Войти в систему

Home
    - Создать дневник
    - Написать в дневник
       - Подробный режим

LJ.Rossia.org
    - Новости сайта
    - Общие настройки
    - Sitemap
    - Оплата
    - ljr-fif

Редактировать...
    - Настройки
    - Список друзей
    - Дневник
    - Картинки
    - Пароль
    - Вид дневника

Сообщества

Настроить S2

Помощь
    - Забыли пароль?
    - FAQ
    - Тех. поддержка



Пишет ivanov_petrov ([info]ivanov_petrov)
@ 2007-04-09 17:21:00


Previous Entry  Add to memories!  Tell a Friend!  Next Entry
Михаил Маяцкий. Курорт Европа
http://www.prognosis.ru/news/maiatsky/

Очередной Закат Европы, но поскольку прежний затерт и не оценен, имеет смысл.

"напрашивается другой критерий, позволяющий различить два мира, граница между которыми, правда, исторически подвижна: мир индустриальный и тот специфический постиндустриальный мир, который мы назовем курортным, или бальнео-культурным. Таким критерием мог бы послужить вопрос типа: «Готовы ли Вы работать в течение десяти лет по 12 часов в сутки семь дней в неделю, если такая работа гарантирует благополучие Ваших детей?» Сообщество, которое бы ответило более чем на 50 % положительно на этот вопрос, принадлежало бы к индустриальному миру, менее чем на 50 % – к миру курортному. Позволю себе гипотезу, что современные Китай, Индия и Бразилия ответят на этот вопрос в большинстве своем положительно, а все западноевропейские страны – отрицательно."

Европа становится периферией цивилизации. Ее место займут Китай, Индия, Бразилия. О США автор демонстративно молчит.

Европейская меланхолия. Души нет и в ближайшее время не завезут. У истока меланхолии – ощущение тщеты и хрупкости существования, суеты сует. Из тысячелетней привилегии элит бездеятельность за один последний век стала достоянием, завоеванием и кошмаром масс.

Европа становится курортом. Ее жители будут делить время между ролью туриста-отдыхающего и прислуги у других туристов. Как и европейские музеи, Европа будет презентировать сама себя. Музеи отказались от предметной ориентации - показа некого "на самом деле", и рисуют теперь скорее "изменение взглядов" на собственную экспозицию.

Европа является цивилизацией свободного времени, хотя упорно предъявляет и расценивает себя как цивилизацию труда. Трудовой этос сменился на этос личной самореализации, предполагающий многообразие возможных моделей. большая часть населения не знает, что делать с этими упавшими на него двумя-тремя тысячами часов в год и уж во всяком случае намеревается растратить их на развлечения, а вовсе не на образование. Вслед за трудом, свободное время стало полем социального расслоения, но уже по иным критериям: по способности или неспособности совладать со своей свободой. в обществе усиливается ощущение нехватки времени на потребление произведенного.

общество относится к образованию, как родитель к ребенку, – со всей свойственной этому отношению непоследовательностью. Главное отличие вуза от школы состоит в том, что учащийся становится совершеннолетним, и общество начинает сомневаться в полезности дальнейшего удержания его в иллюзии, что дед Мороз существует. И в частности, общество колеблется, когда – до или после факультета – признаться учащемуся, что не точно знает, зачем именно заставило его учиться. Да общество и самому себе в этом не признаётся.европейская модель высшего образования гораздо ближе к советской, чем к американской (разнообразие вузов, с преобладанием частных, от бесплатных до очень дорогих, с конкурсом от отсутствующего до крайне селективного и с соответственным качеством обучения) или японской (несколько госвузов высокого уровня с чрезвычайно трудным конкурсом и преобладающим большинством частных вузов). Европейская модель характеризуется почти целиком государственным финансированием (даже «частных» вузов) сильным госконтролем (даже над «частными» вузами), практически свободным приемом и бесплатным или недорогим обучением. В естественники-ученые идут все реже - и все более непонятно зачем. В Европе зато неустанно растет пропорция словесников-гуманитариев-обществоведов. Мотив здесь простой: раз учеба все равно не даст мне работы, тогда я выберу хотя бы точно то, чего мне хочется. Гуманитарное знание стало педалировать как раз свою бесполезность, свой отрыв от низменных материальных интересов. Оно снова представляет себя элитарным, пусть это и элитарность массовая.

