Матерение…
Видел в ЖЖ – разумеется, уже забыл где – интересную дискуссию насчет мата. Открывалась она постом – отчего это постоянное матерение столь скучно и навязчиво.

Мне представляется, что, независимо от каких-либо нравственных соображений, излишнее матерение мешает выразительности матюка. Часто повторяемая лексика перестает быть табуированной, и оттого появляется новая нужда в табуированной лексике – а зачем, когда уже есть у нас, и такая, прямо скажем, для этого дела хорошая?

Всего несколько случаев запомнил, когда было удачно и выразительно.

Преподавал у нас хороший такой математик, Ивашов-Мусатов (давно это было…). Отличался он, в частности, тем, что на занятии теоремы выводил непосредственно, а не срисовывал, что, как мне кажется, есть признак хорошего тона. И вот как-то выводил он теорему и запутался, призадумался. Стоит у доски и что-то там соображает. А из заднего ряда аудитории некто, видимо, уже автоматически реагируя на заминку у доски – ему подсказывает. И несется из задних рядов к Ивашову жаркий шепот: «Логарифм!.. логарифм!..». Находясь в задумчивости, Мусатов тихо (но первые ряды студентов слышали весьма отчетливо) и задумчиво произносит: «Какой тут к …ной матери логарифм?»

Профессор Асланов, замечательно читавший химию, был человеком чрезвычайно воспитанным. Небольшого роста и тонкого сложения, он был изощренно вежлив, и каждый раз благодарил лаборантку за помощь в демонстрации опыта, очень вежливо со всеми здоровался – словом, исключительно интеллигентный был господин. Всегда в аккуратном костюме, в галстуке, на лекции он приходил с новинкой (по тем временам) – нашейном микрофоне. Это позволяло ему отдаляться от кафедры, гулять вдоль доски – лекция слышалась вполне отчетливо. И вот, начиная одну из ранних лекций, он споткнулся, запутавшись в микрофонном шнуре, и упал на стол. Полная аудитория студентов, изготовившаяся услышать первые слова вежливого профессора, поражена громовым шепотом, изреченным прямо в микрофон. Помню, удивительным оказалось, что шепот был весьма эмоциональным и грамотно выстроенным. Потом он поправил галстук и спокойно продолжил: «Ну что ж, начнем лекцию…»

Был в музее субботник (восьмидесятые…), и следовало передвинуть несколько скелетов, в частности, мамонта. А сделан он неудобно – широченное основание (большое трение), и ни за что толком не уцепишься – в кости же упираться нельзя, хрупкие. Мучение сплошное его двигать. В честь субботника пригнали к нам 20 студентов – кажется, с факультета журналистики. И вот десяток сотрудников мужеска пола и два десятка юношей тягают того слонятку, но дело идёт плохо – каждый метр дается с боем. Тут появляется почтенного возраста дама, сотрудница музея, и начинает сочувственно давать нам советы, как двигать и за что ловчее ухватиться. Нетрудно догадаться, что возникло некоторое раздражение, и один из сотрудников попросил коллегу – завотделом – сделать так, чтобы дама ушла на свое рабочее место. Зав попросил даму удалиться в несколько вызывающей форме (ну, устал он тоже… - и брякнул: «Вы же работаете? Ну так идите работать» - что-то в этом роде), тут же получил ответ. Седая пожилая зоологиня испустила крупноэтажный многофигурный мат, так что студенты сначала окаменели. А потом задвигали мамонта значительно быстрее.

Или вот владивостокская проститутка… Встретил ее один мой случайный знакомый – потрясся внешностью («офигительно красивая») и пригласил выпить в компанию вечерком. Долго нам о ней рассказывал, народ настропалил (придёт? Не придет?) – и тут драматичный звонок в дверь, кто-то кинулся открывать, и является, ослепительная… Пятерка ошалевших мужичков, которые толкутся, не зная, как угодить, впечатление – герцогиня пожаловала в казарму. Некто от предвкушения праздника и именин сердца просит дорогую гостью выпить шампанского – на что она величественно ответствовала: шампанским я по утрам … мою, водки!

И та девушка на картошке… Среди студентов затесался молодой человек стеснительных черт характера, который вместо нормального проведения ночи удалялся спать под одеяло по отбою, стремясь не видеть происходящего. На такое его поведение последовала реакция. И некая девушка, присев в один прекрасный вечер к нему на постель, спросила: «Прошу меня великодушно извинить за то, что, не будучи представленной, позволю все же поинтересоваться: …ся не интересуетесь?»

И все, наверное. Все прочее – мутное бурчание.

Короче, время у нас такое, что ценностей не любит – ни положительных, ни отрицательных. Не стало святого, скрылось и нечистое. Так что следует беречь остатки прежних времен – вот хоть ругательства. Сотрутся, войдут в общую лексику – и что прикажете говорить в действительно напряженные моменты?