Войти в систему

Home
    - Создать дневник
    - Написать в дневник
       - Подробный режим

LJ.Rossia.org
    - Новости сайта
    - Общие настройки
    - Sitemap
    - Оплата
    - ljr-fif

Редактировать...
    - Настройки
    - Список друзей
    - Дневник
    - Картинки
    - Пароль
    - Вид дневника

Сообщества

Настроить S2

Помощь
    - Забыли пароль?
    - FAQ
    - Тех. поддержка



Пишет krylov ([info]krylov)
@ 2007-05-01 00:39:00


Previous Entry  Add to memories!  Tell a Friend!  Next Entry
О классификации российских политических течений
Собственно гря, всё довольно просто.

Существует русский национализм и всё остальное.

Русские националисты – это сторонники русского национального проекта. Своего собственного.

Все остальные делятся на сторонников разных нерусских проектов. Некоторые из них прямо антирусские, некоторые нет. Некоторые – «как посмотреть».

Прежде чем начать классифицировать этих товарищей, следует сделать одно замечание. Вовлечённость в чей-то национальный проект не предполагает «службы за деньги» или даже за «рюмочку похвалы». Человека притягивает, как магнитом, к какой-то идее. Далеко не всегда он её осознаёт вполне. Он может искренне думать, что хочет чего-то хорошего.

Большая часть этих товарищей являются сторонниками англо-американского (англосаксонского) проекта глобальной англоязычной империи. Называются они «либералами». Дальше они делятся на «скорее американцев» и «скорее англичан». Первые считают, что русских надо всех убить и заселить страну чуркобесами (потому что именно таков обычный способ действия американцев со всякими «туземцами»). Другие – что их нужно низвести до уровня африканских дикарей, отдав под управление тех же чуркобесов (потому что всё «дикарство» - это в основном результат английской политики децивилизации). В общем, «пуля или лоботомия». Эти люди, как правило, являются сознательными и убеждёнными врагами русских как народа, хотя отдельных людей жалеют. Ну да, мобыть, лучших возьмут в Америку. Остальные же - «лучше их всех убить, чтобы не мучились».

Меньшая часть являются сторонниками иных проектов. Например, европейского. Такие имеют «консервативные» взгляды и часто подаются в «охранители» - то есть платные или бесплатные любители нашей местной Администрации. Их идеал – Россия как сырьевой придаток Европы, тоже населённый вымирающими дикарями, но не униженными, а гордыми (например, им оставят «национальную культурку»). Могут быть умеренными патриотами в рамках законности.

Есть, разумеется, проект «азиатский» - освоение России чуркобесами под управлением не европейцев, а настоящих азиатов. Этой идее служат наши «имперцы» (особенно «евразийцы» и прочие азиопцы-интернационалисты). Опять же, они могут искренне думать, что хотят блага русскому народу – такому доброму, несчастному, безгосударственному. Пусть им правят «замечательные грузины» и «гордые татары», это ведь просто разделение труда… Зато такое государство отгрохаем, сапогами по звёздам пройдём. Некоторые из этих товарищей искренне считают себя русскими патриотами – отказавшимися от «узкого национализма» ради этого самого сапога по звёздам…

Есть, наконец, и сторонники уже провалившихся проектов. Например, всякая «широпаевщина» (или «штеповщина») - это примерно «германский проект», восходящий к «фашизму». (Сейчас остатки этого проекта сохранились на севере Европы – в Финляндии и в странах Прибалтики. Разумеется, это именно остатки, но «жизнь теплится»). Интересно, что такие часто думают о себе, что они и есть русские националисты. Однако их безумная любовь к какой-нибудь Финляндии или Эстонии (а они любят разнообразную чухну исступленно, до судорог) всё говорит о том, кого именно они считают высшей расой и как относятся к русским на самом деле.

Очень хорошо всё это проявилось на том же самом эстонском примере. Как относиться к Эстонии? Для русского националиста тут вопросов нет: завидовать и ненавидеть. Эстонцам стоит завидовать, так как они построили у себя великолепное национальное государство, нам бы хоть что-то подобное. Ненавидеть же их следует просто как врагов русских – а эстонцы являются биологическими врагами русских, и сами это признают. Если враг обладает отличным оружием (тем же национальным государством), его тем более стоит ненавидеть, вдесятеро. «Всё ведь так просто».

