о тридцати тысячах и тридцати
Юлия Латынина недавно рассказала:
То, что тут [в Восточной Пруссии] вообще творится, просто жутко. Трудно назвать это геноцидом, но это вот было то, благодаря чему все немецкое население или убежало оттуда, а то, которое убежало, то исчезло. Как оно исчезло, тоже понятно из документов, собранных Солониным, приведенных Солониным, потому что вот, простой пример – городишко Штригау. До войны в нем жило 20 тысяч человек, во время войны в нем оказалось к 45-му году около 30 тысяч беженцев, а 13 февраля его занимают войска Первого Украинского фронта. А когда в ходе немецкого контрнаступления Штригау освобождают, то обнаруживается в городе 30, еще раз: 30 живых жителей – было 30 тысяч, обнаружилось 30. Что случилось с теми, кто не обнаружился живым? Ну, кто-то успел сбежать – понятно. Цитирую: «На диване лежит частично обнаженная женщина, 2 выстрела в рот. Труп застреленной пожилой женщины с обнаженной нижней частью тела […]». И это было по всей Восточной Германии.

Из этого отрывка слушатель «Эха Москвы» был вправе сделать вполне однозначный вывод: Советская Армия убила в Штригау несколько (если не десятки) тысяч человек. Логику радиоведущей трудно истолковать иначе: было 30 тысяч, осталось 30, кто-то успел сбежать. Значит, остальных убили.

Удивительно, но у Марка Солонина написано не совсем это:
До войны в Штригау жило порядка 17-20 тыс. человек, к началу февраля 1945 г. поток беженцев увеличил население городка до 30 тыс. (хотя точных цифр, разумеется, сегодня не сможет назвать никто).
13 февраля 1945 г. войска 1-го Украинского фронта заняли Штригау. Четыре недели спустя городок снова оказался в немецких руках в результате одной из последних попыток вермахта перейти в контрнаступление. В Штригау немецкие войска обнаружили 30 (тридцать) живых жителей и порядка двух сотен неубранных трупов. Предположительно, 13-15 тыс. человек бежало из города до занятия его советскими войсками, остальные были изгнаны из своих домов, частично - отправлены на принудительные работы в СССР […].
Сотрудники немецкой криминальной полиции и члены похоронных команд в своих письменных отчетах описали то, что предстало их глазам в опустевшем городе. Два немецких историка ("неофашисты", в терминах товарища Ржешевского) Мартин Бояновски и Эрих Босдорф опубликовали эти свидетельства в своей книге «Штригау. Судьба одного силезского города», которую Научная комиссия Федерального правительства Германии по изучению истории изгнания привлекла в качестве документального материала.

Здесь арифметика явно отличается от латынинской. Было 30 тысяч, 13-15 тысяч бежало до прихода Советской Армии, 200 человек были найдены убитыми, кого-то отправили на принудительные работы в СССР, остальных – изгнали из своих домов. Описание Солонина, в принципе, соответствует действительности, но загадочное выражение «изгнали из своих домов» каждым читателем трактуется по-своему, а чудовищная пропорция "тридцать тысяч к тридцати" остается в памяти (и даже ретранслируется, как демонстрирует пример Латыниной).

Марк Солонин ссылается здесь на книгу "немецких историков" Бояновски и Босдорфа, что не совсем верно. Данные, на самом деле он взял из переведенной в 2006 г. на русский язык книги Г.Беддекера "Горе побежденным: Беженцы III Рейха", а уже Беддекер, в свою очередь, из Бояновски/Босдорфа. От себя Солонин добавляет, что авторы – историки (у Беддекера этого нет) и предполагает, что его российские коллеги окрестят их неофашистами. Нельзя сказать, что оба утверждения абсолютно бесспорны. Бояновски преподавал до войны в гимназии Штригау, Босдорф, судя по названию диссертации 1908 г. "История возникновения «Джозефа Эндрьюса» Филдинга" был скорее литературоведом. Неофашистами же они не могут быть названы хотя бы в силу возраста: уже во время войны они были пожилыми людьми.
Кроме того, если заглянуть в книгу "Штригау: судьбы одного силезского города", изданную Босдорфом в 1950 г. самиздатом (Selbstverlag Bosdorf) в Брауншвейге, то выяснится, что Мартин Бояновски написал лишь вступление, посвященное истории Штригау до 20 века. Глава о военном и послевоенном Штригау целиком принадлежит перу Босдорфа. Непонятно, почему педантичный Беддекер указал авторство не совсем корректно. Солонин и другие последователи тут не виноваты, они просто переписывали Беддекера, не подозревая, что он подложил им собаку.

