Войти в систему

Home
    - Создать дневник
    - Написать в дневник
       - Подробный режим

LJ.Rossia.org
    - Новости сайта
    - Общие настройки
    - Sitemap
    - Оплата
    - ljr-fif

Редактировать...
    - Настройки
    - Список друзей
    - Дневник
    - Картинки
    - Пароль
    - Вид дневника

Сообщества

Настроить S2

Помощь
    - Забыли пароль?
    - FAQ
    - Тех. поддержка



Пишет Игорь Петров ([info]labas)
@ 2010-11-09 09:37:00


Previous Entry  Add to memories!  Tell a Friend!  Next Entry
театр особого назначения (1)
После прочтения записи уважаемого [info]idelsong@lj я обнаружил, что подробный рассказ о Радловых есть в автобиографической книге Эриха Франца Зоммера (известного нам по истории об объявлении войны) «Рожденный в Москве». По воле случая Зоммер попал в тот же лагерь Переборы, в который посадили Радловых. Ниже отрывок из книги в моем переводе.
Так как рассказ Зоммера не всегда точен и, что объяснимо, несколько пристрастен, я поискал альтернативные описания тех же событий. О пребывании театра в оккупированном Пятигорске рассказывается в повести Лины Глебовой «Дело Колесникова» («Звезда», 1968) со слов гримера театра Марии Лужской. Имена главных героев Глебова изменила (на самом деле, гримера звали Мария Иванова), но общая канва (с поправкой на идеологические нюансы) вполне документальна.
Ну и наконец, Валерий Гайдабура опубликовал в 1992 г. в журнале «Театр» лагерные письма Радлова, адресованные бывшему парторгу театра Чобуру. Я выбрал из них отрывки, рассказывающие о жизни режиссера в лагере.

Зоммер

[Зоммер рассказывает, что встретил Радлова во время своей первой лагерной прогулки.]
Он повел меня в здание клуба, в котором у него были кабинет и спальня. Не без гордости он показал мне сцену и зрительный зал, скамейки которого были рассчитаны на 200 и более персон. «Здесь у нас театр и для лагерных условий совсем неплохой. Не только пьесы, но и балет, и опера. Конечно, не такой как в Ленинграде, но значительно лучше, чем в Щербакове, в столице нашей области, так сказать. У нас всегда есть зрители из города, но так как не каждый получает propusk, по-немецки – Passierschein – в Германии я хорошо выучил это слово - мы показываем каждую премьеру минимум 2-3 раза в городском театре Щербакова. Это гастроли анонимного театра, наши имена называть запрещено, хотя каждый знает, что у меня был в Ленинграде свой театр. Я показывал там почти исключительно западно-европейский репертуар, классику, но и современные социально-критические пьесы, все что пропускала цензура.

После первой экскурсии мы вернулись в kabinka Радлова, деревянный чуланчик с кроватью и столиком, некоторый уют которому придавали заставленные книгами полки и разрисованный местными художниками настенный ковер с излюбленным лагерным сюжетом - тремя богатырями Васнецова. «Вы, наверное, поражены этой роскошью», - прокомментировал Радлов мой удивленный взгляд, - «что ж, не так уж плохо быть "заслуженным режиссером Советского Союза" Часть книг, которые вы здесь видите, взяты из городской библиотеки. Среди них есть весьма ценные. Вот, к примеру, первое издание Вольтера. В сафьяне с золотым обрезом и с княжеским гербом. Из библиотеки князя Шаховского, который владел поместьями под Рыбинском. А вот и новые издания, в том числе стихи. Вот книга моей жены Анны Дмитриевны, которую ее сестра, известный скульптор Сара Лебедева привезла из Ленинграда во время одного из многочисленных посещений лагеря.»

Я уже знал, что его жена находится в женском лагере по соседству. С некоторой робостью я спросил: «Как часто вам разрешают свидания? Раз в месяц?»
«Вы не поверите. Каждый день. У меня есть постоянный пропуск в женскую зону, в которой у Анны Дмитриевны есть такая же kabinka. Но и она часто посещает меня, присутствует почти на всех репетициях и на всех спектаклях. Работает так сказать, ассистенткой режиссера. Эта привилегия дана мне Москвой. Вы вряд ли знаете о том, что моя жена переводила для моего ленинградского театра Шекспира, Шиллера и некоторых современных авторов с немецкого, английского и французского и также помогала при режиссуре»...