Но то русские националисты. Сторонники же других, нерусских проектов, выдают совсем другие реакции. Одни безоговорочно поддерживают Эстонию именно как антирусское государство – «да, тыблу надо держать у параши, бунтовщиков убивать, всё правильно делают». Другие начинают гнать на Эстонию именно как на национальное государство – «вот к чему приводит национализм, значит он вообще плох». Третьи – «широпаевцы» -включают сирену: «слава свободному народу, освобождающемуся от наследия проклятого совка, гнусной империи, которую и нам надо ненавидеть». Четвёртые некстати вспоминают про «ымперию». Ну и т.п.

Так что.

)(


(Читать комментарии) - (Добавить комментарий)


[info]mingbai@lj
2007-05-01 18:25 (ссылка)
нет, просто ржунимагу!

Вы случаем, Маркса-Энгельса с Троцким не перепутали с его "пролетариями умственного труда"? Евреи евреями, но натягивать не надо.

(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)


[info]oboguev@lj
2007-05-01 19:35 (ссылка)
Маркс был далек от конкретных, индивидуальных пролетариев и не имел с ними никакой психологической близости. Пролетариат у Маркса выступает абстрактной категорией. Невзирая на все высказанные Марксом обвинения других мыслителей в игнорировании истории, игре вневременными абстракциями, построении идеализированных представлений и затем обращении с ними как с действительными людьми, вовлеченными в реальную жизнь – сам Маркс не вполне невинен во всех этих отношениях. Его пролетариат – группа людей без всяких национальных привязанностей; совершенно лишенных средств существования, кроме разве самых скудных; людей, настолько лишенных всего, что у них почти нет индивидуальных нужд; представляющих корм для машин и ничего более. Марксовы пролетарии – голодающие, доведенные до животного состояния, едва удерживающиеся на уровне минимального выживания люди. Это представление о рабочих даже в тяжелом XIX веке, даже сегодня в тех странах, где условия еще остаются ужасными, – абстракция.

Когда Маркс говорит о пролетариате, он говорит не о реальных рабочих, но [...] о своем негодующем “Я”. Когда Маркс отрицает самую возможность перемирия или компромиса между классами, когда он отвергает призывы к взаимному пониманию и пророчествует, что последние станут первыми, а надменный, царящий сегодня враг будет повержен в прах в день явления революции, в нем с очевидностью звучит голос не недавно зародившегося класса, а многовекового народа-парии. Оскорбления, за которые он мстит, и враги, которых он рассеивает – его личные оскорбления и враги. Враг (буржуазия и исполнители ее власти – правительства, судьи, полицейские) – суть преследователи безродных космополитов, революционных еврейских интеллектуалов, космополитических мстителей за оскорбленное человечество. Вот что сообщает страстность и подлинность его словам, и именно поэтому они столь глубоко затрагивают людей, подобных самому Марксу: отчужденных [от своих народов] членов всемирной интеллигенции. [...] Именно к этим людям обращался и поныне обращается Маркс, а не к рабочим промышленных стран, от имени которых он будто бы выступал перед человечеством. Пролетариат Маркса представляет класс, до некоторой степени сооруженный, сочиненный по составленным Марксом чертежам как сосуд, должный вместить его личный праведный гнев . [...]

Позвольте мне повторить мое утверждение. Когда Маркс выступает от имени пролетариата</b>, в особенности когда он переписывает историю социализма (и человечества), заявляя, что у пролетариата и капиталистов нет общих интересов, и поэтому нет возможности примирения; когда он настаивает, что нет никакой общей почвы и потому возможности убеждения оппонентов посредством аппеляции к общим принципам справедливости, общепринятого здравого смысла и общего желания счастья, ибо ничего подобного – общего – нет; когда, подобным же образом, он осуждает призывы, аппелирующие к человечности или чувству долга буржуазии, разоблачая их как патетические иллюзии жертв; когда Маркс объявляет войну на уничтожение против капитализма и пророчествует о триумфе пролетариата как неизбежном вердикте самой истории, пророчествует о победе человеческого рассудка над человеческой иррациональностью – когда он говорит все это (а он первым в истории говорит это, ибо пуритане и якобинцы по крайней мере в теории признавали возможность убеждения, ведущего к согласию), нельзя не думать что мы слышим голос гордого и дерзкого парии, который не столько друг пролетариата, сколько член отверженной и униженной расы. [...] Невзирая на все проповеди и поучения Маркса против подобного рода иллюзий, его пролетариат по сути представляет идеализированный образ для человека, страстно жаждущего отождествить себя с привилегированной группой, не страдающей его болячками. [...]

. . . . .

(Ответить) (Уровень выше)


[info]oboguev@lj
2007-05-01 19:36 (ссылка)
. . . . .