Я взял в библиотеке книгу Босдорфа и могу теперь объяснить Юлии Латыниной и другим интересующимся, куда делись из города тысячи мирных жителей. Дело в том, что в 20-х числах февраля 1945 г., когда стало ясно, что наступление Советской Армии на этом направлении захлебнулось, более того, высока вероятность контрнаступления немцев, советское командование приказало жителям города собраться в городской школе. Затем они были построены в колонну, выведены на 15-20 километров за линию фронта (в качестве ориентиров у Босдорфа упоминаются Яришау (Ярошов) и Барцдорф (Бартошовек) и "предоставлены там своей судьбе". Как показало время, эвакуация была оправданной мерой, так как в начале марта во время немецкого контрнаступления в городе 2-3 дня шли жестокие бои. Те 25-30 человек, которые остались в Штригау и которых нашли немецкие войска, либо не подчинились приказу об эвакуации, либо в силу ограниченной подвижности не могли ему следовать.
Кроме того, немцы в марте обнаружили 148 гражданских жертв, через неделю это число возросло до 167, затем с учетом февральских могил его округлили до 200. От 800 до 1000 человек по данным Босдорфа было угнано на принудительные работы в Советский Союз.

Даже если все остальные ужасные подробности, приведенные Босдорфом (о них чуть ниже), а затем процитированные Беддекером/Солониным и соответствуют действительности, мне кажется очень важным подчеркнуть, что никакого массового истребления гражданского населения в городе Штригау не было, а Юлия Латынина либо невнимательно прочитала текст Марка Солонина, либо неправильно его истолковала. Мне бы очень хотелось, чтобы ужасная пропорция 30000 к 30, прозвучавшая в прямом радийном эфире, точно в таком же прямом эфире была бы ею опровергнута или объяснена. Я уверен, что мужественный журналист Юлия Латынина найдет в себе силы признать свою ошибку публично.

В 1939 г. в Штригау проживало 16000 жителей. На начало февраля 1945 г. к ним, по утверждению Босдорфа, добавилось 15000 беженцев. Отцы города и партийные лидеры не давали разрешения на эвакуацию. Даже когда советские танки оказались в нескольких километрах от Штригау, они утверждали, что город надежно защищен, и клеймили паникеров. Реально эвакуация началась в последний день перед входом в город советских войск, да и то благодаря тому, что партийные бонзы в этот момент уже бежали сами. Эвакуация была хаотической, Босдорф оценивает число успевших уехать в 11-13 тысяч человек, на основании чего делает вывод, что в городе осталось 15 тысяч. Эта оценка, как и оценка числа беженцев, как и приравнивание числа жителей в 1945-м довоенному населению, очевидно, являются грубыми прикидками. Далее Босдорф пишет, что когда советское командование собрало жителей, чтобы эвакуировать их из города, все горожане разместились в здании школы. Способна школа вместить 15000 человек, хотя бы и на одну ночь? Не уверен.
Прикидкой является и оценка в 800-1000 человек, угнанных на принудительные работы. Босдорф приводит свидетельства трех горожан, на чью долю выпало это испытание, но, понятно, что для достоверной оценки этого недостаточно.
Говоря об убитых гражданских, надо учитывать, что несколько человек погибло, когда немецкие самолеты бомбили Штригау 16 февраля, и еще несколько, когда немецкая артиллерия по ошибке открыла огонь по колонне жителей Штригау, эвакуируемых из города советскими войсками. Тем не менее, если показания свидетелей Босдорфа верны, большая часть из 150 (200) гражданских жертв погибла от руки советских солдат. Подробности насилия и разгула, описанные Босдорфом, действительно ужасны. Сам автор говорит, что судьба Штригау в этом плане сильно отличалась от судьбы соседних городов и городков и объясняет это тем, что советские солдаты нашли на местной винокурне неограниченные запасы алкоголя.
Проблема свидетельств, приведенных Босдорфом, однако, в том, что их практически невозможно верифицировать. Они абсолютно анонимны (к примеру, «из рассказа жителя ул.Ринг, д.23», «из записей продавщицы»), разумеется, отсутствуют и указания на источники/архивы, в которых они хранятся. Даже цитируемый Беддекером/Солониным протокол обнаружения тел погибших является не документом официальной комиссии, а «рассказами заслуживающих доверия свидетелей, которые входили в похоронную команду и готовы в любой момент заверить свои показания под присягой». Так как их показания, по всей видимости, в 1950 г. заверены не были, то сейчас проверить их очень непросто.
Заметим, что ни одно из свидетельств, изданных Босдорфом самиздатом в 1950 г., несколькими годами позже не было включено в многотомный сборник документов «Die Vertreibung der deutschen Bevölkerung aus den Gebieten östlich der Oder-Neiße», подготовленный немецкими историками.
Исследователю, который захочет узнать, что действительно происходило в Штригау в феврале 1945 г. и с этой целью попытается верифицировать данные Босдорфа, придется хорошо поработать в немецких государственных и военных архивах, в архивах силезских союзов изгнанных немцев и в библиотеках периодики.