения со временем у сказавшего: "Как валенок мёрзлый валяюсь в кювете" . Или вот это - "Та война, что меня уничтожит/Незаметно уже идёт". Куда уж страшнее.
А к стихам критик, похоже, просто глуховат. Не удивлюсь, если он и Слуцкого не слышит.

Да статья, на мой взгляд как раз и показывает, что вот такой рассудочностью как у автора.
Самойлова не уловить. В каждой второй строчке, просто мимо или прямо неверно.

Вот так он вырубил из Самойлова нужную ему статую и попытался, придать ей пристойный и существуещий вид. Но когда читая, вспоминаешь стихи, понимаешь. что автор статьи. сам себя опроверг.Дело даже не в деталях,все может быть правильно и логично,а получится бред.
Вся его якобы красивая конструкция рушится-поучительно.

уже много раз в ЖЖ цитировала, но не жалко еще раз.

В турбазе, недалеко от Тапы,
Был необычный ночной сторож.
Говорили, что ночью он пишет ноты
И в котельной играет на гобое.
Однажды мы с ним разговорились
О Глюке, о Моцарте и о Гайдне.
Сторож достал небольшой футлярчик
И показал мне гобой.
Гобой лежал, погруженный в бархат,
Разъятый на три неравные части,
Черный, лоснящийся и холеный,
Как вороные в серебряной сбруе.
Сторож соединил трубки,
И черное дерево инструмента
Отозвалось камергерскому блеску
Серебряных клапанов и регистров.
Я попросил сыграть. И сторож
Выдул с легкостью стеклодува
Несколько негромких пассажей...
Потом он стал в концертную позу
И заиграл легко, как маэстро,
Начало моцартовского квартета.
Но вдруг гобой задохнулся и пискнул.
И сторож небрежно сказал: "Довольно!".

Он не мог играть на гобое,
Потому что нутро у него было отбито
И легкие обожжены Сибирью.
Он отдышался и закурил...
Вот почему ночной сторож
Играет по ночам в котельной,
А не в каком-нибудь скромном джазе
Где-нибудь в загородном ресторане.

Благодарите судьбу, поэты,
За то, что вам не нужно легких,
Чтоб дуть в мундштук гобоя и флейты,
Что вам не нужно беглости пальцев,
Чтоб не спотыкаться на фортепиано,
Что вам почти ничего не нужно,
А все, что нужно,
Всегда при вас.

у. этого я не помнил

для меня оно одно из главных вообще.

А в молодости любила вот это:


БЕЛЫЕ СТИХИ

(Рембо в Париже)

Рано утром приходят в скверы
Одинокие злые старухи,
И скучающие рантьеры
На скамейках читают газеты.
Здесь тепло, розовато, влажно,
Город заспан, как детские щеки.
На кирпично-красных площадках
Бьют пожарные струи фонтанов,
И подстриженные газоны
Размалеваны тенью и солнцем.

В это утро по главной дорожке
Шел веселый и рыжий парень
В желтовато-зеленой ковбойке.
А за парнем шагала лошадь.
Эта лошадь была прекрасна,
Как бывает прекрасна лошадь -
Лошадь розовая и голубая,
Как дессу незамужней дамы,
Шея - словно рука балерины,
Уши - словно чуткие листья,
Ноздри - словно из серой замши,
И глаза азиатской рабыни.

Парень шел и у всех газировщиц
Покупал воду с сиропом,
А его белоснежная лошадь
Наблюдала, как на стакане
Оседает озон с сиропом.
Но, наверно, ей надоело
Наблюдать за веселым парнем,
И она отошла к газону
И, ступив копытом на клумбу,
Стала кушать цветы и листья,
Выбирая, какие получше.
- Кыш!- воскликнули все рантьеры.
- Брысь!- вскричали злые старухи. -
Что такое - шляется лошадь,
Нарушая общий порядок!-
Лошадь им ничего не сказала,
Поглядела долго и грустно
И последовала за парнем.

Вот и все - ничего не случилось,
Просто шел по улице парень,
Пил повсюду воду с сиропом,
А за парнем шагала лошадь...

Это странное стихотворенье
Посвящается нам с тобою.
Мы с тобой в чудеса не верим,
Оттого их у нас не бывает.

ИЗ ДЕТСТВА


Я -- маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поет мне: "Как ныне
Сбирается вещий Олег..."

Я слушаю песню и плачу,
Рыданье в подушке душу,
И слезы постыдные прячу,
И дальше, и дальше прошу.

Осеннею мухой квартира
Дремотно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира
Я, маленький, глупый, больной.

Давид Самойлов
Названья зим

У зим бывают имена.
Одна из них звалась Наталья.
И было в ней мерцанье, тайна,
И холод, и голубизна.

Еленою звалась зима,
И Марфою, и Катериной.
И я порою зимней, длинной
Влюблялся и сходил с ума.

И были дни, как шерсть и мех,
Как теплый пух зимы туманной…
А эту зиму звали Анной,
Она была прекрасней всех.

Не та беда, Борис Грибанов,
Что родился ты не от панов,
Что вполовину ты еврей
И чином не архиерей,
Что слава – ветхая заплата.
Беда, что денег маловато.

спасибо

Выбрать что-то одно очень сложно. Вот отрывок из поэмы "Цыганoвы".

