|
|
Пишет ivanov_petrov (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} ivanov_petrov)@ 2005-10-07 13:03:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Политические и экономические системы, состоящие из неосведомленных граждан (5)
По ту сторону повседневности
Идея, что люди должны изучать мир для того, чтобы управлять им,
играла очень незначительную роль в политической мысли
Липпман, 2004 с. 299
Имеются весомые основания полагать, что современное общество в существенных своих чертах определяется механизмами равенства – выборами, рынком и образованием. Каждый из этих механизмов мыслился ранее как механизм обратной связи, увеличивающий устойчивость общественного устройства путем корректировки управленческих решений «низовыми» элементами-гражданами, имеющими дело с конкретными приложениями «вышестоящих» решений . До середины ХХ века существовало убеждение, что недостаточная осведомленность, мешающая гражданам принимать активное участие в политическом процессе, должна преодолеваться просвещением и образованием – то есть граждане должны стать иными.
Механизмы равенства в современном обществе не функционируют по принципу отрицательной обратной связи, хотя идеологически еще маскируются, как будто они устроены в соответствии с этим принципом. Механизмы равенства представляют собой в таком своем качестве рудименты массового общества XIX века. Они видоизменены специальными «приставками», которые позволяют этим механизмам эффективно работать в современном обществе. Характер «приставок» указывает, как будут изменяться эти основные общественные механизмы в будущем (смена эгалитарных механизмов элитарными).
К механизму всеобщих равных выборов, которые при последовательном проведении давали бы случайный (относительно устройства системы) ответ, присоединен механизм, который называют «политтехнологией», «медиатехнологией». Масс-медиа определяют параметры общественного мнения и тем самым упорядочивают такие общественные функции, как голосования, референдумы, выборы. Вместо шума, производимого множеством неосведомленных граждан (и катастрофических положительных обратных связей), масс-медиа (вместе с партийно-политической системой) формируют осмысленный «сигнал», смысл которого в обозначении мнения господствующей элиты. Выборы служат в качестве усилителя сигнала медиа, благодаря этому усилению более сильная на данный момент группа элиты может придти к власти без прямой борьбы с представителями прежней элиты. Липпман по этому поводу пишет: «Они <федералисты – Г.Л.> не видели никакого другого пути заменить «кровавую работу меча» на «умеренное влияние государственных чиновников», кроме как изобрести хитрый механизм нейтрализации права общин устанавливать собственные законы» (Липпман, 2004, с. 266).
Точно так же рынок, который все еще иногда мыслится как самоуправляемая система, имеющая дело с равными потребностями потребителей, выполняет совсем иные функции: рынок является усилителем слабых информационных сигналов, которые «испускаются» ведущими игроками. Такими сигналами служит набор «неклассических реакций» на рынке – вмешательство государства, сговор, олигополия, роль институтов и т.д. Эти неклассические реакции действительно не позволяют рынку функционировать по классической модели (что справедливо утверждают либертарианцы) и делают рынок управляемым и относительно устойчивым – в меру разумности таких сигналов. Решения неосведомленных потребителей здесь не являются содержательным ресурсом, это лишь механизм усиления мнений ведущих экономических групп. Более здоровое устройство экономики предполагает отсутствие внешнего вмешательства. Но дело в том, что отдельные акторы хозяйственной жизни должны быть устроены иначе, чтобы экономика, потеряв внешний регулятор, осталась тем не менее устойчивой.
Третий механизм равенства – образование – определяется нуждами унификации и социализации граждан. Будучи предоставлен собственным импульсам, образовательный механизм реорганизовал бы сферу культуры на принципах свободы и творчества. Однако, будучи подконтролен государственной и экономической сферам, такой свободный творческий механизм вносил бы неупорядоченность в существующее ныне общественное устройство. Для ликвидации этой неупорядоченности образование сейчас лишено свойственных ему черт и поставлено в прямую зависимость от государственного управления и экономического давления, что и позволяет ему работать как механизму, унифицирующему (и специализирующему) граждан.