В один из следующих дней я познакомился на репетиции с Анной Дмитриевной. Она все еще выглядела как «grande dame» петербургского общества, в котором она выросла как дочь директора русско-азиатского банка, немца по происхождению... Актеры почти без исключений окружали ее мистическим почитанием. Сам Радлов однажды заметил, что это похоже на языческий культ матери. Мужчины и женщины поверяли ей свои повседневные заботы. Ее мнению, которое порой могло выглядеть как не подлежащий оббжалованию приговор, никто не противоречил.

[Далее подробный рассказ о происхождении Радлова, его театральной деятельности и семейной жизни, которая перед началом войны разладилась]

Радловы не разошлись лишь из-за единственного сына Дмитрия. Именно из-за него Радловы приняли роковое решение вернуться в Россию, так как оба чувствовали себя виноватыми перед оставленным там сыном.

До начала блокады театр Радлова играл в «Пассаже» на Невском проспекте. «Ромео и Джульетта», «Гамлет» и «Отелло» в переводе Анны Дмитриевны по-прежнему имели успех. Когда блокада ужесточилась и снабжение миллионного города нарушилось, Радловы попали в число избранных «деятелей искусства», которых поселили в гостинице «Астория». Вскоре вся труппа была эвакуирована самолетом и доставлена на Северный Кавказ. В Кисловодске [на самом деле, Пятигорске - ИП] Радлов делал все, чтобы сохранить театр и чувствовал себя ответственным за обеспечение артистов хотя бы минимальными средствами к существованию. Через несколько недель немецкие войска прорвали кавказский фронт и заняли когда-то великосветский курорт.

Штаб немецких войск всячески подчеркивал свое расположение к Радлову, снабдил его и его труппу привилегированными документами. К огромному изумлению Радлова вскоре после появления немцев его посетил ординарец фельдмаршала фон Клейста и передал приглашение отужинать в офицерском клубе, корзинку с различными деликатесами и спиртным, и огромный букет цветов для Анны Дмитриевны. Как фельдмаршал, так и генерал Шмаленбах [видимо, оговорка, возможно, Штубенраух - ИП] были очень рады знающему немецкий собеседнику и его элегантной жене, приодевшейся на едва возникшем свободном рынке. В кратчайшее время предприимчивые армяне создали в Кисловодске «экономическое чудо» благодаря меновой торговле и продаже припрятанных до того товаров. Упоминание о Радлове, как выяснилось, содержалось в телеграмме из Берлина, так как один из кузенов режиссера был начальником отдела в геббельсовском министерстве пропаганды и потому всегда получал информацию из первых рук.

Когда в Кисловодске появилось гестапо, начались доносы. Для немецких солдат театр играл помимо прочего пьесу «Эмилия Галотти» на русском языке, но с немецким пояснением перед каждым актом. В главной роли блистала Лена Якобсон. Доносчик сообщил гестапо, что она полуеврейка и любовница режиссера. Анну Дмитриевну вызвали на допрос и поставили перед фактом. В характерной для нее манере она подавила любые эмоции и подтвердила, что ей известно как одно, так и другое, но она относится к этому спокойно. Радлову удалось добиться, что в документах имя Якобсон было заменено на звучащее на датский манер «Якобсен» и тем самым «аризировано».

Когда войска покидали Кавказ, труппу Радлова эвакуировали сначала в Днепропетровск [на самом деле, в Запорожье - ИП]. И там театр месяцами давал представления для местных жителей и немецких солдат. Постепенно расширялся немецкоязычный репертуар, вводились комические сценки и одноактные пьесы на немецком. Я напомнил Радлову, с чего начался русский театр: в 1672 г. пастор Грегори из немецкой слободы со своими учениками показывал на царском дворе немецкие пьесы с русскими вставками.

До того, как Днепропетровск был взят советскими войсками, театр переправили в Берлин, где в «Колумбусхаус» на Потсдамерплац он давал спектакли для остарбайтеров. В Берлине Радлов возобновил знакомства с Абендротом, Кнаппертбушем, Ольгой Чеховой и многими другими актерами и режиссерами, с некоторыми из которых он общался еще в дореволюционном Петербурге. Кузену Радлова в министерстве пропаганды удалось добиться для труппы некоторых поблажек. В 1944 году, когда соединения власовской добровольческой армии были направлены на западный фронт, театр получил задание обслуживать войска во Франции.

