От натуральной философии к гуманитарным наукам
Наука сейчас (всё ещё?) является доминирующей формой культуры. Она огромна, необъятна, непроходима…. Нет того, кто смог бы пройти её не то что «вширь», а даже и «в длину» - от «первых» наук к «последним». Опыт таких – хотя бы частичных – «проходок» очень интересен. И самым тяжелым является участок между натуральной философией и гуманитарией.

В данном рассуждении я буду называть натуральной философией физику, химию и прилежащие области точного естествознания. Еще раньше их лежит область математических наук – но переход от них к натуральной философии сравнительно легок. К этому же флангу примыкают многочисленные прикладные математические и инженерные науки. К гуманитарии я в данном тексте буду относить огромную область гуманитарных и общественных наук – от психологии до истории, филологии и прочей культурологии. За ними лежат области, уже и науками не называемые – философия.

Между математическими науками и натуральной философией располагается очень трудный барьер, который, однако, легко преодолевается. Математика есть область знания, где человек извлекает сведения из своей внутренней жизни, из работы сознания. Отсюда особенно тесное сродство математика с результатами его труда – лучше всего мы понимаем то, что сделали сами, и нет вещи в мире, более прозрачной и в большей степени сделанной до конца, чем математическая мысль.

Барьер, о котором шла речь, заключается в переходе от внутреннего переживания математической мысли к миру внешних феноменов. Эта трудность обычно формулируется как проблема «непостижимой эффективности математики». Барьер этот в самом деле очень высок и понимание его крайне затруднительно, но ученый его проходит легко – именно в силу «непостижимости». Достаточно не ломать себе голову по поводу природы барьера – и можно спокойно применять математическое мышления для познания внешних феноменов, которые устроены столь приятным образом, что чем больше математики заключает в себе некая область знания, тем более гладко в ней обстоят дела.

Совсем другого характера преграда отделяет натурфилософа от области гуманитарных дисциплин. Когда натурфилософ начинает интересоваться гуманитарной литературой, его прежде всего поражает чудовищное количество воды в текстах. Даже из лучших и признанных классическими её приходится отжимать вёдрами, что говорить о средних… Этот опыт «водянистой гуманитарии» очень тягостен – и на этом этапе многие натурфилософы и заканчивают свое знакомство с областью, где «слишком много болтают попусту».

Если же интерес к проблеме достаточно силен, натурфилософ свыкается со стилем братьев по разуму и научается видеть, где находится «настоящая вода», а где – раствор ранее неотличимой консистенции, но тем не менее представляющий собой то, что в этой области знаний именуют «рассуждениями» и даже «доказательствами».

Продвинувшись так далеко, натурфилософ обычно прочитывает некоторое количество классических обзоров и знакомится с некоторыми первоисточниками. Теперь он лучше представляет себе данную гуманитарную науку – и, конечно, у него рождается масса идей о том, как ее можно усовершенствовать.

Продолжая разбираться, он наталкивается на следующую стену. Выясняется, что не существует нормальных методов проверки гуманитарного знания. Одни и те же факты разные ученые могут трактовать по-разному; не выделена область элементарных фактов, относительно которых можно было бы договориться; не существует единиц сравнения и измерения, что делает пустыми все попытки математизированного описания.

Натурфилософ понимает, что в данной области управляют интерпретации, симпатии и антипатии, предчувствия и интерес. Даже весьма разболтанные критерии научности, которыми руководствуются натурфилософы в реальном исследовании, оказываются образцом точности и ясности по сравнению с мутными «дискурсами» гуманитариев. На этой стадии натурфилософы обычно отказываются дальше следовать за гуманитариями – начинают собственные любительские работы по интересующему их вопросу, оставляют гуманитарные интересы в качестве хобби – или, если судьба так распорядилась, становятся «настоящими» гуманитариями, играют в заведенные от века игры, внутренне зная, что это не наука, а такая игрушка в «кто кому друг».

Это положение дел не случайно. Гуманитарные науки качественно отличаются от натуральной философии. Чтобы обозначить эту качественную границу, можно сказать следующее. Естественной позицией ученого в области натуральной философии является агностицизм. Ученый не должен привносить в познание никаких личных моментов. По сути, его позиция – рецептивная. Я понимаю, что это мало вяжется с обычным представлением о творчестве настоящего ученого, - эта «рецептивность», пассивность познания становится очевидной не как таковая, а лишь при сравнении с иными науками.

В гуманитарной области характер исследуемого материала требует иного. Здесь недостаточно использовать те привычки познания, которые приносят успех в натуральной философии. Собственно, это очень легко понять. Наука сейчас является демократическим институтом, и одни и те же люди идут на разные факультеты. Те самые успешные физики и химики (а также программисты и математики) при ином выборе могли бы оказаться на историческом или филологическом. Успехи точных наук таковы, что множество людей мечтает использовать успешные методы физики в прочих областях, в том числе – в гуманитарных. Так что умы в гуманитарии работают такие же, методы точных наук достаточно известны – и потому можно понять, что дело именно в методах. Принятые методы познания не пригодны в этой области.