Тем самым общество, устроенное (или считающее себя устроенным) в соответствии с «принципом Липпмана» (концепция общественного долга), которое возлагает на граждан определенные обязательства, нагрузки, необходимые для хорошего функционирования социальных институтов – это общество сменилось (сменяется еще до сих пор) иным, которое представляет собой в идеале конструкт, состоящий из «пассивных граждан». Это «иное общество» не требует от гражданина быть кем-то, кем он пока не является. Возникающее новое общество требует умелых конструкторов, которые могли бы собрать из некомпетентных и пассивных граждан социальные конструкции, успешно функционирующие, обеспечивающие максимальное благо для наибольшего числа людей, устойчивые и застрахованные от тирании. Это совсем иной идеал, нежели тот, в соответствии с которым разрабатывались «механизмы равенства» - что вовсе не означает, что новое общество объявит себя обществом элитарным. Создание нового общественного идеала – общества-конструкта, состоящего из «негодных» граждан (как это говорилось в кибернетике 60-х – устойчивые системы из неустойчивых элементов) – произошло, поскольку ХХ век дал понять, что на собственные усилия граждан в деле общественного благосостояния рассчитывать нельзя. То есть одним из самых важных уроков, вынесенных политической наукой из событий ХХ века, стало представление об изначальном зле человеческой природы (противоположность руссоизму, на котором основывались идеи равенства XIX века). Людям нельзя доверять влияние на общественное устройство, так формулируется урок ХХ века, - и профессионалы, озабоченные устройством общества, принялись искать способы построения институтов, не апеллирующих к уровню развития гражданина. Однако найденный вариант устройства общества оказался не обществом равенства, а обществом элит.
Между тем возможен и иной ход мысли, иной социальный проект, который утверждает, что искажения в функционировании общества происходят из-за неправильного использования его частей. Например, образование и всю сферу культуры приходится насильственно унифицировать, чтобы уменьшить дестабилизирующее влияние некомпетентности на политический и экономический механизмы. В высказывании Корнфорта только доля шутки: «Римский меч никогда не завоевал бы мир, если бы грандиозная фабрика римского права не позаботилась о том, чтобы римлянин не мыслил самостоятельно. Таким же образом и Британская империя является закономерным результатом школьной и университетской дисциплины и церковных правил» (Cornford, 1929, p. 11).
Вместо унификации образования через подчинение его государству можно было бы автономизировать сферу культуры, отделить ее от государственного управления, предоставляя культуре возможность свободного развития - и тем самым избавиться от дестабилизирующих влияний, но совсем другим путем. Сама проблема – выпускаемые образовательными институтами массы некомпетентных (за пределами их специализации) граждан, - возникла как раз из-за вмешательства стандартизирующих механизмов равенства в сферу культуры. Другой пример неправильно функционирующего института – современный суд, который мыслится как аппарат политико-правовой сферы. Между тем к правовой системе относятся законы, само же судебное действие есть один из механизмов культуры. Поэтому современному обществу приходится либо, оставляя суд целиком в сфере права, автоматизировать деятельность судьи (тренд, прослеживаемый в американском судопроизводстве: Кристи, 2001), либо отказаться от неверного отнесения суда целиком в сферу права и отладить механизм взаимодействия в судебном процессе действия равноприменимых законов, исходящих из сферы права, и действий судей, применяющих эти законы к принципиально неуравниваемым человеческим личностям.