Друзья Маркса, те, к кому он обращался, были такими же деклассированными фигурами, как и он сам: Энгельс, Фрейлиграф, Гейне. В особенности Гейне, потому что как его прошлое, так и его социальные и личные перспективы напоминали марксовы. Оба испытывали непереносимое раздражение по отношению к своему происхождению, которое не перерастало у них, как у Дизраэли, в преувеличенную гордость, а ощущалось как досадный, приводящий в исступление факт (как это случалось с другими одаренными и остро чувствующими людьми, попавшими в это изолированное и безвыходное [этномаргинальное] положение, что описал например в “Докторе Живаго” Пастернак, страдавший от подобной же наследственной напасти ).

Одно дело – не верить в преобладающую важность расы, традиции, национальности, религии; тем более – не делать из них фетиш. Совсем другое – яросто отрицать их внутреннюю, сущностную значительность, отчаянно низводить их до роли надстройки или побочных продуктов, не обладающих самостоятельной ролью в истории, до явлений, которые при неизбежных изменениях в экономическом базисе улетучатся как дурной сон или иррациональные фантазии, каковыми они – в глазах мудрых людей – уже и являются.

Мой тезис заключается не в обсуждении того, было ли высказанное Дизраэли и Марксом ложным или спорным [...] я рассматриваю личную, а не универсальную проблему [...] Даже если бы все, что они говорили, оказалось правильным, мое утверждение состоит в том, что одним из источников их видения мира было их личное стремление найти свое место в нём, обрести личную идентичность, определить, к какой части человечества – нации, партии, классу – они принадлежат. Это была попытка людей, которых история и социальные обстоятельства вырвали из родной почвы – некогда знакомого, сегрегированного в безопасности еврейского меньшинства – попытка обрести новую, столь же надежную и питательную почву. Неамбициозные, желавшие только пристроиться в жизни Исаак д’Израэли и Генрих Маркс, против взглядов которых столь резко выступили их сыновья, смогли, как многие до и после них, ассимилироваться мирно и не беспокоясь слишком сильно о том, кем и чем они были. Их сыновья [...] нуждались в более крепкой привязи, и поскольку они родились без нее, они ее изобрели. Однако они сотворили ее лишь игнорируя значительную часть действительности, открытую менее мучимым, более простым, но более здравым людям [...]

Маркс отождествил себя с идеализированным пролетариатом, который нес в себе зародыш совершенного общества – очищающего истока силы и цельности – общества, далекого от корней и среды буржуазного интеллектуала Маркса. [...] Он желал господствовать и направлять, отождествляя себя с группой, представляемой в общих, абстрактных чертах, а не с конкретными, действительными ее членами [...] Видение бесклассового общества Маркса не было проверяемой гипотезой, потенциально подверженной ошибке, поправкам и модификациям, и тем более радикальному пересмотру в свете реального опыта. Иначе и быть не могло, если эта доктрина выросла из психологических нужд, на которые она служила ответом: ее назначение состояло не в том, чтобы проанализировать или описать действительность, а в том, чтобы поддержать, утешить, укрепить решительность, воздать за поражение и слабость, породить боевой дух – прежде всего в самом авторе доктрины.

Открытое отталкиваение Дизраэли от рациональных методов научного исследования и отождествление Марксом научного метода с его собственной диалектической телеологией и вытекающее отсюда пренебрежение и презрение к более объективным (хотя и менее преображающим мир) эмпирическим методам, коренятся, по моему мнению, в сходных психологических истоках.

Самопонимание – самое высокое из человеческих требований. Если в этом очерке заключено что-либо существенное, то судьба [Маркса и Дизраэли] может служить историей с моралью, вдохновляющей одних и предупреждая других.

Исайя Берлин
отрывки из “Бенджамин Дизраэли, Карл Маркс и поиски индентичности”

(Ответить) (Уровень выше)


[info]oboguev@lj
2007-05-01 19:38 (ссылка)
Несмотря на отрицание этого Марксом, многие из его концепций порождены его еврейским положением. Понятие отчуждения [центральное в марксизме] выросло из чувства отделенности несравненно более сильного, чем невладение средствами производства. Марксово описание группы, которую судьба предопределила для освобождения немецкого общества, гораздо больше подходит к еврейству, чем к пролетариату: “класс в извечных цепях, класс гражданского общества, не являющийся классом гражданского общества [...] сфера, носящая универсальный характер в силу универсальности своего страдания, и не требующая определенного права, поскольку ее угнетение носит не определенный характер, но всеобщий; которая не носит более исторического, но только человеческое имя”. Маркс увязал свою личную горечь с горечью всех оскорбленных и угнетенных по всей земле. Он требовал отмщения и справедливости и пророчествовал о них, полагая, что остальные думают так же, как он.