...И Цыганов проснулся тяжело.
Открыл глаза. Ему в груди пекло.
Он выпил квасу, но не отлегло.
Пождал и понял: что-то с ним не так.
Сказал:
- Хозяйка, нынче я хвораю. -
С трудом оделся и пошел к сараю.
А там, в сарае, у него - лежак,
Где он любил болеть.
Кряхтя прилег
И папироску медленно зажег.
И начал думать. Начал почему-то
Про смерть: "А что такое жизнь - минута.
А смерть навеки - на века веков.
Зачем живем, зачем коней купаем,
Торопимся и все не успеваем?
И вот у всех людей удел таков."
И думал Цыганов:
"Зачем я жил?
Зачем я этой жизнью дорожил?
Зачем работал, не жалея сил?
Зачем дрова рубил, коней любил?
Зачем я пил, гулял, зачем дружил?
Зачем, когда так скоро песня спета?
зачем?"
и он не находил ответа.
Вошла хозяйка:
- Как тебе? -
А он:
- Печет в груди. - И рассказал ей сон.
Она сказала:
- Лошади ко лжи.
Ты поболей сегодня, полежи; -
Ушла. А он все думал:
"Как же это?
Зачем я жил? Зачем был молодой?
Зачем учился у отца и деда?
Зачем женился, строился, копил?
За чем я хлеб свой ел и воду пил?
И сына породил - зачем все это?
Зачем тогда земля, зачем планета?
Зачем?"
И он не находил ответа.
Был день. И в щели старого сарая
Пробилось солнце, на полу играя,
Сарай еще был пуст до Петрова.
И думал он:
"Зачем растет трава?
Зачем дожди идут, гудят ветра?
А осенью зачем шумит листва?
И снег зачем? Зачем зима и лето?
Зачем?"
И он не находил ответа.
В нем что-то стало таять, как свеча.
Вошла хозяйка.
- Не позвать врача?
- Я сам помру, - ответил ей, - ступай-ка,
Понадобится - позову, хозяйка. -
И вновь стал думать.
Солнце с высоты
Меж тем сошло. Дохнуло влажной тенью.
“Неужто только ради красоты
Живет за поколеньем поколенье -
И лишь она не поддается тленью?
И лишь она бессмысленно играет
В беспечных проявленьях естества?..”
И вот, такие обретя слова,
Вдруг понял Цыганов, что умирает...
...Когда под утро умер Цыганов,
Был месяц в небе свеж, бесцветен, нов;
И ветер вдруг в свои ударил бубны,
И клены были сумрачны и трубны.
Вскричал петух. Пастух погнал коров.
И поднялась заря из-за яров -
И разлился по белу свету свет.
Ему глаза закрыла Цыганова,
А после села возле Цыганова
и прошептала:
- Жалко, бога нет.

У меня в машине диск, там он читает куски этой поэмы, почему-то не всю.

спасибо

...производит глубокое...
Из книги отзывов

Заходите, пожалуйста. Это
Стол поэта. Кушетка поэта.
Книжный шкаф. Умывальник. Кровать.
Это штора - окно прикрывать.
Вот любимое кресло. Покойный
Был ценителем жизни спокойной.

Это вот безымянный портрет.
Здесь поэту четырнадцать лет.
Почему-то он сделан брюнетом.
(Все ученые спорят об этом.)
Вот позднейший портрет - удалой.
Он писал тогда оду "Долой"
И был сослан за это в Калугу.
Вот сюртук его с рваной полой -
След дуэли. Пейзаж "Под скалой".
Вот начало "Послания к другу".
Вот письмо: "Припадаю к стопам..."
Вот ответ: "Разрешаю вернуться..."
Вот поэта любимое блюдце,
А вот это любимый стакан.

Завитушки и пробы пера.
Варианты поэмы "Ура!"
И гравюра: "Врученье медали".
Повидали? Отправимся дале.

Годы странствий. Венеция. Рим.
Дневники. Замечанья. Тетрадки.
Вот блестящий ответ на нападки
И статья "Почему мы дурим".
Вы устали? Уж скоро конец.
Вот поэта лавровый венец -
Им он был удостоен в Тулузе.
Этот выцветший дагерротип -
Лысый, старенький, в бархатной блузе
Был последним. Потом он погиб.

Здесь он умер. На том канапе,
Перед тем прошептал изреченье
Непонятное: "Хочется пе..."
То ли песен. А то ли печенья?
Кто узнает, чего он хотел,
Этот старый поэт перед гробом!

Смерть поэта - последний раздел.
Не толпитесь перед гардеробом..

За городом. Давид Самойлов.



Тот запах вымытых волос,

Благоуханье свежей кожи!

И поцелуй в глаза, от слез

Соленые, и в губы тоже.

И кучевые облака,

Курчавящиеся над чащей.

И спящая твоя рука,

И спящий лоб, и локон спящий.

Повремени, певец разлук!

Мы скоро разойдемся сами.

Не разнимай сплетенных рук.

Не разлучай уста с устами




Ведь кучевые облака

Весь день курчавятся над чащей.

И слышится издалека

Дневной кукушки счет горчащий.

Не лги, не лги, считая дни,

Кукушка, - мы живем часами…

Певец разлук, повремени!

Мы скоро разойдемся сами.