Ларри Зидентоп (2004) завершает свою книгу «Демократия в Европе» формулировкой основной угрозы для Европы: наступление экономического либерализма (наиболее развитого в США) приведет к стиранию исторической памяти Европы, разрушит сложные общественные механизмы, которые обеспечивают европейскую идентичность. Зидентоп опасается, что в результате этого разрушения в Европе могут возобладать этатистские тенденции, связанные с разрушением демократии в пользу централистских тенденций, обеспечивающих власть элит. Причины этого разрушительного действия не вскрыты Зидентопом в полном объеме, так как он занимается политическими и экономическими проблемами, игнорируя культурные. Между тем «историческая память» Европы заключена не в политических формах европейской демократии (вряд ли превосходящих американские образцы), а в формах культуры, которые питают политические и правовые традиции в Европе. Распространение механизмов равенства на неподходящие сферы ведет к тому, что обратные влияния искажают и разрушают равенство и демократию в собственном их поле (правовом). Как ни парадоксально, но сохранение и укрепление равенства, либерализма, демократии в государственно-правовой сфере должно обеспечиваться установлением свободы (в том числе, от уравнивания) в сфере культуры – в частности, в избавлении сферы образования от государственного контроля. При этом граждане будут менее специализированными и более разнообразными, что приведет к появлению общественной среды, менее зависимой от элитарных механизмов формирования общественного мнения. Специализация знаний (обеспечиваемая государственным стандартом образования) ведет к резкому различию элиты (специалистов в данном вопросе) и прочих граждан, вполне некомпетентных. Свободное образование приведет к большей степени универсализма и снижению массовой некомпетентности, что позволит институтам демократического общества функционировать в полном объеме.
Литература.
Вахрушев А.А., Раутиан А.С. 1993. Исторический подход к экологии сообществ. // Журнал общей биологии, т. 54, № 5.
Вебер М. 1990. Политика как призвание и профессия // Избранные произведения. М. Прогресс. С. 644-670.
Вебер М. 1992. О буржуазной демократии в России // Социологические исследования. N3. С. 130-134.
Дай Т., Зиглер Л. 1984. Демократия для элиты. М. Юридическая литература.
Грамши А. 1991. Возникновение интеллигенции / Искусство и политика. Т. 1. М.: Искусство.
Жерихин В.В. 2003. Избранные труды по палеоэкологии и филоценогенетике. М.
Жерихин В.В., Раутиан А.С. 1999. Кризисы в биологической эволюции. – Анатомия кризисов. М.
Зидентоп Л. 2004. Демократия в Европе. М. Логос.
Каландадзе Н.Н., Раутиан А.С. 1992. Эвристическая модель эволюции сообщества и его таксономического и экологического разнообразия. / Юрцев Б.А. (ред.). Биологическое разнообразие: подходы к изучению и сохранению. СПб.
Каландадзе Н.Н., Раутиан А.С. 1993. Юрский экологический кризис сообщества наземных тетрапод и эвристическая модель сопряженной эволюции сообщества и биоты. / Проблемы доантропогенной эволюции биосферы. М.
Кристи Н. 2001. Борьба с преступностью как индустрия. Вперед, к Гулагу западного образца. М. РОО Центр содействия реформе уголовного правосудия.
Липпман У. 2004. Общественное мнение. М.: Институт Фонда «Общественное мнение». (Lippmann W. 1946. Public Opinion. New York: Penguin.)
Любарский Г.Ю. 2004а. Теория динамики сложной социальной системы. I. // Полис. N 2. 41-50.
Любарский Г.Ю. 2004б. Теория динамики сложной социальной системы. II. // Полис. N 3.
Любарский Г.Ю. 2004в. Социальная антисистема: взаимодействие ядра и дырок // Русский исторический журнал. [в печати]
Мигранян А.М. 1989. Плебисцитарная теория демократии Макса Вебера и современный политический процесс // Вопросы философии. N6. С. 148-158.
Миллс Р. 1959. Властвующая элита. М. Иностранная литература.
Моска Г. 1994. Правящий класс // Социологические исследования. N10. С. 187-198.
Парето В. 1996. Трансформация демократии // Западно-европейская социология XIX-начала ХХ веков // Под ред. В.И. Добренькова. М. Международный университет бизнеса и управления. С. 155-166.
Парето В. 1997. Компендиум по общей социологии // Антология мировой политической мысли. В 5 тт. М. Мысль. Т. 2. С. 59-67.
Петров М.К. 2004. История Европейской культурной традиции и ее проблемы. М.
Раутиан А.С. 2003. Апология сравнительного метода. / Любищев и проблемы формы, эволюции и систематики организмов. М.
