Заведомая графомания-8
Если в городе, не предназначенном для чудес,
с моста посмотреть не вниз,
в черную воду большой и тяжелой реки,
а вверх,
то можно увидеть, как в небоскребах,
синих, словно летнее небо,
плавают пронзительно-яркие рыбы.
Если сначала молчать, проходя мимо старой купальни,
а потом молчать над водой
Андреевского пруда,
а потом молчать в стеклянной трубе метромоста,
то можно взяться за руки...
То есть, мне кажется, мы смогли бы.

Если начать рассказывать сказку
у котлована на Трубной,
продолжить в игрушечных сретенских переулках
и в таинственных дебрях Покровки,
или если с бульваров,
где неизвестно откуда
вдруг долетает военный оркестр,
нырнуть в проулки
и все время сворачивать влево,
или если вдоль Яузы, выгнувшей все мосты,
уходить от Балчуга, осязая спиной
взгляды мудрых чудовищ Болотной,
то можно счастливо заблудиться
в трех улицах,
знакомых как линии на любимой ладони.

Если начать пить на Девичьем Поле,
или, допустим, в скверике Мандельштама
(и черт с ним с "на самом деле",
мы все равно знаем:
это сквер имени любимого поэта,
а не однофамильца-партфункционера),
продолжить в заповедных кущах Плющихи
и среди жар-птиц Ружейного переулка,
подсвеченных переливающимся через крыши
золотом МИДа,
зажмурившись, нырнуть в неузнаваемый Арбат,
сесть на асфальт под стеной Цоя,
оставить там последние три сигареты
(традиция, хули),
то можно жалеть лишь о том,
что мгновение не остановишь.

А если обо всем этом не вспоминать,
то можно пережить зиму
в городе, не предназначенном для чудес.