Войти в систему

Home
    - Создать дневник
    - Написать в дневник
       - Подробный режим

LJ.Rossia.org
    - Новости сайта
    - Общие настройки
    - Sitemap
    - Оплата
    - ljr-fif

Редактировать...
    - Настройки
    - Список друзей
    - Дневник
    - Картинки
    - Пароль
    - Вид дневника

Сообщества

Настроить S2

Помощь
    - Забыли пароль?
    - FAQ
    - Тех. поддержка



Пишет Игорь Петров ([info]labas)
@ 2011-01-07 21:51:00


Previous Entry  Add to memories!  Tell a Friend!  Next Entry
нежная жизни игра
Сайт "Век перевода" рассказывает о нем так:
ЕВГЕНИЙ САДОВСКИЙ
1911, Мариуполь – 1942, в бою под Смоленском

“Поэтов, погибших на Великой Отечественной”; у нас издан не один том, а вот существование такого же поколения поэтов-переводчиков осталось незамеченным. К нему принадлежал Евгений Садовский, переводивший Гельдерлина и Рильке: роман Гельдерлина “Гиперион” был с трудом издан в переводе Садовского лишь в 1969 году, а пять тысяч строк того же автора по сей день лежат в архиве наследников. Два десятка переводов из Рильке сохранились в фонде журнала “Октябрь” в РГАЛИ, напечатать пока что удалось лишь один из “Сонетов к Орфею”.

В 1943 году немецкий поэт-коммунист Иоганнес Бехер описал его смерть в своей статье "Eine Betrachtung über Kunst im Krieg" ("Размышление об искусстве на войне"):
... в штаб немецкой дивизии был доставлен тяжело раненый русский, в кармане гимнастерки которого обнаружился томик Гельдерлина на немецком языке. В ходе короткого допроса выяснилось, что тяжелораненый - переводчик стихов Гельдерлина на русский. Вскоре после допроса он умер... Наверное, символично, что день его смерти - 7 июня этого года - одновременно столетие со дня смерти Гельдерлина. Этот русский погиб за свою родину, но одновременно и за Германию Гельдерлина.

В 1976 году вышел в свет сборник "Строка, оборванная пулей: Московские писатели, павшие на фронтах Великой Отечественной войны". Среди известных имен - Евгения Петрова, Захара Хацревина, Аркадия Гайдара - в нем нашлось место и Садовскому.
О нем вспоминают жена Е.Садовская:
Час войны застал Женю Садовского (Евгений Иванович родился в Мариуполе 30 августа 1911 года) за переводом стихов классика немецкой поэзии Фридриха Гельдерлина (семь тысяч строк были им уже переведены и готовились к печтаи)... Дома в Москве Женю ждала повестка из райвоенкомата.
Воинский эшелон. Женя неузнаваем в военном обмундировании. Провожаем его вдвоем - я и ближайший его друг Кирилл Станюкович... Шутим, смеемся. До нас еще не сразу доходит трагическая серьезность момента. Мы не понимаем еще, что такое война. Мы надеемся на скорую победу малой кровью, скорое возвращение домой. к делам, планам...
Находясь в личной переписке с Генрихом Манном. по просьбе романиста Женя приступил к переводу романа "Зрелость короля Генриха IV" ("Юность короля Генриха IV" была уже напечатана в журнале "Иностранная литература" и вышла отдельным изданием в Женином переводе. "Лирика" и "Избранное" Иоганнеса Бехера тоже были опубликованы в Жениных переводах. С И. Бехером Женя встречался часто, мы дружили домами и вместе отдыхали)...
Женя служил и другой музе - математике. Уходя на фронт, он был студентом 5-го курса физико-математического факультета МГУ. Хочу процитировать несколько слов из письма Кирилла Станюковича:
"Это был изумительно одаренный и начитанный человек в области философии, логики, эстетики, литературы, музыки, искусства вообще. В МГУ он был круглым отличником в лучшем смысле этого слова..."
Женя был еще и шахматистом и занял первое место на турнире в г.Киеве, защищая шахматную честь московских писателей.
Женя - сугубо штатский человек - попал в самое пекло войны, но и в этих трагических обстоятельствах он не терял присутствия духа, достоинства человека и уверенности в неминуемой победе.