Раутиан А.С., Жерихин В.В. 1997. Модели филоценогенеза и уроки экологических кризисов геологического прошлого. // Журнал общей биологии, т. 58, № 4.
Роузфилд С. 2004. Сравнительная экономика стран мира. Культура, богатство и власть в XXI веке. М.: МГИМО. 432 с.
Сен А. 2004. Развитие как свобода. М.
Умов В.И. 1993. Российский средний класс: социальная реальность и политический фактор. // Полис. N 4.
Фридмен Т. 2003. Lexus и олива. ИД «Весь». СПб.
Хабермас Ю. 1995. Демократия, разум, нравственность. М. Academia.
Хабермас Ю. 2001. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб. Наука.
Шумпетер Й. 1995. Капитализм, социализм, демократия. М. Экономика.
Шютц А. 2003. Смысловая структура повседневного мира: очерки по феноменологической социологии. М.: Институт Фонда «Общественное мнение».
Цаллер Дж. 2004. Происхождение и природа общественного мнения. М.: Институт Фонда «Общественное мнение».
Bachrach P. 1980. The theory of democratic elitism: A critique. N.Y.: University Press of America.
Bottomore T. 1993. Elites and society. 2nd edition. London: Routledge.
Cornford F.M. 1929. Microcosmographia Academica Being a Guide for the Young Academic Polotician. Cambridge.
Held D. 1987. Models of democracy. Cambridge: Polity Press.
Katz R.L. 1988. The Information Society: An International Perspective. N.Y.
Machlup F. 1962. The Production and Distribution of Knowledge in the United States. Princeton, N.J., Princeton University Press.
Masuda Y. 1981. The Information Society as Post-Industrial Society. Washington.
Mommsen W. 1992. The political and social theory of Max Weber. Chicago: Chicago Univ. Press.
Rosanvallon P. 1988. The Decline of Social Visibility // Civil Society and the State. New European Perspectives. Ed. by J. Keane. L.-N.Y. Verso. P. 216-220.
Sartori G. 1987. The theory of democracy revisited. Chatham (N.Y.): Chatham House Publishers.
Stonier T. 1983. The Wealth of Information. London.
По ту сторону повседневности
Идея, что люди должны изучать мир для того, чтобы управлять им,
играла очень незначительную роль в политической мысли
Липпман, 2004 с. 299
Имеются весомые основания полагать, что современное общество в существенных своих чертах определяется механизмами равенства – выборами, рынком и образованием. Каждый из этих механизмов мыслился ранее как механизм обратной связи, увеличивающий устойчивость общественного устройства путем корректировки управленческих решений «низовыми» элементами-гражданами, имеющими дело с конкретными приложениями «вышестоящих» решений . До середины ХХ века существовало убеждение, что недостаточная осведомленность, мешающая гражданам принимать активное участие в политическом процессе, должна преодолеваться просвещением и образованием – то есть граждане должны стать иными.
Механизмы равенства в современном обществе не функционируют по принципу отрицательной обратной связи, хотя идеологически еще маскируются, как будто они устроены в соответствии с этим принципом. Механизмы равенства представляют собой в таком своем качестве рудименты массового общества XIX века. Они видоизменены специальными «приставками», которые позволяют этим механизмам эффективно работать в современном обществе. Характер «приставок» указывает, как будут изменяться эти основные общественные механизмы в будущем (смена эгалитарных механизмов элитарными).
К механизму всеобщих равных выборов, которые при последовательном проведении давали бы случайный (относительно устройства системы) ответ, присоединен механизм, который называют «политтехнологией», «медиатехнологией». Масс-медиа определяют параметры общественного мнения и тем самым упорядочивают такие общественные функции, как голосования, референдумы, выборы. Вместо шума, производимого множеством неосведомленных граждан (и катастрофических положительных обратных связей), масс-медиа (вместе с партийно-политической системой) формируют осмысленный «сигнал», смысл которого в обозначении мнения господствующей элиты. Выборы служат в качестве усилителя сигнала медиа, благодаря этому усилению более сильная на данный момент группа элиты может придти к власти без прямой борьбы с представителями прежней элиты. Липпман по этому поводу пишет: «Они <федералисты – Г.Л.> не видели никакого другого пути заменить «кровавую работу меча» на «умеренное влияние государственных чиновников», кроме как изобрести хитрый механизм нейтрализации права общин устанавливать собственные законы» (Липпман, 2004, с. 266).
