Белград проглотил поезд горлом подземного тоннеля, начавшегося сразу за мостом через Дунай. Эти впечатляющие катакомбы известны у нас по кадрам из «Андеграунда» Эмира Кустурицы. Мы долго ехали в абсолютной темноте, а потом вагоны, ничуть не сбавляя скорости, пронеслись мимо станции метро, где толпились белградские пассажиры. После чего вновь нырнули во тьму, и, в конце концов, выехали к заброшенному недостроенному вокзалу, исписанному граффити воинственных футбольных фанатов «Црвены звезды» и «Партизана». Прогремев по мосту через реку Саву, состав прошел мимо целого города выстроенных цыганами халабуд, и завершил путь у старинной станции, выстроенной еще до выстрелов Гаврилы Принципа, ставших формальным поводом к началу Первой мировой войны – здесь, в Белграде, есть улица, названная в его честь. Именно так, мило и провинциально, выглядит в наши дни действующий белградский вокзал. Татуированный мужик в будке камеры хранения даже не выдал нам никаких чеков за оставленные сумки – предлагая положиться на свое честное слово. 

 

Столица воюющей девятнадцать лет страны с клеймом европейского «изгоя» осталась последним мегаполисом Восточной Европы, сохранившим своеобразие и свое собственное лицо. Фастфуды и торговые центры не до конца колонизировали Белград, где сохранились старые дешевые забегаловки-«кафаны», начисто истребленные в Киеве или Москве. Похоже, что они последний раз ремонтировались еще в титовские времена. Набережная в месте слияния Дуная и Савы, под стенами крепости Калемегдан, заставлена простыми скамейками и павильонами, выстроенными в «югославской» манере, популярной в семидесятых годах прошлого века. Общественное пространство еще не приватизировано в этом прекрасном городе, где не так много глянцевого лоска, характерного для европеизированных кварталов нашей элиты, но зато сохранилась простая уличная жизнь, а на каждом шагу встречаются еще не вытесненные бутиками книжные магазины. На витрине первого же из них обнаружилось сербское издание марксового «Манифеста», иронически напоминая об отце нынешнего либерального президента Сербии Бориса Тадича – югославском диссиденте-марксисте из журнала «Праксис». 

 

Следы войны неожиданно часто попадаются в этом большом, мирном городе. Американское посольство, сожженное во время недавних беспорядков после объявления независимости Косово, уже отремонтировано – причем, полицейские категорически запрещают делать его фото и просто задерживаться вблизи этого особняка с наглухо забитыми окнами. Однако руины зданий, разрушенных во время натовской бомбардировки весной девяносто девятого года, продолжают стоять в самом центре Белграда, обнесенные строительным забором – в качестве поучительного напоминания о том, какую демократию и свободу принес на Балканы империализм. Рядом с одним из них издевательски красовалась вывеска ресторана «Макдональдс», также пострадавшего во время недавних февральских беспорядков в Белграде. «Я не пью колу, только сливовицу!», – гласит популярный здесь культурно-политический слоган. На стенах домов можно видеть перечеркнутую аббревиатуру «ЕС» и граффити «не дамо Косово!», а рекламные бигборды политиканов патриотического и прозападного толка, вовсю эксплуатировали косовскую тематику. 

 

Самым заметным следом войны являются беженцы – боснийские и косовские цыгане – разбившие свои лагеря в самом центре Белграда, вдоль железнодорожного полотна, неподалеку от набережной Дуная, и возле фешенебельных отелей «Хаят» и «Интерконтиненталь». Вместе с знакомым сербом мы отправились в Старо Саймиште –это название переводили нам как «старая ярмарка», или же «старый склад», – цыганский город на свалке, под мостом Газела. Здесь, среди огромных куч мусора, стоит не менее сотни выстроенных из всякого хлама хижин. Цыгане – христиане и мусульмане, – поселились здесь еще при Тито, но основная масса жителей городка бежала в Белград в ходе этнических чисток девяностых годов. Власти пронумеровали их халабуды, выделили пособия и пообещали предоставить беженцам нормальное жилье, однако люди живут в первобытной нищете, зарабатывая на сдаче металлолома. Для его разгрузки приспособлены ржавые драндулеты самого невероятного, киберпанковского вида. 

 

Цыганка Гордана, мать четырех детей, восседающая на кресле у входа в свою хижину любезно пускает нас внутрь, где видны ободранные клочья обоев, печь-буржуйка и хорошо выбитые половицы.

 

– Правда, у меня чисто?, – с гордостью спросила эта женщина, в то время как ее дочка заметала у порога, зажав зубами соломку из веника. Дети – главные жители цыганского города – загорелые, одетые в тряпье подростки, – с восхищением разглядывали собственные фото на нашем цифровом фотоаппарате. Похоже, они впервые держали в руках подобную технику. После знакомства, маленькие цыгане показывали нам свою гуляющую среди мусорной свалки свинью, а потом тащили за руку к мусульманским соседям из Косово – знакомить с живущими у них овцами. Юные девочки кокетливо и доверчиво позировали фотографам среди мотков проволоки и прочего хлама. Старая цыганка, мать семейства рассказывала о том, что ее семья живет здесь уже семь лет, и сыновья выросли среди мусора, торгуя секонд-хэндом и сдавая государству макулатуру по пять центов за кило. В цыганском городе пахло бедностью, несвежей одеждой, потом немытых тел, но не криминалом – дети даже не позарились на потерянный Атанасовым мобильник. А общение с этими настоящими, негламурными цыганами доставляло ту радость, какую дает только встреча с добрым ребенком или непосредственным, бесхитростным человеком.

 

В закатном солнце Старо Саймиште выглядело поселком из постапокалиптического мира. Цыганки стирали одежду у самодельной колонки, а дети беженцев прятались в мусорных контейнерах и играли на принадлежащих им пустырях, среди очень дорогой столичной земли. Как символ жизнестойкости, оставляющей человечеству шанс прорости сквозь войну, грязь и пустыню, которую оставляет за собой наш миропорядок.

 

Андрей Манчук

 

Фото автора и Виталия Атанасова

http://infocorn.org.ua/2008/05/22/balkanskiy-tranzit-chast-iii-tsyiganskiy-gorod/#comment-13811