и Вильгельм Левик, напечатавший за несколько лет до того статью о друге в "Литературной газете":
С тех пор прошло тридцать четыре года, но я и сейчас помню этого остроумного, веселого паренька, в ту пору студента физико-математического факультета. Ростом чуть выше среднего, с мягким рыжеватым оттенком волос и розовой как у всех рыжеволосых кожей, с близорукими серыми глазами за стеклами очков, он умел как-то сразу расположить к себе, а вскорости и заставить себя полюбить.
Мы познакомились как переводчики. Женя оказался редактором книги, в которой я принимал участие...
Сам он одержим был в те годы мыслью дать русскому читателю перевод избранных произведений Гельдерлина... Достойное завершение такого труда требовало многих и многих лет работы. Но Женю это не пугало. отвага и упорство были его отличительными чертами. Впоследствии это было доказано его поведением на фронте.
Как литератор, Женя обладал широким диапазоном. Он был переводчиком не только поэзии, но и прозы. Не только переводчиком, но и талантливым эссеистом...
Но блистал он не только литературными способностями. Он был и отличный математик. Впоследствии, один из наших крупных ученых, работая над теорией гравитации, рассказывал мне, что он частично использовал неоконченные записки Жени...
Когда разразилась война, он в первый же день ушел на фронт. В армии, говорят, он остался таким же, каким был всегда: человеком благородной души и большого мужества. В последний раз его видели на Смоленщине, когда ночью, полуодетый, он во время внезапной атаки фашистов выбегал из горящего дома. Атаку отбили... В его полевой сумке нашли солдатский аттестат, неоконченное письмо к жене и все тот же неизменный томик Гельдерлина...

Орджоникидзеград, 1 августа 1943 г.
Биография
литработника и переводчика русской газеты "Речь" (прежде Орел, сейчас Орджоникидзеград-Смоленск при PzPK 693)
Евгения Садовского.
Политически и культурно весьма подкованный, интеллигентный молодой русский гуманитарий, который в январе 1942 г. перебежал с советского фронта на немецкую сторону как убежденный поклонник немецкого образа жизни и немецкой культуры и как ненавистник большевистского подхода к культуре.
---
Я родился 30 августа 1911 года в Мариуполе на Азовском море (Украина) в русской семье. Там я жил и учился в школе до моего 17-летия. В 1926 г. я переселился в Москву, в 1932 г. закончил немецкое отделение факультета литературного перевода института новых языков. Склонность к изучению иностранных языков была у меня с юных лет, в институте моя тяга к немецкой духовности, особенно к литературе, была удовлетворена. Я получил образование переводчика литературы, прежде всего с немецкого, хотя у меня есть и некоторые знания английского и - по месту рождения - украинского.

В 1933 г. я занялся практической литературной деятельностью. По воле счастливого случая мне удалось получить большой заказ издательства "Academia", тогда самого большого издательства классической литературы, которое помимо прочего планировало издать на русском Гельдерлина. Только со временем я понял действительный масштаб работы, которую я на себя взвалил и которую взялся было выполнить за год. Лишь через шесть лет, в 1939-м, я сдал рукопись перевода в московское издательство, которое переняло к тому времени функции распущенного "Academia". За эти годы интерес советской литературной общественности к изданию Гельдерлина естественным образом угас, поэтому у моей рукописи не было особых шансов увидеть свет, что мне, однако, не помешало довести работу до конца. В тяжелой культурно-политической обстановке перед войной мои надежды на публикацию перевода были бесплодны.

Через два с половиной месяца после начала войны я был призван в Красную Армию. До этого времени - в силу моего не слишком крепкого телосложения и серьезных проблем со зрением - я никогда не служил в армии и не был комиссован лишь из-за моего знания языков. Поэтому я был назначен в штаб полка переводчиком в звании техник-интендант первого класса (соответствует старшему лейтенанту). В этой должности я оставался до перехода на немецкую сторону (25 января 1942 г.) Затем я был направлен в Орел, где с 19 февраля 1942 г. работал в редакции издаваемой ротой пропаганды 693 русской газеты "Речь". В газете моя деятельность носит главным образом переводческий характер, на мне лежит все обеспечение газеты переводами. Сейчас я нахожусь с ротой пропаганды 693 и редакцией "Речи" в Орджоникидзеграде под Брянском.

В общественно-политической жизни Советского Союза я вследствие моих политических воззрений никогда не принимал участия. Также я никогда не был членом коммунистической партии и ее молодежных организаций. Единственная организация, к которой я принадлежал - так называемый "Союз советских писателей", который имеет скорее литературный характер и в который я вступил из-за моей работы над Гельдерлином.