Точно так же рынок, который все еще иногда мыслится как самоуправляемая система, имеющая дело с равными потребностями потребителей, выполняет совсем иные функции: рынок является усилителем слабых информационных сигналов, которые «испускаются» ведущими игроками. Такими сигналами служит набор «неклассических реакций» на рынке – вмешательство государства, сговор, олигополия, роль институтов и т.д. Эти неклассические реакции действительно не позволяют рынку функционировать по классической модели (что справедливо утверждают либертарианцы) и делают рынок управляемым и относительно устойчивым – в меру разумности таких сигналов. Решения неосведомленных потребителей здесь не являются содержательным ресурсом, это лишь механизм усиления мнений ведущих экономических групп. Более здоровое устройство экономики предполагает отсутствие внешнего вмешательства. Но дело в том, что отдельные акторы хозяйственной жизни должны быть устроены иначе, чтобы экономика, потеряв внешний регулятор, осталась тем не менее устойчивой.
Третий механизм равенства – образование – определяется нуждами унификации и социализации граждан. Будучи предоставлен собственным импульсам, образовательный механизм реорганизовал бы сферу культуры на принципах свободы и творчества. Однако, будучи подконтролен государственной и экономической сферам, такой свободный творческий механизм вносил бы неупорядоченность в существующее ныне общественное устройство. Для ликвидации этой неупорядоченности образование сейчас лишено свойственных ему черт и поставлено в прямую зависимость от государственного управления и экономического давления, что и позволяет ему работать как механизму, унифицирующему (и специализирующему) граждан.
Тем самым общество, устроенное (или считающее себя устроенным) в соответствии с «принципом Липпмана» (концепция общественного долга), которое возлагает на граждан определенные обязательства, нагрузки, необходимые для хорошего функционирования социальных институтов – это общество сменилось (сменяется еще до сих пор) иным, которое представляет собой в идеале конструкт, состоящий из «пассивных граждан». Это «иное общество» не требует от гражданина быть кем-то, кем он пока не является. Возникающее новое общество требует умелых конструкторов, которые могли бы собрать из некомпетентных и пассивных граждан социальные конструкции, успешно функционирующие, обеспечивающие максимальное благо для наибольшего числа людей, устойчивые и застрахованные от тирании. Это совсем иной идеал, нежели тот, в соответствии с которым разрабатывались «механизмы равенства» - что вовсе не означает, что новое общество объявит себя обществом элитарным. Создание нового общественного идеала – общества-конструкта, состоящего из «негодных» граждан (как это говорилось в кибернетике 60-х – устойчивые системы из неустойчивых элементов) – произошло, поскольку ХХ век дал понять, что на собственные усилия граждан в деле общественного благосостояния рассчитывать нельзя. То есть одним из самых важных уроков, вынесенных политической наукой из событий ХХ века, стало представление об изначальном зле человеческой природы (противоположность руссоизму, на котором основывались идеи равенства XIX века). Людям нельзя доверять влияние на общественное устройство, так формулируется урок ХХ века, - и профессионалы, озабоченные устройством общества, принялись искать способы построения институтов, не апеллирующих к уровню развития гражданина. Однако найденный вариант устройства общества оказался не обществом равенства, а обществом элит.
Между тем возможен и иной ход мысли, иной социальный проект, который утверждает, что искажения в функционировании общества происходят из-за неправильного использования его частей. Например, образование и всю сферу культуры приходится насильственно унифицировать, чтобы уменьшить дестабилизирующее влияние некомпетентности на политический и экономический механизмы. В высказывании Корнфорта только доля шутки: «Римский меч никогда не завоевал бы мир, если бы грандиозная фабрика римского права не позаботилась о том, чтобы римлянин не мыслил самостоятельно. Таким же образом и Британская империя является закономерным результатом школьной и университетской дисциплины и церковных правил» (Cornford, 1929, p. 11).