Враждебность Маркса к еврейству, на первый взгляд иррациональная, произрастала из того факта, что существование еврейства угрожало снять маску с него лично и подорвать его “научную” систему, вскрыв стоящие за ней субъективные факторы. Подобно тому как Маркс недооценил живучесть евреев и религии вообще, подобно этому он неверно понял и национализм, поскольку он ничего для него не значил. Он провозгласил, что “у пролетариев нет отечества” и что капитализм стирает национальные отличия. Вместо того, чтобы постичь притяжение патриотизма, традиции, культуры или идентичности, он счел их простыми идеологическими надстройками, которые правящий класс использует для удержания власти, иллюзиями, которые другие отвергнут так же легко, как он отверг их. Не имея представления о подлинных рабочих, Маркс дегуманизировал их и превратил их в свои инструменты, предназначенные для устранения правителей, которые преследуют вождей и мстителей человечества: революционных еврейских интеллектуалов, подобных ему самому.

С тем циническим и печальным отчуждением, которое было их торговой маркой, марксистские еврейские интеллектуалы, отринувшие религию и национальность сильнее, чем кто-либо в Европе, рассматривали свой личный опыт в качестве доказательства того, что культура была не живым организмом, растущим из истории, но искусственным растением, воткнутым в грязь. Но огромное большинство, как бы критически и реформаторски оно ни было настроено, было вовсе не так готово дезертировать и объявить капут своей идентичности и своему мироощущению. Ослепленные своей идеологией, еврейские радикалы рассматривали все остальные идеи – но только не свои собственные – как продукты ложного сознания, порождаемого положением их авторов в обществе. В конце концов, только евреи – а не немцкие рабочие – стояли как группа вне рамок немецкой истории и культуры. Соответственно, для них общество выглядело обманом, бюрократической маской террора, банальной буржуазной жизнью, прикрывающей творимое за кулисами насилие и смерть.

Живя в обществе, не выражающем их глубочайшее “Я”, ассимилирующиеся евреи были склонны считать его внутренне, по природе отчуждающим. Поскольку они неявно были принуждены войти в новую культуру, их новое положение казалось им не свободой, а формой рабства. Выбор, потому, был иллюзией. Можно исповедовать любую религию, говорили Адорно и Хоркхаймер, потому что все религии пусты. Как бы они ни пытались бежать своего происхождения, еврейские левые были его продуктом.

Побеги иной традиции, ассимилирующиеся евреи были только временной фазой между двумя системами социальных (и национальных) воззрений. Левые евреи воспевали себя как универсалистов, но их поведение и взгляды были образованы узкочастной ситуацией – конкретным процессом ассимиляции, представлявшим особый род отчуждения.

. . . . .

(Ответить) (Уровень выше)


[info]oboguev@lj
2007-05-01 19:38 (ссылка)
. . . . .

Они кляли общество за изоляцию, которая на самом деле коренилась в их личной ситуации. Вошедшие из-за своей идентичности в конфликт с государством, они думали, это значит, что государство должно быть переделано; искусственно удерживаемые внизу, сочли что все классовые деления искусственны; отвергнувшие свой народ, думали что все хотят подражать им. В конечном счете, еврейские радикалы оказались трагическими фигурами, провозглашавшими право направлять человечество, в то время как они не обладали элементарным пониманием самих себя. Их благие намерения часто вели людей к катастрофе; они были героями – но плохого дела. Для евреев, революционный ассимиляционизм оказался подводным рифом, курсом, который будто бы указывал на спасительную гавань, но вместо того привел корабль к краху.

Barry Rubin (http://meria.idc.ac.il/br/barry-rubin.html), “Assimilation and its Discontents”, Random House, 1995

(Ответить) (Уровень выше)


[info]oboguev@lj
2007-05-01 19:40 (ссылка)
Ну и, наконец, если бы Вы дали себе труд хоть немного размышлять, Вас могло бы навести на некоторые мысли то обстоятельство, что весь марксизм уже по существу содержится в одной из первых работ Маркса, озаглавленной “К ***му вопросу”.

Cлово на место звёздочек предлагаю подставить самостоятельными усилиями, в меру ваших познаний теории борьбы пролетариата.

(Ответить) (Уровень выше)


(Читать комментарии) -