В. Гейзенберг. Критерий правильности замкнутой теории в физике
Разобран предмет столь частых споров - что же является критерием, по которому мы определяем "хорошую", "верную" теорию в науке.

"Каков же источник нашего убеждения в окончательной правильности теории? Почему мы уверены, что никакие малые изменения уже не смогут улучшить теорию? Здесь можно прежде всего обратиться к историческим доводам и указать на то, что даже старейшая из завершенных теорий, ньютоновская механика, никогда не подвергалась улучшению путем малых изменений."

Этот первый аргумент рассматривается нечасто и обычно критикуется. Мало ли, что там было в истории, разве это доказательство... Тут важно подчеркнуть, что данный ученый делится не методологическим, а личным опытом работы в науке. Его заявление лучше воспринимать как эмпирическое обобщение - физики и, шире, естественники определяют правильность теории по ее устойчивости к малым изменениям - говоря резко, отсутствию усовершенствований. Это несколько контринтуитивно, но верно.

"Второй, пожалуй еще более сильный аргумент в пользу окончательности завершенной теории - ее компактность и многократное экспериментальное подтверждение. Из относительно немногочисленных и простых основополагающих допущений получается бесконечное множество регшений..."

Тут важно заметить, что примерно это положение дел характеризуется часто как "всеобщая теория всего"... Но все же этот пункт обычно понимается. Апелляция к простоте теории и подтвержденности сейчас весьма популярна. Особенно много глупостей обычно говорится про эксперименты - практика критерий истины и другие ничего не значащие формулы людей, которые обычно сами в науке не работали, но зато точно знают, как она устроена. Гейзенберг тоньше: "Видеть тут строгое доказательство теории, конечно, нельзя..." и дальше вспоминает о Поппере. И тут же возражает Попперу:

"Правда, согласно Вайцзеккеру, здесь следует возразить, что в каждый эксперимент, по видимости противоречащий теории, входят предпосылки, считающиеся заведомо данными, тогда как реальность может оказаться иной, так что фактически таким экспериментом фальсифицируется не теория, а одна из ее предпосылок."

Иными словами: высказывается положение, что теории и факты опровергаются и подкрепляются картиной мира в целом. Любые изолированные противоречия могут быть верными, а могут быть ошибочными - последняя апелляция всегда идет к плохо формализуемому целому.

"Решение о правильности теории оказывается, таким образом, длительным историческим процессом, за которым стоит не доказательность цепочки математических выводов, а убедительность исторического факта"

Чрезвычайно важное положение. Сейчас обыденное мнение состоит в том, что истинные доказательства бывают в физике и математике, а история - вообще не наука, там нет ни фактов, ни доказательств. здесь же физик-математик возводит истинность физического знания к истории, прямо противопоставляя математическим обоснованиям.

"Завершенная теория так или иначе ведь никогда не является точным отображением природы в соответствующей области, она есть некоторая идеализация опыта, осуществляемая с помощью понятийных оснований теории и обеспечивающая определенный успех".

В таких словах говорится о столь подном редукционизме и всеобщей модельности познания. Крайне характерно, что вместо этих слов используется - идеализация. Но в целом это, конечно, перефразировка эйнштейновского "только теория реашет, что можно наблюдать".

Дальше Гейзенберг возварщается к словам о компактности теории - и критерии стройности и красоты теории как доказательства ее истинности. "Однако не следует переоценивать влияние экстетического критерия. Ибо в сущестующих завершенных теориях, если присмотреться, просты лишь понятийные основания, но не математическая структура" Далее примеры - ньютоновская механика, статистическая термодинамика, квантовая механика. "Компактность завершенной теории, таким образом, относится больше к ее логическому и понятийному, чем к формально-математическому аспекту". Это также очень важное признание: не верифицируемая и демонстрируемая простота и стройность математической структуры теории, а идейная и понятийная, зависящая от "взгляда смотрящего" красота считается Гейзенбергом решающей.