Вместо унификации образования через подчинение его государству можно было бы автономизировать сферу культуры, отделить ее от государственного управления, предоставляя культуре возможность свободного развития - и тем самым избавиться от дестабилизирующих влияний, но совсем другим путем. Сама проблема – выпускаемые образовательными институтами массы некомпетентных (за пределами их специализации) граждан, - возникла как раз из-за вмешательства стандартизирующих механизмов равенства в сферу культуры. Другой пример неправильно функционирующего института – современный суд, который мыслится как аппарат политико-правовой сферы. Между тем к правовой системе относятся законы, само же судебное действие есть один из механизмов культуры. Поэтому современному обществу приходится либо, оставляя суд целиком в сфере права, автоматизировать деятельность судьи (тренд, прослеживаемый в американском судопроизводстве: Кристи, 2001), либо отказаться от неверного отнесения суда целиком в сферу права и отладить механизм взаимодействия в судебном процессе действия равноприменимых законов, исходящих из сферы права, и действий судей, применяющих эти законы к принципиально неуравниваемым человеческим личностям.
Ларри Зидентоп (2004) завершает свою книгу «Демократия в Европе» формулировкой основной угрозы для Европы: наступление экономического либерализма (наиболее развитого в США) приведет к стиранию исторической памяти Европы, разрушит сложные общественные механизмы, которые обеспечивают европейскую идентичность. Зидентоп опасается, что в результате этого разрушения в Европе могут возобладать этатистские тенденции, связанные с разрушением демократии в пользу централистских тенденций, обеспечивающих власть элит. Причины этого разрушительного действия не вскрыты Зидентопом в полном объеме, так как он занимается политическими и экономическими проблемами, игнорируя культурные. Между тем «историческая память» Европы заключена не в политических формах европейской демократии (вряд ли превосходящих американские образцы), а в формах культуры, которые питают политические и правовые традиции в Европе. Распространение механизмов равенства на неподходящие сферы ведет к тому, что обратные влияния искажают и разрушают равенство и демократию в собственном их поле (правовом). Как ни парадоксально, но сохранение и укрепление равенства, либерализма, демократии в государственно-правовой сфере должно обеспечиваться установлением свободы (в том числе, от уравнивания) в сфере культуры – в частности, в избавлении сферы образования от государственного контроля. При этом граждане будут менее специализированными и более разнообразными, что приведет к появлению общественной среды, менее зависимой от элитарных механизмов формирования общественного мнения. Специализация знаний (обеспечиваемая государственным стандартом образования) ведет к резкому различию элиты (специалистов в данном вопросе) и прочих граждан, вполне некомпетентных. Свободное образование приведет к большей степени универсализма и снижению массовой некомпетентности, что позволит институтам демократического общества функционировать в полном объеме.
Литература.
Вахрушев А.А., Раутиан А.С. 1993. Исторический подход к экологии сообществ. // Журнал общей биологии, т. 54, № 5.
Вебер М. 1990. Политика как призвание и профессия // Избранные произведения. М. Прогресс. С. 644-670.
Вебер М. 1992. О буржуазной демократии в России // Социологические исследования. N3. С. 130-134.
Дай Т., Зиглер Л. 1984. Демократия для элиты. М. Юридическая литература.
Грамши А. 1991. Возникновение интеллигенции / Искусство и политика. Т. 1. М.: Искусство.
Жерихин В.В. 2003. Избранные труды по палеоэкологии и филоценогенетике. М.
Жерихин В.В., Раутиан А.С. 1999. Кризисы в биологической эволюции. – Анатомия кризисов. М.
Зидентоп Л. 2004. Демократия в Европе. М. Логос.
Каландадзе Н.Н., Раутиан А.С. 1992. Эвристическая модель эволюции сообщества и его таксономического и экологического разнообразия. / Юрцев Б.А. (ред.). Биологическое разнообразие: подходы к изучению и сохранению. СПб.