Высадка союзников застала радловский театр в Ницце. Ни французы, ни англичане, ни американцы не обвиняли труппу в добровольном сотрудничестве с немцами. Сергею Радлову поступали предложения заняться режиссурой в Англии или в США. Один голливудский агент обнаружил, что Анна Дмитриевна прекрасно подходит под дефицитный типаж европейской «grande dame» и манил несусветными гонорарами.

Радловы, однако, отказались от всех заманчивых предложений и доверились советским обещаниям, согласно которым добровольных возвращенцев, которые не по своей воле сотрудничали с немцами, не ждет наказание. Они отправились в Париж по приглашению советского посла Богомолова, который уверял, что «отечество простит вам неполитическое сотрудничество с врагом». Мол, после страданий и лишений военного времени в Советском Союзе очень нужны квалифицированные творческие кадры. Труппа не может, конечно, рассчитывать на Москву или Ленинград, но сможет выбрать любой другой город. Радловы начали готовиться к возвращению. Анна Дмитриевна использовала пребывание в Париже для обновления гаредроба, и еще до окончания войны они отправились на самолете назад в Совесткий Союз. Когда самолет приземлился на ходынском аэродроме, им объяснили, что для них будет подан специальный лимузин, поэтому надо подождать, пока самолет покинут остальные пассажиры – большей частью военные. После долгого ожидания возвращенцев отвели на дальнюю стоянку, где оказалось, что роль лимузина сыграет печально известный «черный воронок». В зарешеченной машине их повезли по ночным московским улицам в здание НКВД на Лубянке, т.е. площади Дзержинского. Здесь супругов разлучили и подвергли стандартной процедуре досмотра, который для Анны Дмитриевны длился особенно долго. Женский персонал тюрьмы увлеченно ощупывал каждую деталь туалета и поражался «парижскому шику». Barynja с отвращением подписала протокол, который свел содержимое ее чемоданов к минимума. Но ей пообещали, что после освобождения вещи ей возвратят.

Для супругов Радловых начались полгода непрерывных допросов, на которых использовались все мажорные и минорные регистры. Угрозы сменялись обещаниями, наконец, был вынесен приговор: за сотрудничество с фашистским врагом десять лет воспитательно-трудовых лагерей. Единственным знаком милости было то, что Радловым предоставили возможность самим выбрать лагерь в европейской части страны и что их не стали разлучать. Так как сестра Анны Дмитриевны Сара Лебедева - скульптор, отмеченная высшими государственными наградами – жила в Москве, их выбор пал на Переборы, пересыльный лагерь, расположенный на берегу Московского водохранилища неподалеку от Рыбинска. По этапу Радловых доставили сначала в Вологду. Как и я годом позже, Сергей Эрнестович провел некоторое время в башне Ивана Грозного в Вологде. Как большой «артист» он был особенно «почитаем» уголовниками, ему пришлось выдумывать криминальные истории и даже демонстрировать технику степа. Та же судьба ждала и Анну Дмитриевну. Воровки и проститутки сначала заинтересовались вещами, оставшимися в чемодане. Но когда надзирательницы рассказали, что с ними сидит известная писательница и «настоящая дама из бывших», ей вернули все отобранное с неловкими извинениями. И ей пришлось играть роль западной Шехерезады. Даже ее фантазии не всегда хватало, чтобы рассказать о чудесах Западной Европы.

В Переборах супруги, наконец, воссоединились, пусть и в разных лагерях, но с propusk для посещений друг друга. Лагерное начальство поручило Сергею Эрнестовичу создать театральную труппу, которая анонимно и под охраной могла бы давать гастроли в близлежащем Рыбинске. Ядро театра уже имелось, так как в мужском и женском лагерях сидела дюжина актеров из Твери, которые были обвинены в сотрудничестве с врагом во время оккупации. Радлову позволили набирать подходящих актеров. Он использовал эту возможность, чтобы получить музыкантов, оперных певцов и танцовщиков балета для своего театра. Начальство хотело, чтобы в репертуаре были музыка, оепра и танцы. Дело в том, что в Рыбинске (Щербакове) тогда не было собственной труппы, поэтому при выступлении пусть анонимных, но талантливых исполнителей городской театр заполнялся до отказа. На афишах и в программках не называлось ни единого имени, ни режиссера, ни исполнителей ролей. Но имена вскоре стали общеизвестны, не в последнюю очередь благодаря конвойным, которые в обмен на деньги или сигареты охотно распускали языки.