На основании этой характеристики в 1943-м году Евгений Садовский был принят на работу в оперштаб Розенберга и - подобно другим сотрудникам - начал трудиться над разработками о жизни в Советском Союзе. Впрочем - виной тому основательность подхода или болезнь - в то время как коллеги выдавали десятки разработок, Садовский ограничился двумя-тремя. Вот отзыв на одну из них, написанный 7 октября 1943-го:
Садовский. "Betrachtungen zur politischen Lage des russischen Volkes" ("Размышления о политическом положении русского народа")
Эта работа стоит в ряду схожих работ - 1) Высказывания активного пропагандиста. 2) Филистинский "О методах и формах" - которые большей частью подготовлены в ГРГ Центр и обсуждают ситуацию на оккупированных территориях. С работами могут быть конфиденциально ознакомлены отдельные компетентные ведомства. Хотя в этих работах содержатся важные психологические и общие советы, более широкое использование их невозможно. В будущем подобные работы могут приниматься, если они вдруг окажутся в нашем распоряжении. Специальный заказ на написание подобных работ по известным причинам не допустим.

Тем не менее оперштаб считал Садовского ценным сотрудником и - когда в 1944-м эвакуировали Минск - переводчик Гельдерлина попал в число немногих избранных, которых вывезли в Рацибуж - в этом силезском городке оперштаб провел последние военные месяцы. Вначале не обошлось без скандала:
Вечером 8.7. кружным путем, т.к. прямое сообщение было нарушено прибыли 16 русских (в т.ч. проф. Сошальский) под началом Садовского. В этот поздний час было невероятно сложно найти русским ночлег. По соглашению, они должны были отправиться в лагерь Бирау. Господин Садовский повел себя очень высокомерно, отказался ехать в лагерь, требовал предоставить ему отдельную комнату и тому подобное. Он утверждал. что ему это обещали. Лишь после многократного заверения, что размещение в лагере - временная мера, Садовский успокоился... Уже перед самым отъездом в лагерь Садовский снова начал возражать и потребовал особого к себе отношения. Когда он дошел до утверждения, что мы в нашем общежитии в монастыре могли бы уплотниться, чтобы пустить русских, я весьма энергично поставил его на место.

К ноябрю из 16 русских в ведении оперштаба остались лишь двое, и одним из них был - несмотря на июльские распри - Садовский. Наконец, 30-м ноября датируется последний документ оперштаба, в котором он упоминается:
На последнем совещании... был задан вопрос не может ли русский сотрудник Садовский быть использован для работы в Welt-Dienst и когда он освободится. Садовский закончил сегодня крупную работу и может быть использован немедленно. Если невозможно немедленно отправить его в Швальбах, я прошу проверить, нельзя ли прислать задание сюда.

Welt-Dienst, издаваемая на нескольких европейских языках газета, была отделением т.н. "Института изучения еврейского вопроса", розенберговского учреждения во Франкфурте. Так, медленно растворяясь в послевоенном тумане американской зоны оккупации, Евгений Садовский должен был покинуть эту историю. Но...

По техническим причинам информацию для второй половины рассказа я собрал раньше, чем взял в библиотеке книгу "Строка, оборванная пулей". И когда я прочитал в воспоминаниях жены, что Садовский был не только литератором, но математиком и шахматистом, у меня в голове что-то щелкнуло. Была, была там какая-то зацепка, которую я поначалу отбросил как нерелевантную... Долго искать не пришлось:

Bulletin of the American Mathematical Society, 1964: Sadowski, Eugene, University of Miami.
Chess life & review, 1976: Sadowski Eugene

И наконец:
Eugene Sadowski, from Bedford, TX, died in August 1987. Born on August 30, 1911, he was a member of the Society for 23 years.


(Читать комментарии) - (Добавить комментарий)

Re: Все в нашу копилку
[info]emr37@lj
2011-01-21 19:49 (ссылка)
Г-н Витковский, Вы пишите в статье о Садовском в "Веке перевода", что его перевод из Генриха Манна был оклеветан. Но г-н Петров в своем дополнении цитирует статью из "Нового мира" 1958 г., где перевод обильно цитируется, и это действительно странный русский язык. В чем здесь состоит клевета? Или цитаты неверны?

Благодарю за разъяснение.

(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)

Re: Все в нашу копилку
[info]witkowsky@lj
2011-01-21 20:10 (ссылка)
Читайте внимательней все вышесказанное. Это русский язык второй половины 30-х, язык Джамбула и словаря Ушакова: тогда действительно "сидели в польтах" и "думали на него". Кстати, если взять уже дважды изданный (1969, ХЛ и 1988, ЛП, Наука) "Гиперион" Гельдерлина, сделанный для Academia, так там - благородный русский язык. Поработали бы Вы с советскими издательствами: в каждом были свои нормы, и что запрещалось в "Молодой гвардии", спокойно проходило в "Радуге" (или увечилось на третий манер в ХЛ).
Так что, видимо, до четверти текста в Генрихе Манне - это редактор, потому как Госиздат и превратился поздней в ХЛ.
А оклеветан - безусловно. Двум переводчицам захотелось перевести ту книгу, которая у них была. Но имелся старый (бесплатный!) перевод. Это мешало.
И пустили в дело испытанный прием: объявили, что перевод устарел.
Он и впрямь устарел. Только издавать Генриха Манна всерьез - все одно что Фадеева.
Гельдерлин Садовского почему-то не устарел. Почему?
Это была ACADEMIA. В чьем архиве по сей день сотни неизданныъх книг пылятся. Восьмитомный Шекспир, к примеру, из которого в печать почти ничего не попало.