Каландадзе Н.Н., Раутиан А.С. 1993. Юрский экологический кризис сообщества наземных тетрапод и эвристическая модель сопряженной эволюции сообщества и биоты. / Проблемы доантропогенной эволюции биосферы. М.
Кристи Н. 2001. Борьба с преступностью как индустрия. Вперед, к Гулагу западного образца. М. РОО Центр содействия реформе уголовного правосудия.
Липпман У. 2004. Общественное мнение. М.: Институт Фонда «Общественное мнение». (Lippmann W. 1946. Public Opinion. New York: Penguin.)
Любарский Г.Ю. 2004а. Теория динамики сложной социальной системы. I. // Полис. N 2. 41-50.
Любарский Г.Ю. 2004б. Теория динамики сложной социальной системы. II. // Полис. N 3.
Любарский Г.Ю. 2004в. Социальная антисистема: взаимодействие ядра и дырок // Русский исторический журнал. [в печати]
Мигранян А.М. 1989. Плебисцитарная теория демократии Макса Вебера и современный политический процесс // Вопросы философии. N6. С. 148-158.
Миллс Р. 1959. Властвующая элита. М. Иностранная литература.
Моска Г. 1994. Правящий класс // Социологические исследования. N10. С. 187-198.
Парето В. 1996. Трансформация демократии // Западно-европейская социология XIX-начала ХХ веков // Под ред. В.И. Добренькова. М. Международный университет бизнеса и управления. С. 155-166.
Парето В. 1997. Компендиум по общей социологии // Антология мировой политической мысли. В 5 тт. М. Мысль. Т. 2. С. 59-67.
Петров М.К. 2004. История Европейской культурной традиции и ее проблемы. М.
Раутиан А.С. 2003. Апология сравнительного метода. / Любищев и проблемы формы, эволюции и систематики организмов. М.
Раутиан А.С., Жерихин В.В. 1997. Модели филоценогенеза и уроки экологических кризисов геологического прошлого. // Журнал общей биологии, т. 58, № 4.
Роузфилд С. 2004. Сравнительная экономика стран мира. Культура, богатство и власть в XXI веке. М.: МГИМО. 432 с.
Сен А. 2004. Развитие как свобода. М.
Умов В.И. 1993. Российский средний класс: социальная реальность и политический фактор. // Полис. N 4.
Фридмен Т. 2003. Lexus и олива. ИД «Весь». СПб.
Хабермас Ю. 1995. Демократия, разум, нравственность. М. Academia.
Хабермас Ю. 2001. Вовлечение другого. Очерки политической теории. СПб. Наука.
Шумпетер Й. 1995. Капитализм, социализм, демократия. М. Экономика.
Шютц А. 2003. Смысловая структура повседневного мира: очерки по феноменологической социологии. М.: Институт Фонда «Общественное мнение».
Цаллер Дж. 2004. Происхождение и природа общественного мнения. М.: Институт Фонда «Общественное мнение».
Bachrach P. 1980. The theory of democratic elitism: A critique. N.Y.: University Press of America.
Bottomore T. 1993. Elites and society. 2nd edition. London: Routledge.
Cornford F.M. 1929. Microcosmographia Academica Being a Guide for the Young Academic Polotician. Cambridge.
Held D. 1987. Models of democracy. Cambridge: Polity Press.
Katz R.L. 1988. The Information Society: An International Perspective. N.Y.
Machlup F. 1962. The Production and Distribution of Knowledge in the United States. Princeton, N.J., Princeton University Press.
Masuda Y. 1981. The Information Society as Post-Industrial Society. Washington.
Mommsen W. 1992. The political and social theory of Max Weber. Chicago: Chicago Univ. Press.
Rosanvallon P. 1988. The Decline of Social Visibility // Civil Society and the State. New European Perspectives. Ed. by J. Keane. L.-N.Y. Verso. P. 216-220.
Sartori G. 1987. The theory of democracy revisited. Chatham (N.Y.): Chatham House Publishers.
Stonier T. 1983. The Wealth of Information. London.
