Разные игры: под прессом хищников
"...хотел бы изложить два базовых тезиса, на которых строится мое понимание российского общества. Первый касается деинституционализации: Россия не то чтобы вовсе не имеет социальных институтов, но — близко к этому.

Второй тезис вытекает из первого: в деинституционализированной среде очень высоко ценится определенность, и баланс между определенностью и неопределенностью становится важнейшей ценностью при любом социальном взаимодействии. Это увеличивает относительное доверие к тем людям, которых можно считать нашими, или своими, и снижает доверие к тем, которые могут восприниматься как чужие, другие

весьма популярен миф о том, что россияне пассивны. Это неверно: россияне агрессивно неподвижны. Это вполне содержательное различие. Пассивных людей может быть трудно увлечь, но их можно относительно легко подтолкнуть. Агрессивно неподвижных людей
трудно сдвинуть с места в принципе, именно потому, что их неподвижность является рационально обоснованной стратегией. В среде,
где отсутствуют социальные институты, мало (или даже вообще нет) проторенных и воспроизводимых путей к успеху.

женщины в России в среднем значительно лучше справляются с обстоятельствами, чем мужчины.

в России изобилие природных ресурсов и связанных с ними рентных потоков служит своего рода буфером. Благодаря рентным
потокам власти и население могут сосуществовать друг с другом, находясь в состоянии взаимно приемлемого «развода»

в современной России стремительно развиваются индивидуальные стратегии формирования идентичности. В Москве, и не только здесь, можно найти приверженцев любых веяний моды, направлений научной мысли, политических и социальных пристрастий и экономических идей, существующих в мире в целом. Молодые, образованные, динамичные и мобильные россияне, как и многие их соотечественники постарше, чувствуют себя частью глобальной среды, пожалуй, не в меньшей степени, чем локальной.

Наиболее систематическая
аргументация в пользу того, что развитие
России определяется предшествующей
исторической траекторией (path dependency),
была предложена Олегом Хархординым,
Юрием Афанасьевым и Ричардом Пайпсом.
Независимо друг от друга они утверждают,
что православная церковь и абсолютистские
и патримониальные модели социальных
взаимодействий «уходят корнями в неспо-
собность российской государственности раз-
виваться от частного к общественным инсти-
тутам» (так пишет Пайпс) и, таким образом,
порождают не консолидацию общества, а,
по выражению Хархордина, диффузию граж-
данской жизни.

российские граждане в своих решениях неизбежно исходят из факторов, действующих здесь и сейчас, и получается так, что именно
эта сиюминутность придает смысл прошлому и формирует будущее.

Чарльз Тилли задается вопросом: «как члены доверительных сетей (trust network) защищают себя и свои ресурсы от разграбления». Этот вопрос особенно актуален для России, где рейдерство стало доминирующей стратегией некоторых элитных групп. Ответ он находит путем широкого сравнительного исследования — защиту обеспечивает сочетание трех стратегий: «стратегия скрытности укрепляет границу между “своими” и посторонними путем утаивания и обмана. Стратегия отношений клиент—патрон… строится на покро-
вительстве некоего обладающего властью патрона, который обеспечивает, обычно за весьма приличную мзду, защиту от других
потенциальных грабителей. Притворство предполагает некоторый, минимально необходимый уровень согласия с требованиями и инструкциями правителей, чтобы избежать жесткого контроля и экспроприации»

По сути, все эти стратегии представляют собой бегство от политики, потому что в системе, где они практикуются, политика — это игры хищников. Иными словами, то, что мы наблюдаем в России, можно интерпретировать как естественную реакцию и на правила поведения, работающие против сообщества и способствующие авторитаризму, и на способы реализации этого авторитарного правления. В таких условиях демократизация может быть описана как реинтеграция граждан в политику путем восстановления значимого политического сообщества"

Природа неподвижности российского общества
Самюэль Грин
http://carnegieendowment.org/files/ProetContra%5F51%5F6%2D19%5Fall%2Epdf

--------------
Интересно тут с этой бьющей фразой: те, кто занимаются политикой - хищники.
Два сообщества одно над другим. Внизу мелочь пузатая, там свои игры, даже немного друг друга непрерывно кушают, но это повседневные такие мелочные игры тиранчиков. А сверху - сообщество крупных ребят, там много хищников, они едят крупные свои жертвы, всяких олигархов, а те по отношению к пузатой мелочи под ногами тоже хищники - поедают эту мелочевку, хотя для них это подножный корм и трава, тут и хищничества нет - ну, прожевали да выгадили, ни крови, ни сопротивления - просто глотают целиком.
Это точно ситуация двух наземных сообществ - одно состоит из растений и насекомых, прочих беспозвоночных, этакая почвенная фауна, вместе с растениями у них свои игры в биоценозы и устойчивость. И над ними ходят и пасутся-охотятся гиганты - это мир позвоночных. Звери-птицы.
Как это пришло в голову - можно подумать, какие там бывают варианты.

Это всё проговаривать долго, но, может быть, некоторые сразу поймут.
Там суть в том, что все эти рецепты насчет западных волнений про институты - это игры в верхней лиге, среди крупных хищников. У нас они не идут и получается затык.
Однако можно подумать, какие игры возможны вообще только в нижней лиге, без верхней. Запад об этих играх знает не так много - у них между лигами налажено взаимодействие, они хуже представляют, что может быть как автономная игра в каждой лиге.