Теперь Гейзенберг опять говорит о связной картине мира, разворачивая это положение уже из тезиса об экспериментальной проверке. "Эмпирический коррелят компактности -- внутренняя связь многих экспериментов, т.е. факт, что отклонение опыта от теории в одном эксперименте неизбежно повлечет за собой такое же отклонение во многих других экспериментах".

И дальше он говорит еще об одном критерии, крайне важном - и совершенно неформализуемом: "В самом деле, почему получается так, что правильная завершенная теория уже в первый момент своего возникновения, прежде всего в глазах ее создателя, обладает огромной убедительной силой задолго до того, как ее понятийные. а тем более математические основы получают всестороннее признание, и задолго до того. как появляется возможность говорить о ее подтверждении большим числом экспериментов?"

"Решающей предпосылкой тут, по-видимому, является то, что физики, упорно занимаясь соответствующей областью опыта, очень ясно ощущают, что, по-первых, отдельные феномены внутри этой области знаний тесно связаны между собой и не могут быть остмыслены в отрыве друг от друга, но что, во-вторых, именно их взаимосвязь не поддается истолкованию в рамках прежних понятий. Попытки осуществить такое истолкование снова и снова приводили этих физиков то к допущениям, содержащим внутренние противроречия, то к совершенно необозримому числу внутренних разграничений между отдельными конкретными случаями, то к непроглядному лему полуэмпирических формул, один вид которых показывает, что они не могут быть верны."

Вот. Это - апелляция к профессионализму. Очень часто можно в разговорах встретить положение: я в этой области не профессионал, но я умею ловить логических блох и меня не проведешью... Это - обычная речь человека заблуждающегося. Именно ощущения профессионала, который знает, как редка истина и как согласовываются стада фактов в верной теории, может являться критерием - а умение ловить логических блох относится только к предрассудкам внушенных идей. Истина редка и дискретна - это не болото, а твердая почва, и определить ее может тот, кто знает эти места... случайный путник обманется, прельстившись видом удобной кочечки.

"Когда в таких условиях среди интенсивных поисков новых понятийных или формальных решений вдруг всплывет верный проект завершенной теории, то он с самого начала обладает огромной убедительной силой уже потому, что его нельзя сразу опровергнуть. Исследователь, основательно занимающийся соответствующей областью опыта, имеет, пожалуй, оправданное убеждение, что он в состоянии с порога опровергнуть ложный проект окончательной теории... Ведь подвергаемые анализу понятийные системы образуют некое дискретное, заведомо не нерерывное множество... Ложные проекты завершенной теории какого-либо крупного комплекса физических явлений, пожалуй, не всегда удастся опровергнуть за три с половиной минуты, но их несостоятельность все же очень быстро увидит человек, по-настоящему знакомый с соответствующей областью"

Тут делается важная оговорка. Опять же, множество спорщиков исповедуют демократические идеалы - хоть я, мол, и не профессинал, но любой профи обязан мне в течение немногих реплик объяснить все свои положения - иначе я буду считать его болтунишкой.

Нет. Это не критерий, по которому может отличить ложь от истины любой встречный. И, как прекрасно известно, многие споры профессионалов длятся десятилетиями. Это - лишь указания на то, от чего уж точно не стоит отмахиваться.

Существует множество вещей, о которых с уверенностью можно сказать: это - истина, а это - ложь. Ложным является высказывание, что Земля, какой мы ее видим, существует около 6000 лет, причем годы считаются так, как мы привыкли их считать. Человек, у которого это записано как "истина", должен пересмотреть свою картину мира - нехорошо придерживаться лжи, никакие цели этого не оправдывают. При этом вполне можно придерживаться того, что в Священном Писании нет ни слова лжи. Это - вполне нормальное положение. Если кто-то считает, что человек не является родственником обезьяны - это ложь. Другое дело, как понимать это родство. Если кто-то считает, что эволюция происходит путем случайного подбора генов, которые однозначно определяют строение организма - это ложь. Другое дело, что изучение роли генов в развитии чрезвычайно плодотворно. Впрочем, перечислять все ходовые виды лжи можно бесконечно. Гораздо важнее обратить внимание на то, что такой профессионал, как Гейзенберг, смог высказать о критериях истины.