Гуманитарное исследование требует совсем иной познавательной установки. Разум должен быть активным; очень многое зависит от того, какой вопрос ставится, как формулируется задача исследования. Если угодно, это утверждение можно пояснить так. На правильный путь указывают распространенные ошибки. Нет ничего более банального, чем множество полулюбителей, которые «раскрывают» истинный смысл истории или законы языка, - которые до того не открылись никому. Они пробуют новые постановки вопросов. Именно в этом месте лежит путь к развитию гуманитарных наук.

Обычно возникающие претензии по поводу непроверяемости и невоспроизводимости результатов исчезают довольно быстро – стоит только всерьез заняться одной из гуманитарных наук. Заблуждения по этому поводу возникают именно из-за непрофессионализма – при внешнем взгляде натурфилософ не может понять, что же может воспроизводиться и повторно наблюдаться в гуманитарии – области уникальных событий. Однако на деле вопрос не труден – гуманитарные науки изучают повторяющиеся аспекты уникальных явлений, и разница с натуральной философией именно по этому параметру всего лишь количественная, а не качественная.

Настоящая трудность заключена именно в этой необходимой внутренней активности исследователя, которая искаженным образом воспринимается как «субъективность» гуманитарных наук. Как математика составляет внутреннюю деятельность ученого-натурфилософа, обеспечивая познание физических и химических феноменов, так в области гуманитарных знаний на смену математике должна придти иная внутренняя деятельность сознания. Однако понимания этой активности пока нет – и происходит очень частая подмена, личный интерес ставится на место метода.

Метод же должен состоять в выявлении точки зрения, адекватной предмету. Феномены, изучаемые натуральной философией, физикой и химией, устроены так, что они – в значительных пределах – равнодушны к наблюдателю. А в области гуманитарного знания явления обретают смысл, только если их рассматривать с определенной точки зрения. Эту точку зрения, которая обеспечивает возможность познания, определяют сами предметы исследования – но ученый может ее найти лишь благодаря новой, непривычной для натурфилософа активности познания.

Сейчас существует методология науки (та самая штука, которой все пользуются и никто не замечает), которая и обеспечивает работу научного познания – обычно говорят о теории эксперимента, о проверке гипотез и т.д. Не будем входить в рассмотрение, из чего именно состоит натурфилософское и естественноисторическое исследование – сейчас речь о гуманитарии. Можно сказать, что методология научного исследования достаточно известна – в той ее части, которая расположена между входящим в исследование опытом – через построение гипотезы и ее проверку – к переформулированию исходных предположений.

Не формализована лишь та часть, где говорится о выборе темы исследования, постановке задачи. В этом месте произносятся речи об интуиции, интересе и прочие заклинания гусика. Между тем именно формализация этой большой области, лежащей в итеративном цикле научного исследования между результатами эксперимента (наблюдения) и новой формулировкой опыта с учетом этого эксперимента (наблюдения) – интерпретация результата, постановка задачи, выделение объекта, создание образа результата исследования и формулировка цели – вот все эти вещи очень плохо проговорены даже профессиональными методологами и совершенно не работают в практической деятельности ученых. Предварительно эту почти неисследованную область научной методологии можно назвать «работой с точкой зрения исследователя», или – сниженно – умением ставить вопрос.

Такое положение дел не случайно. В натуральной философии, имеющей дело с науками о неорганическом, отсутствие проработанного метода постановки целей нормально и не мешает продвижению научной работы. Но в гуманитарной области без разработки этого раздела не пройти. «Голое» фактографическое исследование по образцу натуральной философии – «мы копим факты, и они должны сами сложиться в теорию» - здесь не проходит. Горы фактов накоплены, и они сами ни во что не складываются. Любая попытка привнести в эти завалы фактов какой-то вопрос приводит сейчас к тенденциозности: факты есть под все теории, селективный их отбор позволяет обосновать очень широкий спектр теоретических конструктов.

Методология работы с рамкой, с точкой зрения исследователя (на самом деле в этом месте научного метода скрыто гораздо больше узлов) – пока не сделана. Эта дырка в методе не позволяет увидеть манипуляции, которые совершает исследователь, они остаются скрытыми даже от его собственного сознания, а тем более от сознания оппонентов. Именно - непроработанность, неартикулированность обозначения рамок исследования, постановки задачи, обозначения своей точки зрения и приводит к такой мутности гуманитарного знания. И путь решения этой проблемы – не в игнорировании, не в исключении «субъективного» элемента (предмет не неорганический – и потому не пройдет) – а именно в развитии активности познания, или – на другом языке – разработке метода фиксации и описания таких точек зрения, способов конвертации результатов из одной позиции в другую.

Я оставляю в стороне несколько иных барьеров, разделяющих науки. Кроме описанных выше, существует плохо замечаемый современной наукой барьер между натуральной философией и естественной историей – говоря нынешним языком, между химией и биологией. Другой расположен между гуманитарными в тесном смысле и общественными науками, некое препятствие отделяет от прочих область исторических наук, и совсем особый барьер лежит между науками и философией – не говоря уж о заключительном, смыкающем круг препятствии между философией и математикой. Эти барьеры таковы, что описывать их лучше вместе – они как бы составляют особую группу, точно также, как барьеры между математикой и натуральной философией, натуральной философией и гуманитарными дисциплинами относятся к иной логике изложения. И потому в этом тексте всего лишь указаны места нескольких трудных для прохождения участков между науками.