Репертуар был срезом русской классики, тон задавал Александр Островский. Особенно мелодрама «Без вины виноватые» была за свое название и сентиментальное содержание любима артистами и публикой. Полагающимся по статусу успехом пользовались и советские драматурги. «Русский вопрос» Константина Симонова был предназначен для того, чтобы посреди холодной войны показать «другую, лучшую Америку» и пробудить иллюзию, что за «прогрессивными силами» стоят широкие народные массы, способные взять верх над реакционерами. Гвоздем программы в Рыбинске стала «Тетка Чарли». С немногими профессиональными певцами и музыкально-одаренными актерами Радлов отважился ставить камерные оперы – «Алеко», «Моцарт и Сальери», «Скупой рыцарь», но и от балета – который когда-то принес ему успех в Петербурге – он не хотел отказываться. Бывшему партнеру Галины Улановой Михаилу Дудко удалось привить актерам основы хореографии. Были поставлены «Бахчисарайский фонтан», «Кавказский пленник» и даже «Эсмеральда» - балеты в которых большую роль играет фольклор и не нужно демонстрировать вершины танцевального искусства. Дудко, мой сосед по нарам, представлял из себя тип интеллектуального танцора, который покорял публику элегантностью движений, а не темпераментом. Уже внешне он напоминал скорее ученого – и в лагере вел себя достойно и осмотрительно, обдумывал каждый шаг и отстранялся от любой вульгарности. В отличие от многих актеров, которые не сильны в интеллектуальном плане, Дудко был весьма начитан, красиво изъяснялся и интерпретировал танец как «освобождение от пошлости повседневности». В начале войны в июне 1941-го Дудко, как и знаменитый тенор бывшей мариинской оперы Николай Печковский, находились на летних дачах у Финского залива. Западную Европу Дудко знал лишь по книгам, но в старой петербургской традиции ценил немцев как культурную нацию, которой Россия за многое должна быть признательна. После занятия немцами Гатчины Дудко обратился к коменданту города, который по случаю оказался знатоком балета и предложил ему должность хореографа в Ревеле, так как у него были хорошие связи с тамошним театром. После отступления немцев Дудко оказался в Берлине, затем в Тюрингии, где его и нагнали советские войска. Как предателя Родины его быстро приговорили к заключению в лагерь. Дудко не жаловался на судьбу: «Когда ты был успешным танцором и миновал свой зенит, по ту сторону колючей проволоки тебе остается лишь разочарованное созерцание. А то, что я дальше могу творить, пусть и в лагере, продлевает счастливую мечту танцора, в движении ощущать свободу, пусть и всего лишь в полуметре над полом.» Дудко был очень признателен Радлову. Сергей Эрнестович поставил не только оперы «Дальний звон» Шрекера, «Любовь к трем апельсинам» Прокофьева и «Воццек» Альбана Берга, но и балеты Асафьева «Бахчисарайский фонтан» и «Пламя Парижа». Голос Дудко как «петербуржца» был в коллективе почти столь же значим, как и голос Радлова. От повседневных интрижек труппы он дистанцировался, но часто гасил конфликты ненавязчивым советом и дипломатическим посредничеством.

Театр Радлова существовал в Переборах до пятидесятых годов. В 1949-м умерла Анна Дмитриевна, ее похоронили в Рыбинске. Памятник на могилу изготовила ее сестра Сара. Сергей Эрнестович освободился в 1953-м, затем он руководил русским театром в Даугавпилсе, а с 1958-го в Риге, которую русские называли «наша заграница».

[С.Э. Радлов умер в Риге 27 октября 1958 г.]
окончание


(Добавить комментарий)


[info]n_da@lj
2010-11-18 22:59 (ссылка)
А вот меня как раз очень интересует то, что у Вас отмечено, как "далее подробный рассказ о происхождении Радлова, его театральной деятельности и семейной жизни, которая перед началом войны разладилась".

Может быть, Вы будете так добры, что ссылку на книгу дадите? Или хотя бы сообщите, сколько там страниц отводится на это "далее"?

(Ответить) (Ветвь дискуссии)


[info]labas@lj
2010-11-19 06:09 (ссылка)
Тут я немного слукавил, потому что предыдущую страницу я из гугльбукса вытащить не смог, а то бы я ее перевел. Страницы, на которых описывается детство, юность и начало театральной карьеры Радлова из гугльбукса вытащить можно (нужен навык см. здесь)

Ссылка на книгу - вот (http://books.google.com/books?ei=tD7mTPLSLsvwsgbAr9TDCw&ct=result&id=BvPiAAAAMAAJ&dq=sommer+geboren+in+moskau&q=radloff#search_anchor).

(Ответить) (Уровень выше)