Цивилизация лечит и калечит одновременно, порой одни и тем же. Сегодняшняя забота о себе все больше сближается с уходом за тяжелобольным. Медицина сегодня конкурирует с гигантским и постоянно обновляющимся разнообразием более или менее безобидных wellness, талассо- и ароматерапии, с техниками медитации, расслабления, самовнушения, изгнания стресса и прочих демонов, а также с процветающим рынком эзотерики. Для современного обывателя объяснять себе мир эзотерически стало так же удобно и естественно, как объяснять его научно во времена гуссерлевского «Кризиса европейских наук», и политически - после 1968 года. Большинство современных европейских служащих истолковывает свои отношения с шефом в терминах «энергетического вампиризма». Новизна ситуации, пожалуй, в том, что если прежде страждущий лечился от прошлого (плохая наследственность, патогенное детство, невротическая Ur-Szene), то сегодня человека нужно лечить от будущего, которое перестало сулить исполнение чаяний

Если XXI век уже не будет европейским, то это не значит, что он обязательно станет китайским. Рядом с Китаем просыпается его младший азиатский брат, который, по всей видимости, не вечно будет довольствоваться почетным вторым местом. Уже опережая его по ряду экономических и политических показателей, Индия обгонит Китай по численности населения к середине века. Вместо американской «кастрюли» (melting pot) Индия практикует другую модель – «салатницы», где разные компоненты соседствуют, не теряя своей особости. Индия стала гигантской империей высшего образования.


(Читать комментарии) - (Добавить комментарий)

Re: о пользе текста, неправильного и неглупого
[info]kuula@lj
2007-04-12 01:53 (ссылка)
Ага...

...

Джефф Питерс как персональный магнит


Джефф Питерс делал деньги самыми разнообразными способами. Этих способов было у него никак не меньше, чем рецептов для изготовления рисовых блюд у жителей Чарлстона, штат Южная Каролина.
Больше всего я люблю слушать его рассказы о днях его молодости, когда он торговал на улицах мазями и порошками от кашля, жил впроголодь, дружил со всем светом и на последние медяки играл в орлянку с судьбой.
- Попал я однажды в поселок Рыбачья Гора, в Арканзасе, - рассказывал он. - На мне был костюм из оленьей шкуры, мокасины, длинные волосы и перстень с тридцатикаратовым брильянтом, который я получил от одного актера в Тексаркане. Не знаю, что он сделал с тем перочинным ножиком, который я дал ему в обмен на этот перстень.
В то время я был доктор Воф-Ху, знаменитый индейский целитель. В руках у меня не было ничего, кроме великолепного снадобья: "Настойки для Воскрешения Больных". Настойка состояла из живительных трав, случайно открытых красавицей Та-ква-ла, супругой вождя племени Чокто. Красавица собирала зелень для украшения национального блюда - вареной собаки, ежегодно подаваемой во время пляски на Празднестве Кукурузы, - и наткнулась на эту траву.
В городке, где я был перед этим, дела шли неважно: у меня оставалось всего пять долларов. Прибыв на Рыбачью Гору, я пошел в аптеку, и там мне дали взаймы шесть дюжин восьмиунцевых склянок с пробками. Этикетки и нужные припасы были у меня в чемодане. Жизнь снова показалась мне прекрасной, когда я достал себе в гостинице номер, где из крана текла вода, и бутылки с "Настойкой для Воскрешения Больных" дюжинами стали выстраиваться передо мной на столе.
- Шарлатанство? Нет, сэр. В склянках была не только вода. К ней я примешал хинина на два доллара, да на десять центов анилиновой краски. Много лет спустя, когда я снова проезжал по тем местам, люди просили меня дать им еще порцию этого снадобья.

...

Как-то весной нам с Энди случилось на короткое время побывать в Мексике, где один капиталист из Филадельфии заплатил нам две тысячи пятьсот долларов за половину паев серебряного рудника в Чихуахуа. Да нет, такой рудник существовал. Все было в порядке. Другая половина паев стоила двести или триста тысяч долларов. Я часто думал потом: кому принадлежал этот рудник?

...

- Я никогда не мог заставить своего компаньона Энди Таккера держаться в законных границах благородного жульничества, - сказал мне однажды Джефф Питерс.
Энди не способен к благородству: у него слишком большая фантазия. Он, бывало, изобретал такие мошеннические, такие сверхфинансовые способы добывать деньги, что на них наложила бы вето даже железнодорожная компания.
Сам же я принципиально никогда не брал у своего ближнего ни одного доллара, не дав ему чего-нибудь взамен - будь то медальон из фальшивого золота, или семена садовых цветов, или мазь от прострела, или биржевые бумаги, или порошок от блох, или хотя бы затрещина.

...

- Есть два рода жульничества такие зловредные, - говорил Джефф, - что их следовало бы уничтожить законодательной властью. Это, во-первых, спекуляция Уолл стрита, а во-вторых - кража со взломом.
- Ну, насчет одного из них с вами согласится каждый, - сказал я смеясь.
- Нет, нет, и кража со взломом тоже подлежит запрещению, - сказал Джефф, и мне пришло в голову, что я, может быть, смеялся некстати.


(с) О.Генри "Благородный жулик"

(Ответить) (Уровень выше)


(Читать комментарии) -