Откуда взялся "Гиперион", если архив ACADEMIA был наглухо закрыт до 1988 года?
Копия перевода лежала дома у Александра Дейча. Знавшего предмет заметно лучше, чем господа из "Нового мира".

Я ведь не только историк перевода, я сам германист и с немецкого всю жизнь перевожу. Издательскую кухню выучил назубок: с 1970 года.

(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)

Re: Все в нашу копилку
[info]emr37@lj
2011-01-22 12:16 (ссылка)
Спасибо за ответ. Все-таки это не очень убедительно, и, кроме как в имитации простонародной речи, я не встречал в литературе того времени ""сидели в польтах" и "думали на него"". А что плохого в словаре Ушакова? Про "пальто" (сейчас посмотрел) - там просто сказано, что это вид одежды, без примеров склонения, которые для других слов часто приводятся.

А где можно почитать Ваши сочинения по истории перевода - они есть в интернете? Если Вас не затруднит - какого Вы мнения о пастернаковских переводах Шекспира? Читая недавно с друзьями "Ромео и Джульетту" и сравнивая оригинал с переводом, мы нашли, что перевод неадекватен, меняется количество строк, а иногда и смысл; порой было впечатленние, что переводчик был несерьезен. Такого впечатления не осталось от чтения "Гамлета" и сравнения с переводами Пастернака и Лозинского. При этом первый был, как правило, более поэтичен, тогда как второй почти всегда точен. Сам Пастернак писал, что "потребность театров и читателей в простых, легко читающихся переводах велика и никогда не прекращается. Каждый переводивший льстит себя надеждой, что именно он ближе других пошел этой потребности навстречу. Я не избег общей участи". Мне как-то не кажется, что обозначенный им критерий правилен. Ваше мнение? Спасибо.

(Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)

Re: Все в нашу копилку
[info]witkowsky@lj
2011-01-22 14:56 (ссылка)
По пунктам:
"сидели в польтах" - это из Андрея Белого.
Словарь Ушакова зафиксировал лексику 1920-х годов. Она была и ее нет. Откройте орфоэпический Аванесова (лучший по времени после Даля и Бодуэна де Куртене) - и сравнивайте. Я слушал лекции Розенталя, общался с Реформатским - и насчет Ушакова это общее мнение. Но как источник речи именно ТОГО времени словарь имеет большую ценность.
Моих сочинений по истории перевода в сети - десятки статей и книга. Пройдите в lib.ru к Мошкову (там книга "Против энтропии", хоть и неисправленная, но есть), на "Город переводчиков" (рубрика "Лицо профессии", к нам на www.vekperevoda.ru, на Викиливр в Канаде (отсылку найдете от статьи обо мне в русской Википедии (можно и от английской) - там Вам надолго чтения хватит. К тому же на "Веке перевода" около тысячи моих небольших статей о каждом переводчике поэзии по отдельности.
О пастернаковском переводе "Ромео и Джульетты": он сделан в эвакуации за месяц, со скоростью 300 строк в день. Это самое малое в пять раз больше "санитарной нормы" чистовой работы (если честно, то в десять). Какие могут быть критерии у оценки такой работы? Черновик, да и только. Или - собственная пьеса Пастернака - как хотите, так считайте.
Насчет "Гамлета" - почти то же самое. В пьесе 4000 строк, меньше, чем за два вечера ее поставить нельзя. А если за один - приходится сокращать. У нас больше 20 переводов "Гамлета" (знаю предмет основательно: я по "Гамлету" английский учил); Лозинский ближе всех, но во многом не понимал сценического подтекста (обращений к залу) - сравните сцену с могильщиком из пятого действия с любым из переводов и увидите: научного подхода к изучению текста ПРЕЖДЕ, чем переводить, нет даже у Лозинского. Да и неизвестно тогда многое было, больше полувека с этих переводов прошло.
В смысле "льстивший себя" - я, наверное, общей участи по большей части избег: почти все, что я перевожу, до меня никто не переводил. Хотя есть и исключения.
Словом, Вы зайдите на "Век перевода", почти все вопросы у Вас отпадут.

(Ответить) (Уровень выше)


(Читать комментарии) -